Фиксированный курс рубля и 100-процентная продажа валютной выручки экспортеров — idee fixe российской экономической политики. Информация о подготовке соответствующих решений мелькает с завидной регулярностью каждый год. В 1995 году это, судя по всему, уже не просто слухи, но не потому, что состояние российской экономики делает эти меры оправданными. Заявления высоких официальных лиц и явно не случайная пропагандистская кампания заставляют всерьез рассмотреть перспективы изменения российского валютного режима. Однако трезвый экономический анализ условий и, самое главное, последствий этого шага приводит к выводу, что его главные цели будут носить не столько экономический, сколько политический характер.
Введение фиксированного курса — мера из стандартного антиинфляционного пакета (см. материал на той же полосе). Сопровождается она не только 100-процентной продажей валютной выручки и ужесточением валютного контроля, но, как подтверждает мировой опыт, и попытками заморозить рост цен и заработной платы. Чтобы цели — стабилизация (хотя бы временная) национальной валюты и финансовой системы — были достигнуты, требуются две предпосылки: бездефицитный бюджет и низкие инфляционные ожидания. Ни того, ни другого в России нет, и можно быть уверенным, что в ближайшее время не будет.
Однако вспомним недельной давности заявление Виктора Черномырдина о том, что и после памятного 11 октября прошлого года только усилия ЦБ предотвратили еще несколько "черных вторников", вспомним давосскую оговорку Анатолия Чубайса и развязанную в российских mass media пропагандистскую кампанию. Все это свидетельствует о том, что правительство как минимум не исключает возможность введения фиксированного курса рубля "месяца через три". В ход идут самые разные аргументы: от натужно-заказных попыток доказать, что неэффективность инвестиций в СКВ в условиях фиксированного курса переключит рублевый спрос на ГКО и тем самым укрепит доходную часть бюджета, до невинной апелляции к необходимости стабилизировать систему расчетов в стране в целом.
Трудно сказать, чего больше в действиях сторонников идеи фиксированного курса — намеренной лакировки экономики или расчета на очередной, на этот раз принципиальный поворот политического курса. Объяснимся. Что может означать фиксация (пусть предполагающая механизм девальваций) курса рубля в условиях, когда дефицит с трудом согласованного бюджета заведомо будет перевыполнен уже хотя бы потому, что инфляция опережает расчеты его разработчиков; инфляционные ожидания в связи с самыми разноречивыми слухами о ближайших перспективах денежной и валютной политики постоянно разогреваются, а золотовалютные резервы Центрального банка, по неофициальным данным, полученным Ъ, сократились за 1994 год в три раза?
Ответ достаточно очевиден, но совсем не совпадает с тем, что дают сторонники этой акции. Фиксация курса ни сейчас, ни через три месяца, ни, скорее всего, в этом году вообще не сможет охладить инфляционные ожидания. Так как не в российских традициях признавать ошибочность уже принятых решений, можно ожидать, что даже если на первых порах постулат неограниченного доступа к обмену рублей на СКВ и обратно по фиксированному курсу и будет соблюден, то продержится очень недолго. А вот дальше игры в благословляемые МВФ реформы кончатся, и наступит весьма и весьма суровая действительность. Фиксированный курс быстро обзаведется семейством специальных курсов: для особо отличившихся экспортеров, для импорта "социально значимых" товаров, инвестиционный, да мало ли еще какой! Сам по себе возврат к множественности валютных курсов во многом перечеркнет путь либерализации экономической политики, пройденный Россией с июля 1992 года.
Дело, однако, не только в возврате к множественности курсов, бегстве валюты из страны или почернении валютного рынка. Главное в том, что проведение в нынешних условиях политики фиксированного курса — прекрасное прикрытие для решительного возвращения государства к жесткому регулированию, включая ограничения на рост заработной платы и цен. По существу политика фиксированного курса может иметь цели, далеко выходящие за рамки собственно валютно-финансовых: расчищается плацдарм для экономического и политического правления, приближающегося к той модели, которая существовала в Чили в эпоху Аугусто Пиночета.
Эти "воспоминания о будущем", к сожалению, имеют под собой основания, особенно если вспомнить, что будущий год, как ожидается, — это год президентских выборов. А значительная часть влиятельных сегодня политиков, трезво оценивая свои шансы, готова играть на опережение и еще до выборов создать в России принципиально новые экономические и политические условия. Которые, вполне вероятно, могут на определенном этапе поставить вопрос и о переносе выборов на неопределенный срок.
ВАДИМ Ъ-БАРДИН