Премьера театр
В Театре имени Пушкина выпустили премьеру под названием "Прекрасность жизни". Режиссер Марина Брусникина вместе с молодыми актерами студии "Смарт" составили литературно-музыкальную композицию по рассказам Евгения Попова и шлягерам 70-х годов и обозначили ее жанр как совковый винтаж. Вместе с артистами в прошлое погружалась МАРИНА Ъ-ШИМАДИНА.
Прямой перенос прозы на сцену — конек Марины Брусникиной, которого она оседлала еще шесть лет назад, поставив с молодыми артистами МХТ нашумевший спектакль "Пролетный гусь" по произведениям Виктора Астафьева. Оказавшийся успешным прием режиссер с тех пор применяла еще не раз, планомерно перенося на сцену произведения Людмилы Улицкой, Владимира Маканина, Виктора Исхакова, Рубена Гальего и даже Виктора Пелевина. Пелевина — уже вместе с выпускниками Романа Козака, вошедшими в организованную при Пушкинском театре студию молодых актеров "Смарт". Но Марина Брусникина легче находит общий язык с добротной реалистической прозой советской эпохи, по которой явно испытывает ностальгию. Поэтому ее обращение к произведениям Евгения Попова, возвращающего нас в 70-е годы прошлого века, выглядит вполне закономерным. Хотя и с этим автором все оказалось не так просто.
Постановка, выдержанная исключительно в светлых тонах, выглядит как признание в любви к ушедшей эпохе. То, что Евгений Попов описывал быт и нравы "гомо советикуса" с иронией, доходящей порой до гротеска, на атмосферу спектакля никак не влияет. Она остается безмятежно-радостной и по-комсомольски задорной, благо артисты Марины Брусникиной молоды, энергичны, хороши собой, а о застойных десятилетиях знают лишь понаслышке и потому легко дают себя убедить в том, что время молодости их родителей и учителей было прекрасно без всяких кавычек. Сама Марина Брусникина, похоже, и впрямь так считает, и определение "совковый" в подзаголовке ее спектакля приобретает не уничижительный, а какой-то ласкательный оттенок, а соседствующее с ним модное словечко "винтаж" намекает на актуальность тренда.
Режиссер восстанавливает на сцене эпоху 70-х с легкостью модельера: светлые кофточки на девушках и модные полосатые костюмы на мужчинах приятно гармонируют с белоснежными скатертями на столиках ресторана, где происходит действие спектакля. Любопытно, что "Саранча" Романа Козака, выпущенная на этой сцене буквально месяц назад, тоже играется в ресторанных декорациях, но если там ресторан — символ общества, члены которого усердно поедают друг друга, то здешнее предприятие общественного питания, где гуляют отпускники с Севера,— скорее символ процветания советского строя. Если тут и случаются казусы вроде обсчета нетрезвых посетителей или, наоборот, облапошивания доверчивых официанток, то это скорее исключения, которые только подтверждают правило, что жить стало лучше, жить стало веселее. Не зря же между сценами артисты так зажигательно танцуют и так душевно, пусть и не всегда складно, исполняют милые сердцу песни "Самоцветов" и "Поющих гитар".
Но то, что радует и умиляет на первых минутах, к концу почти трехчасового спектакля изрядно утомляет. Непритязательные истории из жизни алкоголиков и анекдотические ситуации, опровергающие тезис, что в СССР секса нет, преподносятся со сцены то как эстрадные номера, то как ораторские выступления с высокой трибуны. Прозе Евгения Попова, за ерничаньем которого скрывается горький стоицизм, такой лобовой подход совершенно противопоказан: при ярком свете софитов исчезают все светотени его небольших, но ювелирно выполненных рассказов, остается плоская картинка сюжетной канвы.
Принцип работы Марины Брусникиной — не навредить тексту режиссерской интерпретацией и донести до зрителя авторскую интонацию — в этот раз дал сбой. Сохранив верность букве, постановщица изменила духу произведений Евгения Попова, позвав зрителей в то социалистическое далеко, в прекрасность которого писатель ни минуты не верил.