"Мы должны быть бдительными в отношении угрозы, которую представляет иранский режим", — заявил на днях госсекретарь США Уоррен Кристофер. Иран, по его мнению, относится к той категории стран, "чье поведение непредсказуемо", ибо "никакой другой режим не использует террор как инструмент своей политики столь систематично". А в подтверждение своих слов дипломат сообщил, что на этой неделе выступит с рекомендацией еще больше ужесточить санкции США против Ирана. Пример США, по замыслу Кристофера, должен предостеречь и Россию от запланированной сделки по поставке Тегерану ядерных реакторов. Пропагандистскую миссию госсекретаря США продолжил на этой неделе в Москве шеф Пентагона Уильям Перри. Малоудачно. Но Вашингтон держит слово: как сообщил вчера прессекретарь Белого дома Майкл Маккэрри, администрация уже приступила к рассмотрению проекта ужесточения санкций против Тегерана.
Отношения Вашингтона и Тегерана отличаются полной взаимностью: откровенная неприязнь, если не сказать ненависть еще с событий 1979 года, когда бойцы исламской революции взяли в заложники сотрудников американского посольства. Санкции были и тогда: в 1979-1981 годах США заморозили иранские активы в американских банках, в том числе и средства, переводимые за экспорт. Теперь Иран подозревают в претензиях на статус ядерной державы.
По данным США, особенно активизировался Тегеран в разработке военных атомных программ начиная с октября 1994 года. Анализом ситуации специально занималось ЦРУ, поделившись результатами исследований и с российской стороной — об этом поведал ИТАР-ТАСС некий высокопоставленный пентагоновский аноним. В отличие от Вашингтона, устами Билла Клинтона запретившего в марте компании Conoco сотрудничать с Ираном в нефтяной сфере (мол, никаких контактов с террористами!), Москву выводы ЦРУ впечатлили меньше: антииранскую пропагандистскую миссию Перри в России вряд ли можно считать удачной. А тегеранское радио, откликнувшееся на визит министра едва ли не первым, оценило миссию американского эмиссара вообще как полный провал, и, воздавая должное "независимой России", эмоционально восклицало: "Твердость Москвы показывает, что эта страна отвергает вмешательство со стороны США и готова вновь занять прочные позиции на международной арене. Что касается сотрудничества с Ираном, то оно преследует исключительно мирные цели".
Суть же в том, что российский премьер заверил американского министра: продажа реакторов Тегерану будет осуществлена "в строгом соответствии с Договором о нераспространении ядерного оружия". Но эта формулировка — хотя и "в соответствии", но все же "будет осуществлена" — Вашингтон не устраивает. На вчерашнем брифинге Клинтон снова говорил о реакторах, причем как бы опустив специально выделенный Черномырдиным сюжет о Договоре о нераспространении: "США не хотят, чтобы Россия предоставила иранцам ядерный потенциал" (у американских экспертов данные о том, что при помощи российских реакторов Иран сможет ежегодно получать по несколько сотен килограммов плутония, что российские эксперты отвергают). По словам президента, американская сторона продолжает обсуждать этот вопрос с Москвой. Продолжится диалог и на майской встрече двух президентов.
Из-за чего тяжба? В России полагают, что причина столь ярко выраженного беспокойства США не только в чистой политике. По мнению начальника управления Минатома Георгия Каурова, соглашение заключено "в строгом соответствии с международными нормами". Контракт предусматривает, что после завершения строительства первого реактора использованное топливо Россия будет забирать для переработки. Ирану же, по словам Каурова, будут доставляться лишь не подлежащие обогащению отходы для захоронения — что "почему-то выпало из поля зрения американской разведки". Не говоря уже о том, что МАГАТЭ так и не обнаружило в Иране ничего подозрительного. "Желание сорвать контракт" объясняется, по мнению эксперта, просто: "американским фирмам опасна не мифическая иранская бомба, а российская конкурентоспособная технология". А реальная борьба идет за деньги: эксперты США говорят о $7-8 млрд — такую сумму в конечном счете будет иметь Россия от поставок Ирану. Впрочем, это мнение чиновника-технократа, а глава российского МИД куда более осторожен: noblesse oblige. А его vis-a-vis в Госдуме Владимир Лукин не исключает возможности контракт пересмотреть — если США компенсируют ущерб.
