В Центральном доме кинематографистов состоялась премьера фильма Иржи Менцеля по сценарию Зденека Сверека "Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина". В Киноцентре на Красной Пресне, где тоже демонстрировался фильм, к выходу его на экран была приурочена целая культурная программа: от творческого вечера Владимира Войновича до "избранного из ретроспективы режиссера Иржи Менцеля".
Экранизировать "Чонкина" сейчас должен был, конечно же, иностранец. Режиссеру-соотечественнику угасание моды на нелегальную литературу сулило слишком большой риск: фильму вряд ли удалось бы стать громким событием. Для романа, некогда всенародно прочитанного, легальное появление которого на страницах журнала "Юность" сопровождалось лавиной писем, пролет по экранам бесшумной тенью стал бы участью совсем печальной. Выбор же книги Войновича каннским лауреатом Менцелем сослужил добрую службу и знаменитому (анти)советскому роману, написанному в 1963-1970 годах, и современному российскому кино.
Хотя картина является копродукцией Франции и Великобритании, играют в ней русские актеры. И иностранное происхождение ленты становится заметным лишь при более внимательном рассмотрении. Когда замечаешь, например, что экранный Чонкин (Геннадий Назаров) совсем не так смахивает на Иванушку-дурачка, как его литературный прототип. И что в нем вообще очень мало "русского народного": такой герой вполне мог бы стать рядом со спилберговским Индианой Джонсом или его собратьями из Старого света. Что Нюра (Зоя Буряк) являет собой славянскую вариацию голливудской секс-бомбы — любовные сцены, происходящие в самых неожиданных местах, занимают едва ли не большую часть фильма.
Режиссер из бывшей Чехословакии, находящейся в самом центре Европы, различает в книге Войновича не столько перепев русской народной сказки, сколько вариант европейского авантюрного романа. Просто в отличие от настоящего образца жанра, его героя совершенно необязательно отправлять в "необычайное приключение": в краях, где он обитает, сама жизнь становится таковым.
Менцель этим обстоятельством пользуется сполна. Он хотя и иностранец, но иностранец "свой", имевший возможность наблюдать все происходившее в пределах восточного соседа с достаточно близкого расстояния. А потому ни на минуту не теряет ощущение разницы между небывальщиной и анекдотом — то есть событием вполне реалистичным. В пылу полемики с властью автору "Чонкина", возможно, казалось, что он несколько сгущает краски ради смелых социальных обобщений. Автор нынешней экранизации ничего подобного в виду не имеет. Бережно сохранив все анекдоты первоисточника — про кабана Борьку, сельскохозяйственный гибрид Пукс, капитана-энкавэдэшника Милягу и армию, не умеющую воевать — он рассказывает о них как о вполне рядовых событиях. На которые смотрит совершенно спокойно: ведь в конечном счете для него это чужая и враждебная армия, чужая, хотя и понятная в общем, страна.
В России нечто подобное мог бы позволить себе только молодой режиссер. Для ровесника Менцеля — человека поколения шестидесятых — история про то, как полк послали в бой, вместо патронов выдав белые, нелепые среди летней зелени маскхалаты, наверняка прозвучала бы как трагическое обличение, а ее совпадение с нынешней ситуацией превратило бы трагизм в истерику.
Для иностранца, даже соседа, это — комедия, не более и не менее. И выясняется, что если снять ее лаконично, профессионально, все подмечающим остраненным взглядом, то реалии победившего социализма, растиражированные соцартом, казалось бы, до полного насыщения рынка, вполне могут стать источником коммерческого успеха.
Правда, от истинно соцартовского произведения фильм Менцеля отличает теплый, лирический реализм. У антисоветской в общем истории оказался по-советски оптимистический финал. Отбив атаку Красной армии, кинематографический Чонкин не попадает в руки НКВД, а взмывает вместе с любимой ввысь на аэроплане под популярную мелодию тех лет. Превращая "анекдот" в повесть о настоящем человеке, который выйдет победителем всегда.
Что странно лишь на первый взгляд. На самом же деле, новый фильм лишь подтверждает старую истину: антисоветское и советское искусство очень близки друг другу. Заслуга Иржи Менцеля в том, что он смог отнестись к этому спокойно — как к данности. Из которой, к тому же, вполне еще можно извлечь немалую пользу.
ЛАРИСА Ъ-ЮСИПОВА