"-- Сколько будет шестью шесть?
— Тридцать шесть, естественно.
— Похоже, память у вас в полном порядке. Ну а зовут вас как?..
— Меня зовут Артур Гордон Пим.
— Не угадали.
Явно Артуром Гордоном Пимом звали не меня. Пим не прошел. Я стал торговаться с доктором:
— Зовите меня... Измаил? Можете звать Измаилом.
— Нет, вас зовут совсем не Измаилом. Пробуйте снова".
На самом деле этого человека зовут Джамбаттиста Бодони, ему шестьдесят лет, он филолог и букинист. Синьор Бодони выныривает из тумана обморочного (как выясняется, инсультного) небытия, наполненного плотно переплетенными строками из По (автора "Повести о приключениях Артура Гордона Пима"), Мелвилла (фразой "Зовите меня Измаил" начинается "Моби Дик"), Пруста, Леопарди, Сименона, и обнаруживает себя на больничной койке. Он слышит: "Нет, это все же не кома. Понимаете, голубушка... Посмотрите, энцефалограмма не совсем плоская. Безусловно. Имеем отдельные вспышки", ему в глаза бьет свет фонарика, его чем-то колют, задают вопросы типа "Какой сейчас год?", "А вам сколько лет?". И ставят диагноз: amnesia retrograda. В палате появляется женщина и объявляет, что она его жена, что они женаты уже тридцать лет, что у них две дочери и трое замечательных внуков.
"Таинственное пламя царицы Лоаны" Умберто Эко начинается как рядовое произведение массовой художественной продукции. И герой романа сразу же сам это замечает и отмечает — утешения жены "Не волнуйся, папочка, я напомню тебе обо всем понемножку, все наладится" он пусть шутливо, но парирует предположением, что все это мышеловка, что ему пудрят мозги, "чтобы закодировать в нем новую личность и заслать за Берлинскую стену, как в фильме "Досье "Ипкресс""".
Таким образом, в нескольких строчках Эко обрабатывает самое очевидное и, надо сказать, самое симпатичное, для чего нынешний масскультовый трафик использует амнезию. Не будь автору нужна шутка с Берлинской стеной (""Стены уже нет, от советской империи остались рожки да ножки".— "Господи милостивый, на секунду отвернешься, вы империю развалили, стену Берлинскую сломали... Ладно, придется верить в твою легенду""), на месте снятого в 1965 году по роману Лена Дейтона "Досье "Ипкресс"" вполне могли бы быть более современные "Memento" или фильмы про Борна, демонстрирующие неусыпный интерес масс (да и не масс) культа к амнезии. Но Эко, в отличие от многих, не интересует ни беспамятство, ни его эффекты. Его, наоборот, интересует память. Его интересуют памяти.
Длинный и сложный роман "Таинственное пламя царицы Лоаны" можно отчасти считать художественным воплощением идей Эко про память. Тезис о трех типах памяти — органической, минеральной и растительной (бумажной) — Эко стал развивать в начале 1990-х. В комментариях к русскому изданию "Таинственного пламени царицы Лоаны" Елена Костюкович пишет, что впервые Эко говорил об этом 23 ноября 1991 года в Национальной библиотеке Бреды: "У нас имеется три типа памяти. Первая — органическая, то есть запечатленная в плоти и крови и управляемая мозгом. Вторая — минеральная, причем у человечества есть две разновидности минеральной памяти: тысячи лет назад эта память воплощалась в глиняных табличках и обелисках — на них люди вырезали текст. Впрочем, к тому же типу памяти относится и электронная память современных компьютеров, запечатленная в силиконе. Есть и третий тип памяти — растительная, представленная древними папирусами, а впоследствии книгами, напечатанными на бумаге". С разговора об этой растительной, бумажной, книжной памяти начиналась знаменитая оптимистическая лекция Эко "От интернета к Гутенбергу", которую лет десять назад (после того как автор прочел ее в Москве, на экономическом факультете МГУ) многие здесь цитировали наизусть длинными кусками. Эко пересказывал эпизод из диалога Платона "Федр". Сократ напоминает юному Федру о том, как изобретший письменность египетский бог Тот демонстрировал фараону Тамусу свое изобретение, "которое позволит людям помнить то, что иначе пропадет в забвении". Фараон, однако, не обрадовался: "Хитроумный Тот! Память — дивный дар, ее надо постоянно поддерживать. Из-за твоего изобретения у людей испортится память. Они будут вспоминать не благодаря внутреннему усилию, а благодаря внешней поддержке". Платон, конечно, иронизирует, поясняет Эко: "Он приводит аргумент против письма, но вкладывает его в уста Сократа, который ничего не писал. Именно поскольку он не публиковался, Сократ потерпел поражение — в академическом плане". Поражение Сократа в том, что он не понял сущности книг, того, что "во-первых, мы знаем, что книга — это не способ присвоить чужой ум, наоборот, книги — машины для провоцирования собственных новых мыслей, и только благодаря изобретению письма есть возможность сберечь такой шедевр спонтанной памяти, как "В поисках утраченного времени" Пруста. Во-вторых, если когда-то память тренировали, чтобы держать в ней факты, то после изобретения письма ее стали тренировать, чтобы держать в ней книги. Книги закаляют память, а не убаюкивают ее".
