Новый политический роман Сергея Шаргунова "Птичий грипп" заставляет вспомнить события семилетней давности. Тогда совпавшая с выходом романа Александра Проханова "Господин Гексоген" настойчивая волна стала размывать строгость границ интеллигентского лагеря. В среде молодых литераторов, буквально только что начавших штурмовать Парнас, стали популярны такие разговоры: мол, неважно, к какому стану принадлежит писатель, важно, чтобы он был талантливый. По прошествии времени стало проясняться, что как раз талантливо получается не так уж часто. А вот насчет того, какая партия, это очень даже важно.
Сергей Шаргунов способен любые свои политические приключения переработать в прозу. Напомним, что молодой писатель, в плакатном романе "Ура!" (2003) призывавший сверстников к здоровой оппозиционности, сам взошел по карьерной лестнице партии "Справедливая Россия", но в конце концов был исключен из тройки тамошних лидеров. После этой истории о вляпавшемся в политику Шаргунове гадали словно о пушкинском Ленском, причем вариантов было в избытке: ведь молодой человек мог бы остаться в партии, а мог бы и вообще побрезговать туда ходить. Надо сказать, что подобную гибкость во взглядах сам автор уже отрефлексировал в повести "Как меня зовут" (2006), где герою чуть ли не в один день заказывали сначала разгромную статью о молодежном движении "Идущие бестии", а затем сулили еще больший гонорар за материал со знаком плюс.
В "Птичьем гриппе" эта двойственность сохранена. Главный герой, социолог Степан Неверов, совсем не просто так находит время, чтобы "на зубок" попробовать сегодняшние политические движения. К нацболам, либералам и коммунистам он поочередно записывается, чтобы потом отчитаться, где следует. Каждая глава — это гротескный или, напротив, выполненный в реалистической манере портрет одного из лидеров этих движений. Иосиф Воронкевич из НБП приковывает себя к дверям важных учреждений, коммунистическая семья Огурцовых словно икону лелеет портрет Ильича. Либералка Ляля Голикова в свободное от партийных собраний время заигрывает с Неверовым, а писатель Иван Шурандин, персонаж явно автобиографичный, заигрывает с влиятельным депутатом. Фашист Данила просто фашиствует. Наконец, товарищи из "Счастливой партии" вербуют на заклание красавиц-спортсменок, чтобы потом продавать их органы китайцам. Впрочем, когда доходишь до этой написанной в сорокинской манере главы, уже ничему не удивляешься. Мятежи подавленные или просто убитые в зародыше — все эти фрагменты романа как будто обмазали дегтем и обваляли в перьях. Так что неслучайно автор выбрал для своего "многопартийного" повествования такое неприятное название. И уже не так значимо, какие именно сравнения он выдумал для каждого персонажа. Пускай нацболовец — ворон, либерал — попугай, коммунист — снегирь, а сам герой — "толстый пингвин". Памятный по песне Петра Мамонова голубь из андеграундного символа здесь превратился в самую мерзкую птицу, знак палача, жестоко подавляющего любое проявление несогласия: "Там вломили, тут порюхали. А у революции силенок поубавилось". В принципе некоторые герои могли бы и обменяться орнитологическими метками. Наверное, если бы Горький писал свою "Песню о буревестнике" сейчас, у него бы тоже получился реквием.
Сергей Шаргунов. Птичий грипп. М.: АСТ, 2008