Издательство Obscuri Viri известно прежде всего публикацией "Нормы" и "Романа" Владимира Сорокина. На первой странице новой книги издательства эти романы задним числом объявлены вышедшими в рамках серии "Пустотный канон". Первой легальной книгой новой серии стал сборник записей перформансов группы РАМА (Михаил Рыклин — Анна Альчук), исполненных в 1989 году. Комментирует ЕКАТЕРИНА Ъ-ДЕГОТЬ.
Новая серия представит тексты традиции, по отношению к которой романы Сорокина являются "надводной частью айсберга" — эстетику московского концептуального круга 70-х — 80-х годов, статьи и эссе, диалоги и комментарии, стихи и прозу. Иногда стихи писали художники, прозу — теоретики, и, главное, границы между текстами самостоятельными и "текстами о..." не существовало. Любое высказывание становилось комментарием к другому даже без объявления интерпретации. Этот ныне разомкнувшийся круг авторов оставил огромное наследие, с которым находится в полемике почти все последующее наше искусство — причем сами тексты остаются лишь устным преданием. Внутрицеховой термин "пустотный канон" определил судьбу этой эстетики, ортодоксальность и основополагающий характер которой остаются "пустыми", неизвестными, потенциальными.
Издательство Obscuri Viri совершило шаг простой и важный — начало эти тексты издавать. Правда, не с Кабакова, не с томов "Поездок за город" (записи акций группы "Коллективные действия"), а с перформансов РАМА, текстов поздних и, вероятно, не самых главных. Впрочем, для этой традиции типично то, что все "позднее", имея больше возможностей для реагирования на "раннее", получает мощную фору. Само название этой традиции — "нома" (странное словечко, наводящее на ассоциации с древним Египтом) — было выдвинуто на закате движения, младшей ветвью его представителей, группой "Медицинская герменевтика". В "номе" время идет вспять, и отсюда другая странность издания — то, что в серию включены уже вышедшие книги. Для этой традиции очень важна фигура оценки "задним числом": старые тексты, произведения, акции пересматривались обычно так, что их неведение относительно будущего превращалось в его предвидение. А с новым слоем интерпретации все случайности прошлого вырастали до монументальной неизбежности.
Группа РАМА состояла из двух человек — философа Михаила Рыклина и его жены поэтессы Анны Альчук. Их перформансы, в отличие от классических "Поездок за город", были домашними и, кроме того, в основном словесными — их сильной стороной были не "коллективные действия", а "индивидуальные речи". В этих акциях все происходит в речи. Обнажаются ее границы и иногда иллюзорность. Здесь много читают вслух и просто говорят, а когда промелькивают какие-то произведения визуального искусства, на них мало кто обращает внимание. Более того, для нас, сегодня читающих запись давнего диалога, сама речь является средством видеть: жесты, действия и события, которые не были тут же названы вслух, остаются нам неизвестны — мы "слышим" бурную реакцию собравшихся, но, пока не прочитаем комментарий, не понимаем, что такого сделал художник Лейдерман. "Событие акции" таким образом может остаться "пустым" — оно явлено только в последующей интерпретации.
В акции "Турин-Турин", посвященной столетию "туринской эйфории" сходящего с ума Фридриха Ницше, присутствующие должны были, по замыслу Рыклина, прослушав несколько текстов (письма Ницше, фрагменты произведений де Сада и Сорокина), надуть воздушные шарики с неопределенным и неприятным содержимым (оказалось, это были полудохлые рыбки). Хотя действие это затуманено излишними подробностями, смысл его, как мне кажется, состоял в постановке пределов для речи. Дело было за праздничным столом, но даже трапеза, как известно, не прекращает поток речи так радикально, как эксплуатация своего дыхания. Минутное напряжение легких должно было парализовать слово и, в частности, критическую способность (кстати, не все участники согласились надувать шарики) и породить своего рода "речь тела", каковой и говорит в своем исполненном абсурда письме обезумевший Ницше — двукратным чтением этого странного текста перформанс был обрамлен.
Акция "Агрессия мягкого", напротив, была задумана как речь "беспредельная" — оба участника (Рыклин и приглашенный им Андрей Монастырский) отдельно друг от друга должны были наговаривать на магнитофон все что угодно в течение заранее определенных отрезков времени, оставляя на пленке пробелы для "ответов" другого. Затем обе записи прослушивались параллельно. Забавно видеть (слышать?), читая запись, как Рыклин пытается симулировать диалог и даже осуществлять принцип власти, встревая краткими репликами в пустоту пока неизвестной ему речи Монастырского. Монастырский же мгновенно, как Гудини, ускользает от диалога, так как говорит "ни о чем", только о протекании отведенных ему минут и о том, работает ли микрофон. Когда он в конце концов затягивает "идет-идет-идет...", его речь превращается в ход часов и становится окончательно "неуловима" — Монастырский тут проявляет свой блистательный "профессионализм и неозабоченность значением происходящего" (пользуясь его же словами).
Читать записи перформансов довольно странно, но вместе с тем и упоительно — перечень ненужных деталей и бюрократический список участников сладостны, как завязка детективного романа. А кроме того, эстетически значима оказывается сама дистанция между тем, что было задумано и тем, что получилось — особенно для тех, кто не переживал эти акции изнутри, зато имеет возможность наблюдать за их ходом на книжной странице, будучи вооружен знанием финала.
Михаил Рыклин, Анна Альчук. РАМА. Перформансы. Серия "Пустотный канон". Подсерия "Нома". Obscuri Viri и ТОО "ТОТ", 1994