Память героя "Таинственного пламени царицы Лоаны" как раз закалена книгами, как самая прочная сталь. Она наполнена Бодлером и Рембо, Лоркой и Д`Аннунцио. Их слова, их строки, их строфы, вплетенные в текст повествования, делают страницы эковского текста по-настоящему прекрасными, но самому герою не помогают обрести его прошлое. Все эти тексты в каком-то смысле недостаточно бумажные, ставшие всеобщим достоянием. Помогает бумага настоящая — funny papers, старые комиксы и альбомы с картинками, которые герой "Лоаны" находит на чердаке деревенского дома, где жил в детстве. Именно они — эти напечатанные хорошо, в три, а чаще в две краски тетрадки, рассказывающие глупые истории про персонажей со смешными именами вроде Коровы Кларабеллы или доктора Царро (он же Царьков), открывают герою дверь в прошлое, в детство, с которым он когда-то расстался слишком внезапно: "Слишком резко повернул ключ, расставаясь с бумажками своей юности". Теперь он перебирает эти бумажки, и они дают ему возможность вспомнить все, даже то, что он явным и специальным образом не помнил до впадения в беспамятство, даже то, память о чем станет для него губительна.
Последний роман Эко (после публикации "Лоаны" в Италии в 2004 году он официально заявил, что больше романов писать не будет) можно читать как хвалу вообще бумажности. Старые журналы и дешевые издания нашего детства расскажут нам историю (нашу собственную и вообще — историю) проще и жестче, чем обремененные величием тексты. "Таинственное пламя царицы Лоаны" не название изысканной модернистской поэмы. Так по-итальянски витиевато назвали один эпизод известного американского комикса "Tim Tyler`s Luck", который издали отдельным альбомом (в США выпуски "Тима Тайлера" выходили с 1928 по 1996 год). "Я открыл альбом и погрузился в самую несуразную историю, которая когда бы то ни было составлялась в человеческой фантазии. Рассказ дико бессвязный, сюжет ничем не оправдывается, приключения дублируются, персонажи с бухты-барахты проникаются глубочайшими любовями". Сама царица Лоана отнюдь не привлекательна и не приманчива — она напоминает артистку дешевого и старомодного варьете. Но взяв в руки альбом, герой Эко ощущает себя близким к окончательному откровению: "Вот оно, объяснение таинственных пламен, которые волновали меня после пробуждения... В детском возрасте что-то прочел, в памяти это застряло, ты это переиначил, сильно облагородил и в результате состроил себе миф из какого-то недоделанного чтива. Оплодотворила-то мою вялую память не столько фабула, сколько само по себе название. Меня пленило выражение "таинственное пламя", не говоря уж о манящем имени Лоана, даром что принадлежало оно вредной, капризной сопливке, переряженной в баядерку. Значит, все годы детства, а может, и годы после я пролюбил даже не образ, а всего только звук. Забыв настоящую Лоану, я пленялся оральными аурами любых таинственных пламен. А через годы, с вывихнутой памятью, я взялся заклинать пламя по имени, дабы ожили и заполыхали блики позабытых мной услад".
Заклинание пламени по имени не может пройти безнаказанно — лицо царицы Лоаны явится обретшему память — обретшему все памяти — герою в предсмертных видениях. И это лицо окажется обворожительным, знакомым и желанным. То, что память — вещь опасная, стало уже общим местом. Но Эко предлагает мысль сегодня практически скандальную: память — вещь прекрасная.
Умберто Эко
Таинственное пламя царицы Лоаны
СПб.: Симпозиум