Оценка ежегодного послания президента Федеральному собранию сильно зависит не только от качества конкретных идей, в нем высказанных, но и от того, в каком жанровом контексте эти идеи рассматривать.
"Универсальный жанр" — такой же нонсенс, как "всеобщая частность", и потому, решая вопрос о наборе обсуждаемых в послании идей, об уровне их конкретизации, о способе подачи материала, составители исходили из наиболее удачного, как казалось им, жанра тронной речи, предполагающего известные моменты патернализма. По мнению помощника по юридическим вопросам Михаила Краснова, огласитель послания выступает в качестве "какого-то идеального центра, олицетворяющего идеи государственности и государства", восполняя тем самым угнетающий общество вакуум идей и целей. В нынешних обстоятельствах, как полагает Краснов, такого рода идеализация вполне оправдана, ибо "от идеи отца (являемого в образе правителя. — Ъ) общество еще не скоро уйдет". Коллега Краснова Георгий Сатаров видит в тексте гибрид послания и исповеди, составленный по принципу: "Декларация о намерениях и призыв разделить его (правителя. — Ъ) позицию. Давайте делать это вместе, и если вместе, то так и так...". Несомненно, тут весьма сильны элементы либеральной дворянской идеологии. Тот же Сатаров рассуждает вполне как декабрист-дедушка из поэмы Некрасова: "Каждой стране наступает рано иль поздно черед, где не покорность слепая — дружная сила нужна" — ведь "единодушье и разум всюду дадут торжество". Но тогда в рамках сказанной идеологии образец для послания надо искать там же, где находится вершина этой идеологии — в золотом веке Екатерины. Как проблемы, одолевающие вельмож-составителей, так и стилистика изъяснения этих проблем находит непосредственную аналогию в обращенном к народным представителям "Наказе" Екатерины II и, шире, в лучших шедеврах русского классицизма, соединяющих, подобно нынешнему посланию, вполне сообразную моменту учительность с изрядной абстрактностью и даже риторичностью.
Раздел о становлении судебной власти есть чистый синтез державинского "Неправый суд разбоя злее, Суды — враги, где спит закон. Пред вами гражданина шея Протянута без оборон" с обращенным к региональным руководителям пушкинским "Склонитесь первые главой Под сень надежную закона, И станут верной стражей трона Народов вольность и покой". Раздел 2.1 ("Экономические и социальные права в период реформы") сводится к указанию "Ваш долг есть охранить невинных, Несчастливым подать покров, От сильных защитить бессильных, Исторгнуть бедных из оков", раздел 2.4 ("Повышение действенности правовой защиты личности") — к гневному "Не внемлют, видят и не знают, Покрыты мздою очеса. Злодейства землю потрясают, Неправда зыблет небеса". Стилю сообразна композиция. Три главы послания суть прописанные в действующей конституции три ипостаси монаршего сана: самодержец (1. "Обеспечение суверенитета, независимости и целостности России"), отец подданных (2. "Обязанности государства по защите прав и свобод человека и гражданина"), арбитр нации (3. "Взаимодействие государственных и общественных институтов").
Самое интересное тут даже не то, что при столь, казалось бы, несовременных стиле и композиции послание содержит ряд превосходных и похвальных идей. Более существенно, что составители, похоже, были обречены на то, чтобы в ходе работы над посланием взывать к тени премудрыя Фелицы, ибо идеология и эстетика той эпохи суть идеология и эстетика становления национального государства. Россия пребывает ныне в той самой исторической стадии, и кремлевский авторский коллектив не имел большой свободы в выборе творческого метода.
Это, впрочем, никак не избавит послание и его огласителя от самой жестокой критики, ибо сочинитель жестко привязан к проблеме, а та — к стилю и антуражу, но полемисты совершенно свободны в выборе и того, и другого, и третьего, а то обстоятельство, что на трон садятся как раз для того, чтобы произносить с него тронные речи, вряд ли их остановит. В рамках либерально-монархической парадигмы составители послания пожалуй что достигли идеала, но вряд ли для Зюганова или Явлинского сама эта парадигма является идеалом.
МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