Будет ли большим откровением заявить, что политический режим в России весьма напоминает конституционную монархию в том виде, в каком она существовала в XIX веке в Европе? А будет ли большим откровением утверждать, что глава государства, реализуя обусловленные таким политическим режимом полномочия, держит бразды правления в своих руках, полностью контролируя процесс принятия важнейших решений? В отличие от первого ответ на второй вопрос вовсе не так очевиден. Более того, общественное мнение страны склоняется к тому, чтобы считать положительный ответ в этом случае проявлением политической наивности. Мнение, распространенное в верхних эшелонах государственной власти, однако, иное. Люди, наделенные в силу своей компетенции всей полнотой власти, не тешат себя иллюзиями относительно того, насколько велика свобода маневра, предоставленная им стилем управления высшего должностного лица страны.
Речь идет, разумеется, не об официальных заявлениях, в которых скороговоркой наподобие перечисления государственных регалий прежних советских лидеров звучат уверения, что президент находится в великолепной, едва ли не фантастической, физической и интеллектуальной форме. Проблема не в состоянии Бориса Ельцина, а в том, насколько форма или стиль руководства страной отражает или скрывает содержание этого руководства. Уже упоминавшееся определение "византизм", которым ряд западных политологов характеризуют особенности кремлевской политики, может стать отправным пунктом в анализе взаимоотношений на самой вершине пирамиды российского госаппарата. Для византийской модели управления характерна постоянная игра, которую ведут друг с другом глава государства и его приближенные. Первый — стремясь удержать всю полноту власти, что из-за ее всеохватности в принципе невозможно. Вторые — в надежде оказаться причастными к процессу реализации этой власти, причем степень причастности обычно определяется степенью близости к главе государства. Бесконечные интриги по принципу "все против всех", кратковременные союзы и постоянная вражда, слухи, использование плебса то в роли статиста, то как инструмент для устранения политических противников — все это может претендовать на лавры византизма только тогда, когда поднимается на совершеннейший уровень как политического изящества, так и человеческого вероломства. Суть же процесса всегда сводится к простой бартерной сделке, товаром в которой, с одной стороны, выступает власть, а с другой — личная преданность. Практика показала, что и тот, и другой товар в большинстве случаев оказывался некачественным.
По мнению высокопоставленного сотрудника президентской администрации, не без колебаний согласившегося обсудить подобного рода тему, в основе периодически запускаемых слухов о здоровье главы государства, сопровождаемых "приливом" общественного интереса к вопросу контроля за использованием рычагов власти, лежат всегда лишь две простые причины — стремление переложить ответственность и проверка лояльности. "Все остальное в конечном итоге сводится к одному из двух," — считает он. И добавляет: "Второе, правда, играет меньшую роль, поскольку никто уже ничему не верит". И никому — следовало бы добавить. Как отмечают информированные сотрудники аппарата правительства, ситуация и в кабинете, и в президентских структурах сейчас принципиально иная, чем еще несколько месяцев назад. "Все пришло в движение, — сказал в беседе с корреспондентом Ъ один из федеральных министров. — Не существует постоянных группировок. Сегодня я здесь, завтра — там, а послезавтра — в совсем иной компании. Я знаю точно только то, с кем я и против кого. С кем и против кого другие, я отслеживать просто не в состоянии". Чем выше точка наблюдения, тем больше информации. В результате в самом выигрышном положении оказывается высший эшелон управления, который получает возможность, наиболее эффективно вмешиваясь в междоусобную борьбу, в любой момент контролировать ситуацию: "разделяй и властвуй".
В качестве примера, иллюстрирующего новые тенденции, можно назвать историю с бывшим вице-премьером и председателем Госкомимущества Владимиром Полевановым. Его стремительный взлет, а затем столь же стремительная перемена поведения спустя всего лишь месяц после вступления в должность, резкость, с какой он выступил против первого вице-премьера Анатолия Чубайса, свидетельствуют о серьезной поддержке, которой он пользовался в кремлевском аппарате. Именно кремлевском: тот факт, что косвенно критика Полевановым методов и итогов ваучерной приватизации затрагивала такие фигуры, как Виктор Черномырдин и Олег Сосковец, исключал поддержку на уровне руководства федеральным правительством. "Не коснись он ТЭКа, так бы и сидел в ГКИ", — предположил один из сотрудников аппарата правительства. Однако судя по всему, ТЭК и алюминий входили в условия игры, что, кстати, говорит и об уровне поддержки в Кремле. Когда все вовлеченные в конфликт стороны оказались в патовой ситуации, президент сделал ход в истинно византийском стиле. Сняв Полеванова, он назначил его на отнюдь не ритуальную должность заместителя главы Контрольно-ревизионного управления своей администрации. По некоторым оценкам, он может претендовать на должность руководителя КРУ, исполняющий обязанности которого Владимир Зайцев будет, скорее всего, перемещен на другой пост. Можно догадываться о чувствах бывшего вице-премьера, когда он, в полной мере ощутив себя "преданным", неожиданно оказывается на должности, которая не только не перечеркивает его карьерные перспективы, но и, в определенном смысле, развязывает ему руки. "Сильный ход, — прокомментировал это решение Бориса Ельцина представитель администрации. — Так и формируют преданное окружение". Недаром случай с Полевановым воскресил в аппаратных кругах память об опричнине.
