Нет другой такой редкости на драматической сцене Петербурга, как новый спектакль для несовершеннолетней аудитории. "Снежная королева" Григория Дитятковского в МДТ — не такая сиропная, как ее дальняя родственница из Молодежного театра на Фонтанке, более невесомая. Но тоже адресована детям. Смотрела ТАТЬЯНА ДЖУРОВА.
Для любой "Снежной королевы" важно, каким будет персонаж, сочинивший эту сказку. В фильме 1966 года Сказочник был похож на волшебника. В спектакле Малого драматического — на библиотекаря. Анатолий Колибянов — вроде интеллигента из 70-х, от чьей сутулой фигуры в ушанке и мешковатом пальто, из рукавов которого свисают варежки на резинках, веет домашним теплом и сладкой книжной пылью. Вместе с ним специфический "дух места" создает молчаливый квартет служителей сцены (в программке они обозначены как "помощники сказочника"), оркеструющий шорохи и скрипы при помощи необычных инструментов. Вот под чьими-то ногами заскрипели ступени — первый "оркестрант" качнул деревянную рамку. Вот бабушка вытирает ноги — другой почти беззвучно шебуршит двумя платяными щетками. Вот закипел чайник — третий дунул в деревянную флейту. Дунул и как бы испугался — уж очень резкий вышел звук. А когда приходит черед расцвести розам Кая и Герды, все четверо "помощников" колдуют над горшком, откуда вырастают их ладони в белых перчатках.
Вот на фоне ярко освещенного экрана (художник Николай Слободяник) ажурные, бестелесно-бумажные силуэты Ворона (Михаил Самочко) и Вороны (Ирина Барвинская) исполняют свой куртуазный танец. Вот похищенный Кай сидит у подножия высокой стремянки-трона, на вершине которой — Снежная Королева. Два "помощника" как шлейф натягивают за троном упругие белые полотнища. В их руках они плещутся на ветру, словно королева и Кай и впрямь отправились в волшебный полет. Правда, иногда режиссер, как назло, портит это волшебство странными актерскими выходками. Только успеваешь порадоваться за Северного Оленя, чей горделивый аристократический силуэт (ветвистые рога — на палке в руке, за спиной — нарочито бутафорский "круп" под попоной) напоминает скачущих на палочках охотников из фильма Павла Арсенова "Король-олень". Как вдруг это изысканное чудо начинает говорить словно персонаж анекдота про "горячих эстонских парней".
Из актерских находок — Атаманша Татьяны Рассказовой, "женщина в соку", как и ее тезка из мультфильма про "Бременских музыкантов". Стреляет лукавым глазом в сторону подручного, кокетливо приговаривает, поигрывая "пушкой": "Будешь подслушивать — пристрелю".
Снежная королева появляется под "Грустный вальс" Сибелиуса. И эта музыка — легкая, трепетная, вся — любовь и восторг, — неожиданно смещает акценты. Какая уж там тяжесть льда, когда звучный голос Снежной Королевы звенит словно от сдерживаемых слез (и даже голос Кая, кажется, дрожит в ответ). Из-за того что Снежную королеву играет Анжелика Неволина, сильная актриса неврастенического склада, у героини появилась тема женщины, никогда не любившей, но безумно тоскующей по любви. Тему эту актриса проносит, как сквозной мотив, через несколько минут отпущенного ей сценического времени. Такая королева не может уйти из спектакля "по-английски", попав под режиссерские ножницы, но обязана как минимум истаять слезами от неразделенного Каем чувства.
Обаятельная Герда Дарьи Румянцевой — то пугливая и робкая, то упрямая и напористая, а то и вовсе легкомысленная, по счастью, не Героиня с большой буквы. Но ее образу как будто не достает одной важной вещи: ощущения, что человек вышедший из пункта А, в пункт В пришел совсем другим. В какой-то момент понимаешь, что и спектакль движется по проторенному пути, что неожиданностей не будет, и что в финале, как положено, прольются слезы Герды и вернут Кая в мир людей и их горячих сердец. В финале режиссер оставляет Кая и Герду один на один со зрителями, без театральных чудес и сказочных помощников. Именно актриса должна убедить зал, что ее слова и слезы не просто оторвут его от увлекательного учебника по "снежному делу", но и явят зрителям подлинное торжество психологического театра. И тут одно из двух: или зрители поверят актрисе, или — нет. Если нет, то счастливая развязка — та же бутафория, только более печальная, чем бумажный снег.