Я отношусь к той категории издателей, которые несколько лет тому назад очень сильно "запали" на нон-фикшн, как наиболее перспективный, энергично и интересно развивающийся — не жанр даже, а тип литературы. Ну, или скажите, что я на нон-фикшн очень многое поставил в своей редакторской карьере, как хотите. Это чистая правда. Замечу, что руководствовался я в своем выборе, конечно, вовсе не какими-то фундаментальными и ответственными исследованиями перспектив рынка "нехудожественной" литературы в России, а скорее эмоциональным ощущением, что именно тут, на этом участке мировой словесности, ударил живой и свежий ключ увлекательных, полезных и перспективных (со всех точек зрения, в том числе, несомненно, и с коммерческой) текстов и что российское книжное дело не может остаться от этого потока в стороне.
Еще в самом начале 2000-х, а может, и еще раньше, я с некоторым изумлением сделал — одновременно, как потом выяснилось, с немалым количеством коллег-книгоиздателей — чрезвычайно впечатлившие меня наблюдения над самим собой: я просто-напросто убедился, что стоит мне переступить порог большого, богатого книжного магазина где угодно в мире, как ноги сами несут меня к залежам неисчерпаемо разнообразного и упоительно изобретательного "жизненно-документального" чтения.
С тех пор прошло немало времени, и я, сделав книжное дело своей основной профессией, перестал бывать, оказываясь за границей в отпуске или по делу, в тамошних книжных гиперсторах. В полном соответствии с анекдотом о девице, которая на отдыхе не могла заставить себя смотреть на подступающие к ней с соблазнительными предложениями "станки, станки, станки". Зато я стал посещать крупнейшие мировые книжные выставки и салоны, знакомясь непосредственно там, где, собственно, и был вышеупомянутый источник, с актуальными и, может быть, еще только готовящимися к выходу новинками мировой книжной отрасли. Я стал проводить целые дни, а иногда и недели, за осмотром и анализом содержимого стендов самых сильных и стильных мировых издательских компаний на крупнейших книжных форумах во Франкфурте и Лондоне, иногда еще на Парижском салоне, на авторитетнейшей Болонской ярмарке детской литературы и т.д. И время я там убивал не просто так, а с конкретным умыслом: подбирая редакционный портфель будущих переводов, намечая приобретение издательских прав.
И чем дальше, тем яснее я отдавал себе отчет в том, что эти мировые торжища интереснейших и перспективнейших издательских проектов обрекают меня и моих коллег на какое-то нескончаемое упражнение в профессиональном смирении. Впору было назначить цеховым гимном, выражающим собою сам дух профессии и ее становой идеи, печальную до отчаяния хоровую казацкую песню "Не для меня". В самом деле: "не для меня придет весна" (а равно не для меня "растут сады", "журчат ручьи", "цветут цветы" и проч.) всего этого тематического раздолья.
Отечественному читателю бессмысленно предлагать все эти глубокие, в высшей степени обстоятельные и напряженные по сюжету расследования пулицероносных стафф-райтеров из The New Yorker, The Wall Street Journal, Newsweek и Chicago Tribune. Ведь они ищут свои сюжеты среди узловых проблем американской, европейской и мировой политики. А российская публика, как явствует из хроники наших политических новостей, с глубоким безразличием относится к базовым ценностям и механизмам демократического мироустройства.
Нашего соотечественника не тронут увенчанные престижнейшими французскими и немецкими журналистскими премиями Альбера Лондра и Хенри Наннена книги репортажей, исполненные острого драматизма и душераздирающих подробностей человеческих судеб, из Дарфура, и Либерии, Пакистана и Бутана, Восточного Тимора и Новой Каледонии, владений колумбийского наркокартеля и румыно-украинской мафии торговцев малолетними наложницами. Ведь авторы этих книг трактуют проблемы межрасового и межнационального примирения, борьбы с массовым голодом и катастрофическими эпидемиями, всемирной фронды антиглобалистов, толерантности во взаимоотношениях полов и поколений, защиты от рутинного бытового насилия и простого умения людей проявлять милосердие друг к другу. А нашему соотечественнику, как всякий знает наверняка, неинтересно и неприятно читать про "всех этих негров".
