Вокруг грядущих выборов столько же спекуляций и слухов, сколько и вокруг идеи их отсрочки или вовсе отмены. Оглашая ежегодное послание парламенту, Борис Ельцин дал обещание, что выборы депутатов и президента состоятся в срок — соответственно, в декабре 95-го и июне 96-го. Обещание это, в силу российских традиций, может быть и пересмотрено под давлением "политической целесообразности". Отечественная политика непредсказуема, а мотивация действий иных деятелей порой столь своеобычна, что не поддается разумному анализу. Но сегодня обещание Ельцина вполне может быть воспринято как сигнал к началу предвыборной кампании. Анализ, подготовленный Ъ, не претендует на всеохватность или тем более на бесспорность. Сделана попытка "сфотографировать" некие, на наш взгляд, намечающиеся тенденции. Причем вполне вероятно, что те, кто сидят на этой фотографии рядком, точно закадычные друзья, уже вскоре станут заклятыми врагами.
Нет такой партии!
Партии — и влиятельные, и крошечные — осматриваются. Одни — в поисках попутчиков, другие — задумываясь, как бы подороже себя продать. Разумеется, не в вульгарном смысле. Речь идет о продаже своих имен и усилий в обмен на будущие дивиденды в "тени" сильных. Вспоминая уже ставшую частью мифа с названием "История КПСС" ленинскую фразу, якобы произнесенную им на I съезде Советов летом 1917 года: "Есть такая партия!" (способная взять единоличную ответственность за власть в России) — сегодня можно смело сказать: "Нет такой партии!" Партструктура России аморфна, партии — по большей части верхушечные образования, а само слово "партия" вызывает у большой части населения стойкую идиосинкразию. В этих условиях особое значение приобретает вопрос о коалициях. Причем речь идет о коалиция, главной (и гипертрофированной) функцией которых станет лишь борьба за власть.
Детские болезни посткоммунизма
Определений понятия "партия" не меньше, чем политологов, занимающихся ими. Но можно определить его как общественно-политическую организацию, опирающуюся на широкую массовую базу (электорат), способную вести предвыборную борьбу, а в случае успеха на выборах — организовать государственное управление. Любая "нормальная" партия просто обязана выполнять как минимум три функции. 1) Идеологическая. Является выражением интересов определенных социальных групп. И на этой основе партия формирует свою программу, которую воплощает после прихода к власти. 2) Электоральная. Партии — главный организующий инструмент любой демократической избирательной кампании, когда политические предпочтения избирателей находят выражения в лаконичных жестах проставления крестиков или вычеркивании фамилий в бюллетенях. 3) Организация власти. Это уже после выборов: партии должны выступать эффективным связующим звеном между разными ветвями власти, между властью и населением.
Партий, соответствующим этим трем критериям, сегодня в России нет. Власть носит беспартийный характер, политика правительства не является результатом продуманного осуществления какой-то партийной программы. Во взаимодействии властных структур между собой партийные каналы практически не имеют значения. Оргструктура партий пребывает в зачаточном состоянии, и будь выборы устроены сейчас, организация предвыборной кампании зависела бы не столько от местных парторганизаций, сколько от местной формально беспартийной власти. Наконец, платформы многих партий подчас либо переписаны друг у друга и содержат набор вполне банальных популистских истин по принципу "за все хорошее, против всего плохого" ("борьба с преступностью", "соцгарантии", "истинное народовластие", "долой коррупционеров", "защита национальной промышленности", "патриотизм", "настоящий рынок — в отличие от номенклатурного" и т. д.), либо не разработаны. В любом случае эти квазипрограммы неизвестны широким массам, что обрекает население не на партийный, а на персонифицированный выбор (вполне в духе национальных традиций). Партии в России — во многом образования чисто вождистского плана, как некие наросты вокруг известного политика. Что есть "Яблоко" без Явлинского, ЛДПР без Жириновского, а "декабристы" — без Федорова? Голосование же по методу "от противного" (как протест против политики нынешнего режима) вряд ли можно считать сознательным конструктивным выбором.
