Начавшийся вчера вечером визит Андрея Козырева в Японию привлекал внимание уже давно. В частности, большой резонанс вызвала книга Козырева "Преображение", точнее, ее эпизод, в котором автор вспоминает обсуждение (еще при Горбачеве) вопроса о "компенсации" Москве в размере $28 млрд за передачу Японии четырех островов Южных Курил. Много спекуляций было и вокруг сроков визита (он не раз откладывался). Все это понятно: любой эпизод двусторонних отношений в поисках скрытого подтекста (даже когда его нет) как бы рассматривается через большую лупу, на которой написано "территориальный вопрос". Свой взгляд на проблему предлагает ГЕОРГИЙ БОВТ, недавно побывавший в Токио по приглашению японского посольства в Москве.
Вообще-то главной темой сегодня в Японии по-прежнему является "Большое Хансинское землетрясение" в Кобе, со времени которого уже минуло полтора месяца. Все эти полтора месяца правительство социалиста Томиити Мураямы чувствует себя крайне неуютно. Престарелого премьера теперь, кажется, готовы обвинить во всем. И в том, что сейсмическая служба оказалась не на высоте (а о ее абсолютной эффективности слагали легенды), и в том, что пострадали сооружения, которые считались сейсмоустойчивыми (хотя, конечно, нынешний кабинет не виноват в том, что рухнула часть скоростной железной дороги, построенной много лет назад). Одно обвинение, впрочем, бесспорно: правительство и лично премьер протянули с мобилизацией сил. Дело в том, что по японской конституции отправить силы самообороны в район чрезвычайной ситуации можно, если об этом попросят местные власти. Те промедлили с формальной просьбой, а премьер, говорят, просто "поздно узнал о случившемся", инициировав отправку войск с опозданием. В Японии широко распространено мнение, что "за фалды" Мураяму держали его воззрения социалиста: ведь соцпартия всегда выступала против расширительного толкования полномочий и сил самообороны, и правительства. Среди японских бюрократов сегодня в ходу тезис о том, что стране нужно иметь нечто вроде российского МинЧС, а силы самообороны не должны быть связаны столь жестко нормами послевоенной конституции.
Специфика страны (ее можно назвать условно "коммунальной" или "общинной") такова, что самого по себе неблагоприятного общественного мнения может оказаться вполне достаточно для ухода Мураямы в отставку вместе со всем кабинетом — включая и коллегу Козырева Йохэя Коно. А тут еще и выход Японии из депрессии затянулся (как раз в связи с землетрясением). И это еще больше стимулирует слухи в деловых и бюрократических кругах о скорой отставке Мураямы и даже, возможно, возвращении к власти либерал-демократов. Некоторые называли даже конкретную дату — сразу после принятия бюджета страны парламентом (на днях это сделала нижняя палата).
В какой мере ситуация отразится на диалоге с Россией вообще и с Козыревым в частности? Конечно, проблему "северных территорий" официальный Токио снимать с повестки дня не намерен. В ходе бесед в японском МИД у автора этих строк сложилось впечатление, что тенденция (хотя и слабая) к меньшей политизации вопроса все же есть. Во всяком случае, в департаменте МИД по вопросам отношений с Россией высокопоставленный дипломат подчеркнул суть различий между японской позицией времен, например, 80-х годов и нынешней: тогда увязка "никаких экономических отношений без политического решения" была жесткой, сегодня речь идет о необходимости параллельного развития "в двух плоскостях". Много говорят в МИД Японии о том, что надо "создавать благоприятную атмосферу для решения территориального вопроса". Правда, после недавнего визита Олега Сосковца (предпочитавшего его не обсуждать) кабинету Мураямы сильно досталось от оппозиции и от СМИ: за то, что "экономика вырвалась вперед", а Токио якобы отступился от прежней позиции по проблеме "северных территорий". И Козыреву, видимо, придется столкнуться с попытками того же МИД как-то "реабилитироваться".
Что же касается собственно проблемы "северных территорий", то Токио ждет от Козырева не только очередного подтверждения принципов Токийской декларации (она была подписана в ходе визита в Японию Бориса Ельцина в 1993 году, в ней территориальный вопрос признается и выражена готовность вести дело к его разрешению путем переговоров), но и неких новых шагов. Хотя в Японии вполне отдают себе отчет, что такие шаги со стороны России сегодня могут носить лишь символический характер. В то же время большие надежды возлагаются на прогресс по "смежной проблематике" — в вопросе подготовки соглашения, которое предоставило бы японским рыбакам возможность вести легальный промысел в водах близ Южных Курил на компенсационной основе. Соглашение (дата конкретных переговоров по нему, возможно, и будет определена в Токио) станет прецедентом: впервые одна страна предоставит другой право вести промысел рыбы в своих (хотя и спорных) территориальных водах. С японской же стороны "дипломатические новости", видимо, будут следующие: активизация обменов между людьми (в контексте создания упомянутой "благоприятной обстановки"), жителям же Южных Курил, в случае перехода под японскую юрисдикцию, может быть обещано, что их не только не стронут с насиженных мест, но и предоставят все права японских граждан (такое предложение, в частности, исходит от влиятельного Института стратегических исследований Японии). Видимо, этими жестами Токио надеется довести число жителей Курил, "неантагонистически настроенных по отношению к передаче северных территорий", до 100% (сегодня, по данным японского МИД, таковых на Южных Курилах уже 70%).
Что касается вопросов содействия российским реформам, то ключевым тут станет слово "Чечня". От Козырева в Токио ждут новых четких гарантий, что стратегический курс Москвы не изменится. В то же время беседы с Козыревым будут иметь определенную специфику. Японская политическая система — это некая "вещь в себе". Как говорят сами японцы, "нет политики правительства, а есть политика бюрократии". В принципе кадровый бюрократ и есть основное действующее лицо. В этом смысле можно даже попытаться выделить несколько группировок: минфина (к которой относят и нынешнего премьера), МИД, министерства торговли и промышленности. Условно говоря, своей "внешней политикой" каждый из этих бюрократических кланов чуть-чуть отличается от других. Кстати, не только МИД, но и минфин, и министерство торговли и промышленности ведут и собственную (отчасти автономную) аналитическую разработку российской проблематики. Разные "кланы" специализируются на разных направлениях. Например, продвижение конкретных экономических проектов в России — это скорее прерогатива не МИД, а минфина и министерства промышленности. Кстати, в силу особенностей японской бюрократии, взращенной в традициях государственного экономического дирижизма, в Токио все же легче вести переговоры таким политикам, как Сосковец — "практикам", владеющим множеством технических деталей.
Диалог Козырева будет политизированнее и сложнее. Не избежать ему, в частности, и столь деликатной темы, как вступление России в международный консорциум (КЕДО) по переоснащению ядерных объектов КНДР. Япония пытается уговорить Москву смириться с позицией Вашингтона, Токио и Сеула, настаивающих на реакторах южнокорейской модели, и отказаться от намерения поставить КНДР свои легководородные реакторы. Пока Москва уклонялась от четкого ответа на эти предложения, не оставляя попыток "пробить" свои реакторы. Визит Козырева в Токио вряд ли поставит точку в этих спорах, но температуру переговоров несколько повысит.