За перипетиями событий в Чечне незаметно отошли на второй план проблемы, еще совсем недавно находившиеся в центре внимания. Например, интеграция в бывшем СССР. Между тем в последние недели здесь произошли существенные сдвиги, позволяющие предположить, что характерное для второй половины 1994 года свертывание интеграционных процессов было временным явлением. Ситуацию анализирует СЕРГЕЙ Ъ-ЦЕХМИСТРЕНКО.
Ровно год назад Россия устами Андрея Козырева объявила о "смене вех" в политике в ближнем зарубежье. Глава МИД впервые заявил тогда, что пространство СНГ — зона особых российских интересов. Изменение внешнеполитических приоритетов стало следствием декабрьских выборов в Госдуму, наглядно продемонстрировавших Кремлю, что водораздел в обществе проходит не только по линии "коммунизм — демократия", но и между "изоляционистами" и "интеграционистами". Выборы показали, что распад СССР болезненно воспринимается в России многими, пусть даже на эмоционально-обывательском уровне.
В результате в политике Москвы в отношении СНГ возобладали объединительные тенденции, для развития которых в самом Содружестве была подготовлена благодатная почва — и одновременно вызвали на Западе обвинения в "неоимпериализме". К началу прошлого года, по мнению председателя думского комитета по делам СНГ Константина Затулина, основные споры в столицах СНГ велись уже не вокруг сути, а относительно форм интеграции, а президенты и премьеры, сделавшие карьеру на отстаивании независимости, либо уже сошли с политической арены, либо их падение было делом предрешенным. Соединение указанных факторов привело к реальному сдвигу. Прежде всего — в плане экономической интеграции. Важнейшим результатом стало соглашение о Межгосударственном экономическом комитете (МЭК), которое можно расценить как первую попытку создания наднационального координирующего органа — пусть и внутренне противоречивого, но сформированного по пропорциональному принципу (Россия получила половину голосов). В интеграционный актив можно внести и соглашение с Белоруссией об объединении денежных систем. В политическом плане следует выделить ввод российских войск (формально — "голубых касок" СНГ) в зону грузино-абхазского конфликта — первую миротворческую операцию Москвы в ближнем зарубежье.
Несмотря на прогресс, многое не удалось довести до конца (включая тот же МЭК или объединение денежных систем). По мнению Затулина, объясняется это самой концепцией Содружества — она стала вынужденной фиксацией распада, а не основой для возможного в будущем объединения. А отсутствие более-менее цельной концепции интеграции в российском правительстве привело, например, к тому, что до конца прошлого года Москва так и не определилась со своим отношением к пророссийски настроенным президентам Украины и Белоруссии. В результате Леонид Кучма был вынужден скорректировать первоначальную позицию с учетом мнения "самостийщиков", а в Белоруссии накануне майских выборов в Верховный совет значительно повысились шансы объединенной оппозиции Зенона Позняка — Станислава Шушкевича, ориентированной на Запад. А во-вторых, планируя ввод войск в Чечню, Кремль вряд ли просчитал его последствия в том смысле, насколько это решение расходует интеграционный ресурс.
Вместе с тем Москва пыталась смягчить негативные последствия чеченского фактора, активизировав в начале года политику в СНГ. Ставка была сделана на прорыв в отношениях с Белоруссией, Украиной и Казахстаном. Результатом стало оформление российско-белорусского таможенного союза, с последующим присоединением к нему Алма-Аты (см. также стр. 1). И видимо на белорусском направлении Россия получит в ближайшем будущем наиболее солидные интеграционные дивиденды. Если сумеет подписанием реальных экономических соглашений и недвусмысленной поддержкой своих союзников в Минске переломить неблагоприятный антироссийский настрой внутри самой Белоруссии. И если Лукашенко решится на проведение одновременно с выборами и референдума по вопросам оборонного, экономического и политического союза с Россией.
Что касается Казахстана, то, как показал недавний визит Назарбаева, в Алма-Ате также наметился поворот к союзу с Москвой. В этом смысле прошлогодние реверансы Назарбаева в сторону Вашингтона выглядят как обычный зондаж, предпринятый больше с целью заставить Москву повернуться лицом к Алма-Ате. А его идея Евразийского союза оказывается больше рассчитанной на внутреннее потребление — чтобы остановить отток русскоязычных и привлечь их голоса на предстоящих в 1996 году президентских выборах в Казахстане. Обнадеживающим признаком в сближении Москвы и Алма-Аты стала принципиальная договоренность Ельцина и Назарбаева о создании объединенных вооруженных сил, расцененная аналитиками как констатация казахстанским президентом печального для него факта — русские в казахскую армию служить не идут. Впрочем, как полагает Затулин, это — еще не достаточная гарантия необратимости внешнеполитических приоритетов Алма-Аты: подобной гарантией для России могло бы стать лишь федеративное устройство Казахстана и решение вопроса о двойном гражданстве. Но на это Назарбаев вряд ли пойдет.
Сложнее всего с Украиной. Здесь главная проблема — перевести наконец-то благожелательный дух встреч на высшем уровне в плоскость конкретных решений. Россия при этом надеется эффективнее использовать в диалоге с Украиной экономические аргументы. Тем более что неудачи украинских реформ объективно толкают Киев в объятия Москвы.