Вожди и массы: хождение по граблям
Пока еще в России ситуацию определяет то, что новая социальная структура общества не сложилась, не оформились и разнонаправленные интересы различных групп населения. И десятки партий не очень вразумительно склоняют разные лозунги, оставляя избирателей в неведении, чем же отличается друг от друга понимание "демократии" и "рынка" у разных партий. А электорат с неоформленными политическими интересами (в значительной степени вообще представленный маргиналами), обречен на массовые шарахания от одной партии к другой, от одного харизматического лидера (во главе партии или коалиции) к другому. Интересы сегодня все еще подменены вкусами и личными пристрастиями.
Итак, "нормальных" партий нет. Но партстроительство ведется ударными темпами: интересы избирателей берутся выражать более семи десятков партий, движений, объединений, союзов и прочих. Хотели плюрализма — получите. Такое развитие многопартийности, хотя оно и принимает зачастую гротесковые формы, вполне характерно для посткоммунистических обществ. Это своего рода неизбежный этап феодальной раздробленности перед централизацией. В мире наибольшую устойчивость демонстрируют политические модели с 2-3 ведущими партиями. Укрупнение неизбежно и в России, хотя сам процесс может занять не менее трех выборных циклов. И начнется он с объединения мелких структур в партийные коалиции.
Предвыборная коалиция предполагает поддержку единых кандидатов в мажоритарных округах и согласованные предвыборные действия. Но когда речь идет о выборах по пропорциональной системе (по партспискам), партии начинают конкурировать между собой. И это обстоятельство таит в себе угрозу прочности коалиций. Впрочем, формирование жизнеспособных коалиций может затормозить и ряд особенностей отечественного конституционного устройства. В странах развитой демократии партия (или коалиция), победившая на выборах, как правило, получает возможность сформировать правительство для проведения политики, за которую проголосовало большинство на выборах. В российской конституции такого положения нет. Это в значительной мере девальвирует смысл поддержки той или иной партии или коалиции, зато становится лишним доводом в пользу формирования предвыборной позиции по "методу от противного".
Наши парламентарии на практике имеют ограниченное число рычагов воздействия на исполнительную власть, которая обладает полномочиями, несопоставимыми с парламентскими и в экономике, и в политике. Поэтому победа партии (в коалиции или самостоятельно) на парламентских выборах мало что дает. И все крупнейшие политические фигуры, рассуждая о парламентских выборах, в уме держат президентские. Этим обстоятельством также подпитывается тяжелая болезнь российской многопартийности — вождизм и подтачиваются основы для цивилизованной коалиционной деятельности.
Можно также предположить, что созданию коалиций на федеральном уровне могут воспротивиться рядовые партийцы — например, во время традиционно приходящейся на лето страды партсъездов. Основная масса делегатов этих съездов — трудноуправляемые представители с мест, не доверяющие вождям. Провинциалы опасаются, что при составлении коалиционного избирательного списка они получат меньше мест, чем если пойдут на выборы отдельно. Понять их можно, но, как показывает мировая практика, это заблуждение: две партии, идущие на выборы порознь, собирают меньше мест в парламенте, чем в коалиции. Познать эту мудрость нашим политикам еще предстоит на практике. Пока же хождение по граблям неизбежно. Впрочем, избирательный список — это вообще тот камень преткновения, о который могут споткнуться любые коалиции.
Партии в многомерном пространстве
Сделав эти оговорки, все же отважимся на ряд предположений, расставив партии слева направо. Кстати, с политической системой координат в России тоже не все ладно. Она не двухмерна, а скорее трехмерна, а то имеет и больше измерений. Следуя общепринятой в мире логике, на левом фланге следует разместить партии, выступающие за максимальное огосударствление социально-экономической жизни, на правом — за минимальное вмешательство государства. Для отечественных условий надо сделать как минимум две поправки. Во-первых, трактовка индивидуальных и политических прав и свобод в нашей стране отдает большим своеобычием, существенно путая "лево" и "право". Во-вторых, все более самостоятельным фактором становится национальная идея. Заполняя вакуум, образовавшийся после краха коммунистической доктрины (и в условиях несформированности новой — демократически-рыночной), она пока ассоциируется больше с левыми и вообще осложняет восприятие политического спектра в целом. С точки зрения мирового опыта этот спектр сегодня выглядит крайне необычно: с одной его стороны — контуры возможной лево-национальной коалиции, с другой — право-центристской. Центр же и умеренно-державен, и умеренно-консервативен (с точки зрения приверженности реформам). Гиря, на которой написано "национальная идея", может склонить чашу весов в пользу той или иной коалиции. Такая вот российская "детская болезнь" посткоммунизма.
