Заявление зампреда Центризбиркома, подтвердившего намерение властей провести выборы в конституционные сроки — 12 декабря 1995 года в парламент и 12 июня 1996 года в президенты, напомнило демократам: с выборами что-то надо делать. Отвечая запросам момента, умеренные члены "Выбора России", тяготеющие к Центру либерально-консервативной политики, стали готовить коалиционное соглашение.
Наиболее очевидная цель соглашения — гармонизировать амбиции лидеров, ибо у демократов ситуация точь-в-точь как в критикуемой ими российской армии: из генералов можно формировать сводные дивизии, а обыкновенные боеспособные части — в острейшем дефиците. Возникает необходимость в гамбургском счете, позволяющем выяснить сравнительный вес лидеров и тем самым внести в конфликт амбиций элемент какой-то объективности. Суть согласительного проекта в том, чтобы в целях столь нужной объективации использовать полугодичный интервал между парламентскими и президентскими выборами, рассматривая 12 декабря как primaries перед 12 июня. Предполагается, что на парламентские выборы демократы пойдут, как и в 1993 году, кто в лес, кто по дрова (не исключая, впрочем, сотрудничества в мажоритарных округах), но итоги выборов по партийным спискам будут использованы иначе, чем в 1993 году. Вместо переругивания на тему "кто виноват?" будет определена партия-победительница, лидер которой и станет единым кандидатом в президенты, поддерживаемым всеми участниками соглашения. Принципиальное согласие с идеей думских primaries позволяет идти в гармонизации амбиций сколь угодно далеко: например, если две партии вышли в отрыв (условно говоря, одна набрала 15%, а другая — 14,5% голосов) первая выдвигает кандидата в президенты, вторая называет имя будущего премьера. При наличии доброй воли возможны и другие детализирующие пункты — вопрос в том, будет ли эта добрая воля, ибо "соглашение есть продукт при непротивлении сторон".
Первые опыты показывают, что непротивление вроде бы имеет место. Григорий Явлинский и Борис Федоров оценили затею вполне положительно, Егор Гайдар давно взывает к объединению, карликовые партии типа поповской РДДР скорее всего пойдут за большими дядями, а если и не пойдут — потеря не столь велика. Сложнее с Шахраем — составители проекта считают его человеком лукавым, да и перспективы шахраевской партии оценивают низко. Тут, конечно, известное противоречие — почему с Поповым надо, а с Шахраем не надо? — показывающее, что обиды 1993 годы еще горчат даже у самих согласителей. В перспективе же — last but not the least — попытки привлечь к соглашению создаваемую сейчас центристскую, проправительственную etc. (эпитеты тут различны) партию "Регионы России", в лидеры которой прочат Ивана Рыбкина, а ближе к выборам — возможно, и более влиятельных лиц.
Разумеется, правила "гладко было на бумаге" никто не отменял, тем более что русский человек органически предрасположен к неисполнению обязательств. Нынешний энтузиазм Федорова и Явлинского базируется на их святой вере в победу. Если декабрьские выборы эту веру наглядно подорвут, то убедительные аргументы для отважного возражения — "С..ть хотел я на ваши все primaries! — отвечает им юный герой" — всегда найдутся. Но даже и при добросовестности лидеров есть другая опасность. Партийные массы — как то показывает сильнейшее брожение в "Выборе России" — склонны скорее к отстаиванию чистоты принципов, чем к объединительным компромиссам, и положение самих выбороссовских авторов проекта — по причине их умеренности — порой весьма шаткое.
Не исключено, однако, что за идеальным вариантом всеобщей договороспособности стоит более реальная программа-минимум. Логика скатывания демократических партий в оппозиционную экстрему уже сильно тревожит умеренных демократов, ибо воронка засасывает, и без неординарных усилий выскочить из нее невозможно. Между тем, не видя в собственно правой части спектра реальных претендентов на президентское кресло, умеренные уже морально готовы выступить в качестве младшего партнера правоцентристской коалиции, ориентируясь на какую-нибудь из консолидирующих фигур нынешнего политического Олимпа по принципу "только, ради Бога, без потрясений". При отсутствии Сухаревской конвенции такой перескок был бы не слишком хорош: умеренные смотрелись бы классическими, по Ленину "социал-предателями", а лидеры, разбивающие голоса и оттягивающие их у центриста — народными борцами. При наличии хорошо разрекламированной конвенции ситуация меняется с точностью до наоборот. Умеренные демократы, поддерживая центристского кандидата, смотрятся привлекательными в очах избирателя хозяевами своего слова, а нарушители конвенции — недобросовестными раскольниками. Таким образом, если политический центр в России существует, конвенция позволяет умеренно-правым примкнуть к нему, не теряя лица, если же такого центра нет и впереди схватка экстрем, то вопрос о выборах вообще малоактуален — как и Сухаревская конвенция.
МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