Чувство благодарности, несомненно, играет здесь существенную роль, именно поэтому оно сознательно культивируется — и подпитывается чувством вины. В качестве примера подобного рода называют Павла Грачева, авторитет которого как военачальника был подорван ходом боевых действий на Северном Кавказе. Деморализованный общественной критикой и откровенными разговорами о кандидатурах своих преемников Грачев, исправно сыграв роль "громоотвода", может еще прочнее утвердиться в своем кресле на улице Фрунзе. Его преданность главе государства, получив очередной мощный импульс, будет после этого едва ли не абсолютной.
Нестабильность в ближайшем окружении президента является поэтому одним из условий формирования когорты людей, готовых идти "до конца". Вопрос, однако, в том, с кем готов идти до конца сам Борис Ельцин. Пока можно с уверенностью говорить о трех фигурах, роль и влияние которых не изменятся ни при каких общественных катаклизмах: премьер Виктор Черномырдин, первый помощник Виктор Илюшин и начальник Главного управления охраны Александр Коржаков. Это те люди, которым (пользуясь выражением, приписываемом президенту) он доверяет "на двести процентов". Любопытно, что в этот круг не попал давний соратник Ельцина еще по Свердловску Олег Лобов. По словам информированных сотрудников президентской администрации, сохранение его на посту секретаря Совета безопасности объясняется, прежде всего, необходимостью давления на военные круги, поскольку в планах реформы Минобороны и расширения функций Генштаба Совету безопасности отводится роль определенного противовеса. Тем не менее, как можно судить по некоторым признакам, Олег Лобов уже относится к тем, кому президент доверяет не на "двести", а только на "сто" процентов. Как считают в президентском аппарате, вопрос о перемещении Лобова практически решен. Пока остается неясным, будет ли это "мягким" вариантом отставки в духе бывшего премьера Ивана Силаева и ушедшего с поста руководителя администрации Юрия Петрова или же очередным "новым назначением". В связи с последней возможностью упоминается должность главы президентской администрации — занимающий ее Сергей Филатов готовится уйти в отставку. На этот же пост претендует и лидер Федерации товаропроизводителей Юрий Скоков, однако шансы его сотрудники администрации оценивают невысоко: "Чечня, по сути, является своеобразным экзаменом на преданность, и на этом экзамене Скоков себя никак не проявил. Хотя мог бы".
В сходной с Филатовым ситуации оказался сейчас и мэр Москвы Юрий Лужков, кампания против которого, кажется, частично достигла цели. Пока, однако, никто не берется предсказать, завершится ли она сменой Лужкова на его нынешнего первого заместителя Бориса Никольского или же титаническими усилиями мэру удастся отстоять свой пост.
В любом случае и независимо от того, какие карты и в каком порядке лежат в кадровой колоде, можно сделать только однозначный вывод: в системе исполнительной власти круг лиц, уверенных в своем аппаратном будущем, ничтожно узок. Та же ситуация и в среде законодателей: федеральный парламент будет переизбираться уже в декабре этого года. Подобная нестабильность и неуверенность в своем будущем дает президентской власти одно существенное преимущество: гарантируя более или менее долгосрочную стабильность, она может добиться поддержки в вопросе, который постепенно превращается в главную головную боль высшего политического руководства. А именно — в вопросе о переносе срока выборов. Если имеет под собой основание циркулировавшая на прошлой неделе в президентских и правительственных кругах информация о достижении принципиальной договоренности по этому поводу между представителями двух ветвей власти, то такой ход может иметь успех в регионах только в том случае, если "уверенностью в будущем" охватят и их политические элиты. Тем самым руководство страны преодолеет тот рубеж, который отделял в не столь отдаленном прошлом "эпоху Хрущева" от "эпохи Брежнева" — на смену инициативам и новациям придет стабильность. В качестве ее гаранта, очевидно, будет выступать президент — правда, уже не сам по себе, а как глава ключевого политического института. Смена его на этом посту будет возможна только после того, как он определит своего преемника, способного обеспечить плавное перетекание существующей политической элиты в новую эпоху.
В этом случае политический режим в России еще больше будет напоминать Европу XIX века. При этом его лидерам следует учесть опыт своих предшественников: большинство политических систем, благополучно господствовавших в этом веке, закончили свое существование под жерновами революций.
РОМАН АРТЕМЬЕВ