Левые и националисты
О возможности объединения коммунистов Геннадия Зюганова и либерал-демократов Владимира Жириновского говорили недавно много. Повод давали лидеры этих партий: острый на язык Жириновский не позволял себе резких нападок на Зюганова, который, в свою очередь, не раз говорил, что в подходах ЛДПР к основным проблемам есть рациональное зерно. По мнению одного из членов руководства КПРФ, замспикера Думы Геннадия Селезнева, до Чечни Зюганов присматривался к Жириновскому, но поддержка ЛДПР действий Кремля перечеркнула возможность альянса. Хотя ЛДПР надежд не теряет. И недавно региональным организациям ЛДПР было направлено письмо высшего совета партии за подписью Жириновского, которое попало в распоряжение "Интерфакса". В письме подчеркивается, что в преддверии выборов любого уровня особую значимость для местных отделений приобретает взаимодействие с компартиями, особенно с КПРФ. В то же время, по слухам, в кругу соратников Жириновский говорит, что демократы уже не соперники, и единственная угроза для ЛДПР — коммунисты.
Расчет Жириновского на временный альянс с коммунистами очевиден: его партия не имеет развитой структуры на местах, и можно воспользоваться возможностями коммунистов, которым удалось восстановить многие местные партячейки. Коммунисты имеют и куда больший опыт и практику ведения предвыборных кампаний в одномандатных округах. Они вообще ближе всех к тому, чтобы стать "нормальной" и "полноценной" партией. Они имеют в регионах большие традиционные связи, создававшиеся еще в рамках советской элиты, реальные партструктуры.
Но коммунисты не горят желанием стать паровозом для протаскивания в Думу соратников лидера ЛДПР. Местная номенклатура не видит жириновцев в упор, считая их политическими маргиналами. О нежелании таскать каштаны из огня для Жириновского косвенно свидетельствуют, в частности, недавние резко критические выступления против ЛДПР, предпринятые видными членами коммунистической фракции в Думе Илюхиным и Братищевым. То есть если ЛДПР и заигрывает с КПРФ, то последняя на ухаживания отвечает все более прохладно, придя к выводу, что ей незачем делить с ЛДПР славу защитника униженных и оскорбленных. Коммунисты могут на ближайших выборах рассчитывать на серьезный успех. По некоторым оценкам, им гарантировано не менее 40% голосов. ЛДПР все же сегодня стоит несколько особняком, а хаотичность и непредсказуемость действий жириновцев делает их неудобными партнерами, к союзу с которыми, похоже, не стремится никто.
Что касается выборов президентских, то сегодня Жириновский действительно, пожалуй, более известен, чем Зюганов. Это обстоятельство можно было бы трактовать как благоприятствующее некоей коалиционной деятельности. Но отечественный избиратель имеет одно примечательное свойство: ни один харизматический политик не в состоянии оставаться на Олимпе популярности долгое время. Политологи называют это маргинализацией политики. Лишь рассеется ореол гонимого властью, лишь примелькается он на экранах ТВ в антураже этой самой власти (в том же парламенте), как общественное мнение спешит низвергнуть его с пьедестала. И в этом смысле к 1996 году Жириновский, увы, обречен. Зато Зюганов может умело отсидеться в тени — до нужного момента.
Куда больше оснований предполагать, что зюгановцы объединят вокруг себя другие компартии (РКРП, РКП), профсоюзы (особенно ВПК, шахтеров), умеренных националов (вроде Российского общенародного союза Сергея Бабурина). Их соратником может стать и Союз офицеров. В основе такого левонационального альянса будет лежать, с одной стороны, эволюция зюгановцев в сторону державности, с другой — признание необратимости новых реалий рынка. Программа КПРФ четко говорит о новых ориентирах: СССР — это "геополитический преемник Российской империи", а "русская идея" — "в сущности... глубоко социалистическая". Хотя слово "социализм" не должно вводить в заблуждение: это не тот социализм, о котором так долго говорили большевики.
