Сегодня в Москве происходит событие, которого ждали так давно, что почти перестали в него верить: торжественное открытие Третьяковской галереи в Лаврушинском переулке, за которым наконец последует ее открытие для широкой публики. В новом здании, построенном на месте старого, разместилась вся прежняя экспозиция музея в значительно расширенном виде.
Почти десятилетнее отсутствие Третьяковки привело к результатам печальным: содержание понятия "русское искусство" стало неопределенным и произвольным. В отсутствие эталонных образцов отечественной классики "национальной традицией" стали называть все подряд. В наши дни банк может включить в свою коллекцию и торжественно выставить даже не третьеразрядную, а просто запредельно скверную работу, украшенную подписью известного передвижника: поскольку нет возможности сопоставить ее с лучшими произведениями того же автора, она предстает жемчужиной русского искусства. Таможенники публично сокрушаются, что за границу уплывают наши сокровища, — на же деле оказывается, что речь идет о салонных пейзажах Клевера да вполне рядовых картинах Айвазовского, каковых на территории одной только России тысячи. Как выглядят настоящие шедевры отечественного искусства, в свое время выслеженные и купленные Третьяковым, нам, к сожалению, давно не приходилось видеть. Третьяковка старалась время от времени выставлять хотя бы отдельные свои экспонаты, однако это не давало необходимой "симфоничности" картины русского искусства, где за первыми именами должны следовать вторые и пятые, где должны быть пионеры и последователи, шедевры и просто вещи любопытные и забавные — должно быть пространство сравнения, которое и составляет пространство культуры. К счастью, все это позади, и теперь увидеть живопись русской школы можно будет не только на конфетной коробке.
Вновь открытая Третьяковка есть по сути дела новый музей, по своей технической оснащенности самый современный в России: сложнейшая система музейной охраны и автоматического тушения пожара, полный искусственный климат, освещение, имитирующее дневной свет (оно еще не полностью готово), даже единственный в стране подъемник для инвалидов, который более всего остального свидетельствует, что мы и в музейной сфере вступаем в полосу цивилизованного развития. И все-таки большинством открытие Третьяковки воспринимается как реставрация чего-то старого и знакомого. Этого стихийного консерватизма не чужды и сами сотрудники музея, поэтому экспозиция во многих разделах осталась практически такой, какой была в последние годы до закрытия.
От старой Третьяковки сохранилась развеска в два ряда — не лучшая экспозиционная традиция, рассчитанная на ныне почти вымерших людей со снайперским зрением. Почему-то считается, что такая развеска органична для русских картин XIX века — как будто они не выдерживают тет-а-тета со зрителем. Третьяков, действительно, развешивал свои картины "шпалерами", но — будем честны — нынешняя Третьяковка уже очень далека от того домика, во дворе которого цвела сирень в середине прошлого века. Дворик застроен, многие залы приобрели нечеловечески гигантский масштаб, мрамор преобладает над деревом, и галерея уже совсем не похожа на обитаемое жилище, а похожа на нормальный музей конца ХХ века.
Правда, реконструкция шла слишком долго, и частично новая галерея стала памятником советского помпезного стиля. Режут глаз заказанные еще в начале 80-х годов чудовищные декоративные арки перед входом и люстры на лестнице, достойные разве что ресторанов позднебрежневского периода. Не отличается цивилизованностью и прием насильственного переобувания зрителей в тапочки при отсутствии антикварного паркета, который один лишь может оправдать подобный faux pas.
Экспозиция галереи стала более запутанной, но и более полной. Прежний "круговой обход" утрачен, залов стало на десяток больше, среди них есть и чисто скульптурные. Показаны некоторые неизвестные зрителю вещи — например, врубелевская "Принцесса Греза" размером 16 х 8 метров — полотно, которое выставлялось только один раз, на Нижегородской ярмарке 1896 года. Среди других новшеств — огромное историческое полотно Перова "Никита Пустосвят" на сюжет из истории русского раскола и его же "Христос в Гефсиманском саду", эскиз Васнецова к росписям Владимирского собора в Киеве, портрет Николая II кисти Серова, а также множество недостаточно известных произведений конца XIX — начала ХХ века (например, целая серия ранних работ Борисова-Мусатова). Шире, чем раньше, показана и салонная живопись XIX века.
Раздел икон, как и в прежней Третьяковке, изъят из хронологической вереницы залов и располагается отдельным блоком (площадь которого увеличилась) по соседству с живописью начала ХХ века. Это несколько модернизирует иконы в духе декоративных панно Петрова-Водкина, но соответствует истории их возникновения в музейном пространстве — они были "открыты" как раз на рубеже веков и, разумеется, не входили в коллекцию Третьякова, так как не считались произведениями искусства. Это, пожалуй, единственный раздел, в котором применен выразительный и умеренно современный музейный дизайн. Живопись XVIII — первой половины XIX века традиционно экспонирована на зеленых фонах, имитирующих неразрывную связь картин с интерьером дворца (не всем портретам, однако, этот фон пошел на пользу). Начиная со второй половины века искусство более органично ощущает себя в нейтральной "белой" среде выставки или галереи.
Самым большим новшеством явился раздел графики, экспонирование которой требует таких специфических условий, что галерея прежде со спокойной совестью не выставляла свою графику вообще. Теперь она показана в шести специальных затененных залах и "вахтовым методом" — произведение может находиться на публике не более чем три-четыре месяца подряд.
Заканчивается новая старая Третьяковка несколько невнятно — зал авангарда почему-то лишен свойственной ему великолепной патетики, способной "держать" любую стену. Возможно, это связано с отсутствием некоторых важных вещей, которые странствуют по международным выставкам, но в целом раздел авангарда смотрится как-то сиротливо. Глядя на него в этих стенах, понимаешь сторонников создания в помещении на Крымском валу (разумеется, после его радикальной и безжалостной модернизации) музея русского искусства ХХ века. Начать экспозицию в здании на Крымском примерно с 1907-го, а не с 1917 года позволило бы не разрывать большинство монографических экспозиций и вообще было бы довольно логично: глядишь, возник бы новый музей, продолжающий главную идею Павла Михайловича Третьякова — собирать современное ему искусство. Что же касается старой Третьяковки, то в память об этой идее не помешали бы залы, реконструирующие, конечно, не "шпалерную" развеску, но саму логику приобретений первого ценителя актуального искусства в России.
ЕКАТЕРИНА Ъ-ДЕГОТЬ
С 7 апреля галерея открыта ежедневно, кроме понедельника, с 10 до 19 часов.