Этот фильм Кар Вай снял давно, четырнадцать лет назад, и даже получил за него награду Венецианского фестиваля 1994 года. Вернее, ее получил гениальный оператор, а ныне режиссер Кристофер Дойл. В Гонконге фильм тоже был отмечен критиками, но особого успеха у публики не имел — возможно, из-за некоторой внешней запутанности сюжета. Три основных линии в нем затейливо переплетаются, чередуются, истории рассказаны не по порядку и изобилуют флэшбеками. Открывающий фильм эпизод хронологически является завершением всех трех историй. Конечно, сделано это не с целью внести сумятицу. Просто именно так память и работает; Кар Вай воспроизводит свойственную ей фрагментарность, произвольность воспоминаний, внутреннюю логику, никак не связанную с реальной последовательностью событий. Впервые последовательность кинорассказа была нарушена монтажом еще в 1914 году, когда Гриффит смонтировал эпизоды "Рождения нации" не по порядку; тогда на тестовом просмотре игравшая в фильме Лилиан Гиш рыдала от расстройства, что ничего не поняла. Но с тех пор зритель вполне овладел киноязыком и научился читать сложно структурированные сообщения, так что теперь сложить сюжет из мозаики эпизодов — не самая сложная задача.
Если же рассказывать историю по порядку, то выйдет так. Оуянь Фень (Лесли Чун) когда-то потерял любимую девушку (Мэгги Чун). Не дождавшись, пока он вернется из скитаний мастером боевых искусств, она вышла замуж за его старшего брата. Хуан, друг Оуянь Феня (Тони Люн Ка Фай), навещает ее каждый год, чтобы потом рассказать, как она живет. Однажды она передает с Хуаном подарок для Феня — волшебное вино забвения, тот отказывается пить, и Хуан выпивает его сам. Ведь у него все тоже непросто. В Хуана влюблена Инь из клана Мурон (Бриджит Лин, гонконгская звезда, которая и раньше играла женщин, переодетых в мужчин, и даже просто мужчин; после "Праха времен", в год своего сорокалетия, она ушла из кино). Встретив Инь переодетой в ее брата Яна, Хуан обещал ему на ней жениться, но слова не сдержал, и вот Инь/Ян приходит к Феню, промышляющему организацией убийств, чтобы заказать Хуана. Это вторая любовная линия. Третья связана со слепнущим меченосцем (Тони Люн Чу Вай), которого нанимает Фень; он утратил интерес к жизни, когда его разлюбила жена по имени Цветок Персика, и ему все равно, где сложить голову.
В фильме много боевых сцен, которые поставил большой гонконгский авторитет по этой части Само Хунг. Но выглядят они все равно совершенно не так, как это принято в фильмах жанра "у-ся" (костюмные драмы с боевыми искусствами). Потому что Кристофер Дойл снимает их даже не как безупречный с точки зрения хореографии балет, а как живопись светотенью. Фигуры воинов застывают в воздухе и остаются размытыми, смазанными — отпечатком в глазах смотрящего. Именно за эту технику операторскую манеру Дойла принято называть импрессионизмом. В "Прахе времен" он, кажется, превзошел сам себя, запечатлев рыжую плоть пустыни Гоби, медленные танцы воинов в воздухе, лица героев, поперек которых пляшет тень от висящей клетки, будто накидывая на них сеть. Трагическая расколотость сознания Инь/Яня — воина, ищущего фиаско и бьющегося с собственными образами, — передана гениальным кадром: он/она идет по берегу озера, и фигура раздваивается, отражаясь в воде.
"Прах времен" пока остается единственным фильмом Кар Вая в жанре у-ся, но боевые искусства тут в общем-то ни при чем. Вышло не кино про драки, а медитация на тему любви и смерти, невозможности счастья, памяти и забвения. Здесь задействованы только звезды с мощными актерскими харизмами, которых Кар Вай часто снимал ансамблем: два Тони Люна, Лесли Чун, Мэгги Чун и Бриджит Лин. Кстати, что до боевых искусств, то гонконгские звезды, включая женщин, все как один не пользуются дублерами, а сами владеют техникой.