Естественными партнерами коммунистов можно считать аграриев (их злые языки даже называют "сельхозотделом КПРФ"). Однако даже на пути их сближения есть препятствия. Природа этих политических сил разная: КПРФ — идеологически ориентированная структура, а АПР — отраслевой лоббист, то есть прагматик по определению. Аграриев можно, условно говоря, перекупить, что можно было наблюдать в ходе думских голосований по бюджету. Они пойдут за духовно близкими зюгановцами, лишь если убедятся, что те побеждают, либо же шантажируя правительство и добиваясь денег.
Державные мотивы Зюганова могли бы перебросить мостик между КПРФ и "Державой" Руцкого, но для этого тому и другому пришлось бы поступиться принципами. Хрестоматийный интернационализм коммунистов и почвеннический национализм руцкистов примирить непросто, как сложно примирить и лично двух вождей. Бывший вице-президент недавно в "Правде" подверг резкой критике все "советское", чем вызвал на себя критику со стороны КПРФ. Возможно (но с меньшей вероятностью), что коммунистов поддержит Демпартия: коммунисты демонстрируют благосклонный интерес к ее экономической программе, написанной Глазьевым. Однако сам лидер ДПР Сергей Глазьев делает ставку на "неполитические" организации, такие как Федерация товаропроизводителей Юрия Скокова или Конгресс русских общин Дмитрия Рогозина. Скоков и Рогозин вполне могут договориться и за спиной у Глазьева: Скоков готов возглавить конгресс, который, он, видимо, считает более перспективным, чем сменившую вехи вместе с заменой Травкина на Глазьева ДПР.
Россия — страна политических крайностей
Во многих странах именно центристы, социальной базой которых является отсутствующий в России средний класс, как правило становятся стержнем общественной системы. Но Россия — страна крайностей. И ее центр сегодня — некое мозаичное образование, разные составляющие которого несопоставимы. Центр — это и умеренная державность, и "постепенность реформ в противовес радикальному монетаризму", и поиски компромисса между центром и регионами, что подразумевает комплекс политических и экономических последствий. События, происходящие в центре, крайне противоречивы.
К центристам условно можно отнести "Женщин России" и "Новую региональную политику", но здесь мощных блоков пока ожидать не приходится. "ЖР" всегда тяготели к КПРФ, на чьи деньги они, говорят, существуют. Про ДПР уже сказано выше. "НРП" и созданное недавно движение "Регионы России" — это чистой воды лоббисты, не обремененные идеологическими веригами. Они питают симпатии к той же ФТП, которая уже активно разрабатывает программу поддержки идеологически близких ей депутатов в регионах. Но объединяться, скажем, с ДПР им не позволит резкая антиправительственная направленность последней. Не исключено, однако, что эти центристские силы смогут найти себе партнеров по коалиции на флангах, ибо общая тенденция пока что свидетельствует именно о размывании центра и поляризации политических сил.
Что касается ПРЕС, то ее электоральная поддержка невелика, хотя связи с исполнительной властью до недавнего времени были крепче, чем у многих прочих. Но сегодня ПРЕС скорее мертва, чем жива: "чеченский эпизод" Шахрая ему вряд ли простят там, где партия некогда собрала наибольшее число голосов — например в Ингушетии и вообще на Северном Кавказе. Вероятно также, что к блоку правых могут примкнуть и внепарламентские центристы — РДДР Гавриила Попова и Анатолия Собчака или социал-демократы Александра Н. Яковлева. Правда, вклад этих политиков в общую копилку голосов будет, видимо, минимальным.
В центре сейчас происходит много любопытного. Но в основе этих процессов лежит не вдруг обнаружившее себя стремительное формирование среднего класса, а действия властей. Сошлись как бы два потока: стремление Ельцина создать к декабрю 95-го хотя бы подобие президентской партии совпало с процессом выхода депутатов из думских фракций в связи с недовольством политикой партийного руководства. Действия несуществующей "партии власти" попали в струю. Сегодня очевидно, что наспех сколоченный в 1993 году партийный каркас парламента трещит по швам. Эта структура уже неадекватна и обречена на трансформацию.
