Премьера балет
На сцене парижского Palais Garnier балетная труппа Парижской оперы открыла сезон, представив программу одноактных балетов Джерома Роббинса в честь 90-летия хореографа. Французским произношением американской хореографии наслаждалась ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА.
Джером Роббинс, содиректор знаменитого New York City Ballet (NYCB), был младше своего коллеги Джорджа Баланчина на четырнадцать лет и, несмотря на плодовитость и популярность, всю жизнь оставался в его тени. В этом году пробил и его час: весь балетный мир празднует 90-летие второго американского классика. Парижская опера вытащила из своих запасников три его балета (Джерома Роббинса французы любили и при его жизни, частенько приглашая на постановки) и дополнила оммаж новинкой — 20-минутным балетом француза Бенжамена Миллепье, сделавшего карьеру танцовщика и хореографа как раз в NYCB.
Неизвестно почему названный "Триадой" опус молодого автора поставлен в четырех частях на минималистскую музыку Нико Мюхли. Действуют в нем четыре персонажа, в отношениях которых все-таки проскакивает намек на любовную триаду: разбившись на парочки, артисты уж очень жадно пожирают глазами чужих партнерш и партнеров. Этот прямолинейный эротизм отнюдь не характерен для Бенжамена Миллепье, большого мастера толочь мутную воду в ступе меланхоличного современного танца.
На темпераментный балет, в финале которого авангардист, рискуя потерять лицо, снисходит до фуэте, кругов jete en tournant и прочих классических подачек публике, балетмейстера явно вдохновили артисты. Заурядную в сущности хореографию они смогли подать с такой напряженностью, что живой Миллепье отобрал у чествуемого покойника Роббинса немалую часть успеха. Триумф хореографа разделила роскошная Мари Аньес Жилло: эта красавица-этуаль с угловато-выразительным телом способна простой battement tendu превратить в историю мадам Бовари.
Трагический дар балерины оказался несколько неуместен в наивно-веселеньком балете Роббинса "En Sol", получившем название по одноименному концерту Мориса Равеля. По-пляжному одетые мальчики и девочки резвятся на фоне безмятежной синевы неба: серии мужских прыжков, пуантных комбинаций, быстрых поддержек дюжина малорослых солистов исполняет с безупречной синхронностью и уместным жизнелюбием. Но среди этих жизнерадостных попрыгунчиков статная Жилло, отмеченная печатью тайного страдания, выглядит вдовствующей герцогиней, решившей вдруг поиграть в песочек с цыганскими детьми.
Буффонаду "Концерт" на музыку Шопена ведет другая этуаль — изящная и острая Доротея Жильбер, оказавшаяся превосходной комедийной актрисой. В этот балетик с кучей гротесковых человеческих масок и почти мультяшным финалом из жизни насекомых Джером Роббинс навтыкал столько голливудских гэгов типа пинков под зад и ударов дубинкой по башке, что удержаться от пошлого комикования под силу только чрезвычайно воспитанной труппе. Экзальтированная балеринка в исполнении Доротеи Жильбер лихо управляет сценической кутерьмой: зрители покатываются со смеху, артисты не скатываются в клоунаду.
Легкомысленного Роббинса в парижской программе уравновесил Роббинс-романтик: его шопеновский балет "В ночи" — абсолютный шедевр любовной лирики. Три дуэта, контрастных по настроению, отсылают в XIX век, в придуманную аристократическую Россию, известную сыну евреев-эмигрантов Иеремии Рабиновичу, ставшему на новой родине Джеромом Роббинсом, разве что по романам Льва Толстого. Первое адажио — пленительное начало зарождающейся любви — Клермари Оста и Бенжамен Пеш исполнили словно под гипнозом. Сновидчески плавные полеты балерины над полом, всплески внезапных обводок, томительные паузы поз — артисты с поразительной точностью сумели станцевать блаженство первого свидания. Второй дуэт, мазурку — ритуальный любовный поединок, в котором дуэлянты обмениваются взглядами и прикосновениями, как уколами рапир,— суховато-чинные Агнес Летестю и Стефан Бюйон обратили в сумрачный, но вполне легковесный флирт. Зато финальную сцену любовного разрыва блистательные Орели Дюпон и Никола ле Риш разыграли по всем правилам русской актерской школы: роковая страсть обросла такими психологическими подробностями, что хватило бы на целую "Анну Каренину" с "Войной и миром" в придачу.
Пресловутая педантичность французской манеры танца — устаревший миф. Сегодня значимость этуалей Парижской оперы определяет именно актерский дар — здесь ценят тех, кто умеет сотрясать сердца, а не только радовать глаз. Блистательная выучка подразумевается: стоит только увидеть знаменитое дефиле, которым традиционно открывается каждый сезон. Этот ритуал, придуманный Сержем Лифарем, неизменен уже почти 70 лет. Из глубин Зеркального фойе под марш Берлиоза на авансцену стройными шеренгами шествуют все питомцы Парижской оперы, от первоклашек до этуалей. Торжественно выкладывая перед собой вывернутые ноги, они идут — одинаково одетые, одинаково причесанные, одинаково выученные — непобедимая армада французской школы, присвоившей себе душевность русской и репертуар американской.