Экология нас не беспокоит. Психоанализ на нас не распространяется. Анонимные алкоголики нас не умиляют. Экзотические формы домашнего рукоделия нас не увлекают. Общение с детьми и подростками на интересующие их темы у нас не складывается. А перспектива путешествия на расстояние более двухсот метров от пляжного лежака, не предусматривающего системы "олл инклюзив", не привлекает нашего массового отдыхающего и расценивается им как нелепое чудачество.
И так далее. Совершенно безнадежно, "с восторгом чувств — не для меня".
Можно, конечно, повторить тут — в более или менее интеллигентной, приемлемой для публичного выступления форме — то, что в сердцах пробормочет иной впечатлительный издатель в грустную минуту такого вот расставания с франкфуртскими или, скажем, болонскими иллюзиями.
А именно: российский читатель — тупая и жадная бестолочь. Он бесконечно ограничен в интересах, вечно находится в поисках вовсе не новых литературных впечатлений, а как можно более точного повторения той единственно дорогой и желанной для него книжки, которую он однажды в детстве прочел и сохранил от нее смутное ощущение, будто она ему понравилась, хотя он и не способен теперь припомнить ни имени автора, ни названия, ни сюжета даже в общих чертах. Причем эту вожделенную книжку, страстное желание обладать которой порождено у читателя рудиментарным комплексом младенческого сосания, он хотел бы получить даром, при том что издать ее он требует обязательно на веленевой бумаге, с цветными лакированными картинками и в кожаном переплете.
Ну что, отвели душу? А теперь отдадим себе отчет: мы все равно вынуждены продвигаться именно в этом направлении, ведь никакой альтернативы так и не просматривается.
Придется тут настаивать на своем, проявлять некоторое упрямство, в нормальной ситуации не характерное для взаимоотношений между производителем и потребителем, и даже, как считается, этим отношениям противопоказанное. В конце концов, это одна из аксиом всякой предпринимательской деятельности: "Мы тут не занимаемся ни педагогикой, ни просвещением. Мы никому не прививаем никакой вкус ни к чему. Мы просто стараемся обнаружить имеющийся спрос и удовлетворить его максимально полно и оперативно. С наибольшей выгодой для себя, разумеется".
Однако правила правилами, а мы не сможем смиренно дожидаться самопроизвольного зарождения и полноценного развития спроса на литературу нон-фикшн во всей ее сложности и многообразии — мы просто до этого момента не доживем. Нам предстоит прививать этот спрос в прямом, "мичуринском", так сказать, смысле, как прививают черенок ценного селекционного сорта на малоурожайную, зато устойчивую к капризам местного климата основу.
Я полагаю, что наиболее подходящим для таких прививок, способных постепенно справиться с ограниченностью интереса читателей и недоверием их к чужим, далеким сюжетам и темам, способен стать только качественный литературный материал "отечественного происхождения". Проще и откровеннее говоря: при всем восхищении профессионального издательского сообщества высококлассными образцами европейской и американской "нехудожественной" литературы, ставку на массовый поток переводных книг делать будет нельзя. Качественный нон-фикшн придется писать здесь, на месте. "Свой" автор — единственный, кто способен убедить читателя, что нащупал действительно близкую и волнующую его тему. И кто может попробовать развернуть ее так, чтобы удержать внимание и интерес этого самого читателя. Адаптировать переводной нон-фикшн — если только речь не идет о совсем уж отдаленном историческом сюжете — чаще всего значительно сложнее, нежели работать сразу в расчете на особенности восприятия этой конкретной аудитории.