"Партия власти" угадывается за спиной организаторов группы "Стабильность", успевшей в качестве главной цели провозгласить поддержку президента. Зарегистрировать ее пока не удалось. Но желание примечательно. Костяк группы должны были бы составить выходцы из "ВР", "НРП", "12 декабря", ДПР и ПРЕС. Хотя многие из них еще не определились и, возможно, войдут в другое объединение — "Дума-96", создаваемое Владимиром Бауэром и экс-руководителем аппарата правительства Владимиром Квасовым. Пока группа намерена "конструктивно критиковать" правительство, но вместе с тем и поддерживать исполнительную власть. По некоторым сведениям, пропрезидентским силам благоволят финансовые круги, ранее поддерживавшие "ВР", в частности банк "Национальный кредит". Ходят также слухи, что если центристам всех мастей удастся создать более или менее значительное объединение, то возглавить его может Иван Рыбкин. Однако симпатии его пока, судя по всему, принадлежат Аграрной партии, по спискам которой он прошел в Думу и которую считает подлинной партией центра.
То, что усилия "партии власти" пока бесплодны, не означает, что они в принципе обречены. Все дело, видимо, в том, что пока еще нет лидера, вокруг которого стала бы возможной кристаллизация. Попытки сформировать партию вокруг президента выглядят как заблуждение. Ибо он (и это все более очевидно) не та фигура, которая могла бы способствовать созданию сильной партии центра.
И хорошо бы вместе, да амбиции не позволяют
На правом фланге теоретически вероятен блок Гайдар--Федоров. Их либеральные экономические программы очень близки. Правда, события в Чечне сильно развели двух политиков, не говоря уж о личных амбициях, присутствующих у обоих (хотя у Федорова сильнее). Амбиции-то и могут возобладать. Блокировка любого из них с Явлинским, тоже находящимся на правом фланге (хотя и чуть левее), практически исключена. Это подтвердил и лидер "Яблока", заявивший недавно в Казани, что он не видит возможности коалиции с упомянутыми лидерами, и обвинивший их все в том же вождизме. Правда, тут следовало бы отметить, что сей упрек следовало бы адресовать ему самому. Явлинский заявил, что мог бы принять Гайдара и Федорова, но на своих условиях, на что те, разумеется, не пойдут. Поэтому объединение этой троицы в преддверии парламентских выборов практически маловероятна. Правда, после выборов — задним умом — они могут попытаться нащупать некую совместную почву. Пока же Явлинский уповает на свою пресловутую харизму, а опытные функционеры указывают, что более сильным козырем могла бы стать гайдаровская "ДВР", не в пример лучше организованная, чем "Яблоко". Правда, в результате событий в Чечне перед "ДВР" реально замаячил призрак раскола. Его показателями стали и разрыв Гайдара с некогда ближайшим союзником председателем комитета по оргработе Думы Владимиром Бауэром, и напряженные отношения с Олегом Бойко, главой концерна "Олби". Политсовет "ДВР" выразил Бойко недоверие, но его уход лишит Гайдара важного источника финансирования.
Отдельно о Борисе Федорове и его новой партии "Вперед, Россия". Федоров заявил Ъ, что если на выборах его партия не наберет 10% голосов, он посыплет голову пеплом и уйдет в отставку. Думается, этот прогноз чересчур оптимистичен (перешагнуть бы пятипроцентный барьер), и поэтому Федоров будет тянуться к альянсу, например, с движением "Выбор России". Что же касается личных отношений главы "Вперед, Россия" с другими демократическими лидерами, то, по его собственному признанию, с Явлинским он может поговорить "по душам", с Гайдаром не разговаривает вообще, хотя в "ВР" у него больше близких по духу людей, чем в "Яблоке". Но при этом Федоров готов признать лидерство Явлинского, лишь если тот будет иметь рейтинг популярности не менее чем 60%. Последнее рассуждение, скорее, более актуально для выборов президента. Как полагает известный политик "Яблока" Виктор Шейнис, правые будут вынуждены выставить единого кандидата уже в первом туре. Иначе с мечтой о въезде в Кремль придется расстаться.
Если правые не объединятся, то произойдет то, что произошло в Восточной Европе — "левый марш". С одной только разницей: российские левые куда левее европейских.
ГЕОРГИЙ Ъ-БОВТ, НАТАЛЬЯ Ъ-АРХАНГЕЛЬСКАЯ, СЕРГЕЙ Ъ-ЦЕХМИСТРЕНКО, ОЛЬГА Ъ-ТАРАСОВА