Некий намек на это уже прозвучал: американцы якобы предлагают Москве взамен иранской сделки участие в международном консорциуме по содействию атомной энергетике КНДР. Но штука в том, что Пхеньян (старый и верный партнер Москвы) уже и сам на переговорах с США в Берлине 25-27 марта выдвинул принципиально новое предложение. Суть его в том, чтобы в рамках женевского соглашения КНДР--США именно российский реактор на легкой воде был выбран для поставки в КНДР (южнокорейский на Севере принимать по идеологическим причинам категорически отказываются). Причем реактор этот в рамках международного консорциума мог бы быть зачислен в счет погашения долга Москвы Сеулу, после чего и передан Северной Корее. Инициативе этой, впрочем, воспротивился президент Южной Кореи Ким Ен Сам, заявив 4 апреля (то есть одновременно с миссией Перри в России), что оба легководных реактора в Пхеньян должны поступить только из Сеула. Именно в такой ситуации США сочли возможным намекнуть Москве о возможной рокировке Тегеран--Пхеньян. То есть, в чью пользу может склониться чаша весов при столь деликатном раскладе интересов, с уверенностью сказать нельзя. Ибо под угрозой могут оказаться и американо-корейско-корейские договоренности, что чревато новым обострением ситуации на полуострове и ставит под сомнение реальность самого предложения США России. Так что дипломатам еще придется поломать копья, но компромисс, возможно, будет найден.
Любопытно другое: иранская сделка с точки зрения реакции на нее в США чрезвычайно напоминает другую — небезызвестную "индийскую" о поставках Дели российских криогенных двигателей. Контракт, заключенный Москвой еще в советский период, вызвал не меньшее раздражение Вашингтона, грозившего санкциями российским космическим фирмам (тогда было много споров о доступе России на рынок коммерческих космических запусков). Тогда Москве пришлось уступить давлению, частично пересмотрев контракт (поставки двигателей возобновятся теперь лишь в следующем году, то есть ущерб понесен немалый). Не исключено, что именно этот горький опыт и заставляет Москву в случае с Ираном проявить твердость, ибо деньги стране нужны чрезвычайно (а для еще большей твердости можно припомнить, с какой настойчивостью те же США препятствуют отмене антииракских санкций ООН, из-за которых Багдад никак не вернет Москве взятые в долг $7 млрд).
Ну а какой подарок готовит Вашингтон Тегерану? Некоторые эксперты полагают, что речь может идти уже не о единичном, а о широкомасштабном запрете американским фирмам иметь дело с Ираном, особенно в нефтяной сфере, и даже об одностороннем эмбарго. Возможны и призывы к международной общественности приостановить финансовое содействие Тегерану. На днях, кстати, Япония заявила о замораживании кредитов Ирану, что немедленно вызвало одобрительную реакцию госсекретаря Кристофера: "Это случилось благодаря последовательной политике США в регионе".
Поговаривают эксперты еще и том, что активизация антииранской политики администрации во многом диктуется делами чисто внутренними: к жесткости призывают республиканцы, причем не только с Тегераном, но и с Москвой. И дискуссия о реакторах — чем не противовес не без труда давшемуся Клинтону решению приехать в Москву на день Победы? Ведь и поехать надо — по соображениям дипломатической целесообразности (хотя республиканцы от этого далеко не в восторге), и жесткость проявить — как требуют оппоненты. Да и московским политикам стальные нотки в диалоге с США тоже не повредят — оппозиции нравится.
НАТАЛЬЯ Ъ-КАЛАШНИКОВА