И тут мы снова безнадежно проваливаемся в бездуховные экономические материи. Авторов для этой селекционной волны российского нон-фикшн взять негде, кроме как в журналистской среде. Однако газетная и журнальная индустрия — при всех проблемах ее ежедневного бытия, в том числе проблемах экономических, — на протяжении уже почти целого десятилетия развивается постольку, поскольку сидит верхом на довольно упитанном рекламном рынке. В книжном же деле рекламных доходов нет практически никаких — так, чуть-чуть "продакт плейсмента", да и то запертого в узких рамках дешевой, а по большей части и просто трэшевой беллетристики. Почти единственный источник выручки тут (если не считать продажи авторских прав, рынок которых в России пока развит очень слабо) — сбыт самих книжных тиражей.
Несравнимы доходы — несравнимы, соответственно, и затраты, прежде всего на оплату авторского труда, которые две соседние индустрии могут себе позволить. Не утомляя друг друга промежуточными подсчетами, скажем, что рядовое издание среднего объема и разумного полиграфического качества (на полку книжного магазина оно встанет с ценником, положим, в 300 руб.), принесет своему автору при общепринятой средней ставке роялти чуть больше полудоллара с каждого проданного экземпляра. При расчетах на первое издание вполне типичным сегодня базовым пятитысячным тиражом книгоиздатель в конце концов, когда (и если) тираж благополучно разойдется, выплатит автору роялти в размере 60-80 тысяч рублей. А между прочим, средних объемов книжная рукопись — это полмиллиона печатных знаков, как минимум. В какой такой редакции найдешь ту мать Терезу, которая пойдет на эту каторгу за такие деньги?
При этом всякому профессионалу совершенно ясно, что хороший книжный проект не может быть подготовлен, разработан и доведен до издательской кондиции между делом, в свободное от основных занятий время. Мечта увидеть свое имя на книжном переплете практически неизбежно обернется для журналиста уходом в "академический отпуск" длиной в полгода, а то и больше. И все это — в обмен на веселую перспективу заработать на книжке сумму, еле-еле сравнимую с месячной зарплатой приличного журнального обозревателя. Ведь сколько-нибудь серьезный заработок автору могут обещать только дополнительные тиражи книги, вовсе не гарантированные, особенно в случае, если речь идет о литературном дебюте.
Тут и возникает вполне естественный замысел найти кого-то третьего, кто вмешается в невеселые финансовые взаимоотношения между автором и издателем. Представим себе, что находится некая сторона, заинтересованная в появлении книги, — научный фонд, историческая ассоциация, политологический "тинк-тэнк", правозащитный центр, творческий союз. И эта сторона соглашается на период подготовки книги взять автора "на содержание", компенсировав ему утраченный доход по месту основной журналистской работы или хотя бы часть его. Притом издателю тут проще всего вообще устраниться от этих взаимоотношений, "завязав" автора напрямую с тем, кто берется поддержать его замысел.
Во-о-от... Мои поздравления: мы только что изобрели довольно заслуженный, чтобы не сказать слегка уже заржавленный, велосипед. Такое "взятие на содержание" в мире называется книжным грантом. И процедура его получения разумным, ответственно настроенным автором в большинстве развитых стран мира является вполне рутинной. А уверенное владение техникой такого "литературного фандрайзинга" считается там же одним из важнейших профессиональных навыков, которым обязан овладеть всякий начинающий книгописатель.
Ну, так давайте поставим на этом месте, скажем, точку с запятой и поразмыслим в тишине, не торопясь, кто бы мог предоставить автору такой целевой грант на подготовку книжного проекта в нынешних российских условиях. И вернемся к этому разговору через некоторое время, когда соберется небольшой списочек таких претендентов. Ведь за грантополучателями дело, понятно, не станет. А вот за грантодателями придется изрядно побегать...
Мартин Гилмор
Дефолт, которого могло не быть
М.: Время
Арсений Замостьянов
Советская массовая культура
М.: Ad Marginem
Джон Ньюхаус
Boeing против Airbus
М.: Эксмо
Роберт Франк
Ричистан. Страна богатых
М.: Эксмо
Марк Якобсен
Американский гангстер
СПб.: Амфора