Перед отъездом в Вену "Класс экспрессивной пластики" Геннадия Абрамова — пластическая лаборатория театра Анатолия Васильева "Школа драматического искусства" — показал избранной московской публике обновленную программу "Межсезонье", подготовленную для гастролей.
Спектакли шли в вотчине "Школы..." — бывшем кинотеатре "Уран" на Сретенке; те, кто был приглашен, смогли увидеть, как функционирует пространство театра, создаваемого Анатолием Васильевым, основателем "Школы драматического искусства". Зрительские места начинаются с бенуара и поднимаются ярусами вверх; партер слит со сценой. Переходы актеров со "сцены" в "зал" (оба слова приходится употреблять условно) позволяет видоизменять структуру игры без всяких вспомогательных ухищрений. Самые затейливые и утонченные взаимодействия выстраиваются с благородным лаконизмом.
Насколько можно судить извне, собственные театральные идеи Геннадия Абрамова тесно сопряжены с общей программой Васильева. За спектаклями "Класса экспрессивной пластики" вырастает, пока вчерне и фрагментарно, контур достаточно нового пластического театра, нового понимания самой проблемы тела, движущегося в сценическом пространстве.
"Межсезонье" — программа, в наибольшей степени учитывающая вкус и интерес случайного, на один раз, зрителя. Ее можно назвать компромиссной. Внутренние связи между эпизодами, составляющие тайную и наиболее важную жизнь спектакля, здесь нарочито ослаблены. Можно даже не заподозрить, что они существуют, и получать живейшее удовольствие от вереницы остроумных и эффектных "номеров".
Облегчено понимание внешнего — отдельной репризы, короткой пластической новеллы. Есть очень забавные сценки. Два пестрых червячка, смешно изгибаясь, ползут по "сцене"; потом из раскутавшихся тканей появляются две обнаженные фигуры и начинают идиллическую возню — невинные, как Дафнис и Хлоя, и лишь под конец приобретающие первый навык сладострастия. Или — блистательное комическое трио уродинок: черной, красной и зеленой — искривленных, заторможенных и сосредоточенно завидующих друг другу. Такие шутки милы, а качество работы ощутимо постольку, поскольку вы склонны над ним задумываться. И все же на актеров интереснее смотреть, когда они обходятся без сюжета-анекдота. Внимание забирает собственная жизнь жеста — яркого, чувственного, необыкновенно выразительного. "Класс экспрессивной пластики" выработал, помимо прочего, особую форму неэкспрессивного движения. Бытие тела раскрывается само собою, уточнений — "Что они, собственно, делают?" — не требуя.
Этой самоценной выразительностью в высокой степени обладал патетический черный квартет, его фантастические сплетения тел, порождавшие ассоциации со знаменитым изваянием Лаокоона. Иррациональной жизнью плоти был интересен изящно придуманный и не очень удачно исполненный дуэт: перетекание поз и медленное струение горизонтальных жестов под полупрозрачным белым покрывалом — так могли бы искать свою форму ожившие мраморы Карла Вейлинка (отсылаю читателя если не к зрительным впечатлениям, то к известному стихотворению Бродского). И более всего она чувствовалась в кульминационном эпизоде "Межсезонья", заслуживающем отдельного абзаца.
Это было что-то вроде танца калеки. Один из актеров, переплетя голени, как предписывает поза лотоса, вышел в "зал" на коленях — именно вышел, а не выполз. Раскачивая корпус, он переступал по паркету, медленно кружился, пружинисто подскакивал в воздух, вился вокруг металлических опор. Поразительно, но сострадания он вовсе не вызывал. Движения обезноженной фигуры не были неуклюжи и жалки, напротив, этот невообразимый танец был полон мужественной силы и трагической грации. Тело делало то, что невозможно делать. Оно — как театральный персонаж — было гениально.
Здесь явственно обозначилась конечная цель "Класса экспрессивной пластики" — разумеется, недосягаемая, как любая конечная цель в искусстве. Ее можно назвать одухотворением телесности. Главный предмет искусства, которым занимается Геннадий Абрамов — не "жизнь человеческого духа" в человеческом же теле, а душа самого тела, его метафизическая суть. Это может показаться парадоксом, но это так. Не следует забывать: воскресение во плоти — одна из догм христианства. В этом смысле пластический театр Абрамова — искусство глубоко религиозное: в будущем это качество, должно быть, обнаружится отчетливей. Геннадий Абрамов нашел свой метод, выработал манеру — видимо, сейчас ему предстоит угадать тему для цельного и полновесного высказывания.
АЛЕКСАНДР Ъ-СОКОЛЯНСКИЙ