Александр Игманд: я одевал Брежнева
М.: НЛО, 2008
Про Александра Игманда говорят, что это человек, одевавший весь Союз. В 1970-1980-х годах он работал в Доме моделей мужской одежды на Кузнецком мосту, обшивал всю советскую элиту, шил для режиссеров и актеров, был личным портным (хотя сам себя считал не портным, а художником) Леонида Ильича Брежнева. Потом Дом моделей перекупил МДМ-банк, Игманд ушел, но своего ателье так и не создал и в 2006 году тихо умер. Перед этим успев надиктовать журналистке Анастасии Юшковой свои воспоминания.
Краткие рубленые фразы, чистый, без примесей информационный поток, в котором именно вот эта оголенная старательность выдает хорошо расшифрованное интервью. Захватывающая часть книги — щедрая иллюстративная вкладка. В ней удивительные фотографии из журналов начиная с 1970-х годов, те модели Игманда, которые никогда не попадали ни в магазины, ни к элите, разве что генсек мог позволить себе костюм с картинки: советская мода, как и советская архитектура, была по большей части "бумажной". И вот на этих журнальных страницах разворачивается почти 20-летняя история несуществующей моды. Широкие пальто, свободные платья, неудобные шляпы, как у американских гангстеров, удобные "конструкторские" плащи с множеством карманов. А какие мужские костюмы, пиджаки, жилеты! Советская история всегда призрачна. Шубы, приготовленные для американского показа, которые пропадают на таможне, и исчезновение из московских магазинов молока и фарфоровых чашек — явления одного порядка. Да и сама фигура модельера призрачна. Если на Западе кутюрье уже стали иконами, то в СССР никто и не знал, чьи костюмы носит. Потом все наоборот. Пропуская десятилетие, Игманд рассказывает, как был приглашен в портные к Ельцину, но костюма ему так и не сшил; как встречался с Березовским, но не сшил ничего и ему; как был вызван к Путину, ценой невероятных усилий изготовил ему смокинг, но отдать не смог. Кто-то до сих пор в нем ходит. Так и получается, что сначала Башмачкин бегает за шинелью, а потом — безуспешно — шинель за Башмачкиным. "А вообще, все это мне напоминает сон. Проснулся — будто ничего и не было",— грустно заключает Игманд.