В воскресенье в Центральном доме кинематографистов состоялось событие, собравшее рекордное количество людей за весь нынешний сезон, включая церемонию "Ники" и премьеры голливудских супербоевиков. На торжественном вечере, посвященном 50-летию режиссера Вадима Абдрашитова и 20-летию его совместного творчества с драматургом Александром Миндадзе, был показан их новый фильм "Пьеса для пассажира". Кажется, ни организаторы вечера, ни сами юбиляры не предполагали, что вызовут такой интерес.
Перед началом фильма — то есть после торжественных речей, актерских куплетов и плясок цыган с шампанским в финале — Вадим Абдрашитов заявил, что на сей раз они хотели снять "легкую, легкомысленную даже картину". Либо в его словах была доля лукавства, либо свою задачу авторы фильма не выполнили: "Пьеса для пассажира" ничуть не веселее "Армавира" или "Слуги". Но, возможно, настоящую задачу сценарист и режиссер так и не решились для себя сформулировать — настолько она оказалась нелегкомысленной.
Миндадзе и Абдрашитов попытались сделать примерно то же, что и Оливер Стоун в своем последнем фильме: перешагнув поколенческий барьер, доказать, что нет кино нового или старого, "детского" или "родительского", а есть единый кинопроцесс, и отцы улавливают веяния моды ничуть не хуже, чем сыновья. Один из лидеров американского поколения пятидесятилетних, вечный голливудский нонконформист снял, как известно, своих преисполненных социальным пафосом "Прирожденных убийц" по сценарию юного Квентина Тарантино и в стилистике его "Бульварного чтива". (Что из этого получилось — тема отдельного разговора.)
Миндадзе и Абдрашитов поступили иначе. Они сняли демонстративно советское кино — то самое, которое снимали все 20 лет. В "Пьесе для пассажира" есть темы из их лучших картин, а центральная коллизия из "Остановился поезд" (не говоря уже о роли самого железнодорожного состава) воспроизведена почти полностью. Здесь тоже происходит встреча не очень лояльного гражданина со стражем закона, индивидуальной судьбы с воплощением государственного порядка. Только в давней картине это был всего лишь спор, так ни в чью пользу и не решившийся, а тут настоящая битва. Потому что один из двух засадил другого на семь лет. За экономическое преступление — из числа тех, которое в конце семидесятых совершалось многими из нынешних бизнесменов. Отсидев, недоучившийся музыкант тоже становится преуспевающим коммерсантом.
Теперь они встречаются в спальном вагоне идущего к Черному морю поезда, где один — пассажир, а другой — проводник, ибо из судей с началом перестройки его погнали. Судья жертву не помнит. Жертва решает мстить. Пассажир снимает комнату в доме у своего супостата, устраивает его на "подставную" работу, подкладывает в постель проститутку, разбивая семью, в общем, делает все, чтобы сломать недругу жизнь. Но решающего удара нанести не может, а потому кончает самоубийством, избрав для этого поистине римский способ: застолье, для бывшего лагерника своим изобилием грозящее смертью.
Фильму предшествуют титры, больше напоминающие театральную программку: имя, сколько лет, кто играет. И уже здесь заметна одна странность: тридцатилетние актеры играют людей сильно за сорок. Когда в самом начале фильма появляется звезда прошлого актерского поколения Юрий Беляев, которого пассажир зовет "батя", а тот его — "сынок", и спутница героя удивляется: "Отец? Одного с тобой возраста?" — восклицание ее кажется чистым нонсенсом. В фильме ничего не делается, чтобы состарить героев. Проводник (Сергей Маковецкий) и пассажир (Игорь Ливанов) выглядят точно так, как должны выглядеть люди наиболее преуспевающего на сегодняшний день поколения — молодо и уверенно в себе.
При этом разыгрывают сюжет, в котором люди их возраста участвовать по определению не могли — не мог же герой Маковецкого 15 лет назад быть настолько в силе, чтобы засудить человека. Авторы "Пьесы" заставляют их пережить вполне советскую историю, оставаясь людьми своего времени. В этой коллизии можно искать социальные, исторические, политические и разные другие смыслы. И, наверное, они есть. Но более всего интересен один — кинематографический.
Миндадзе и Абдрашитов не бросают вызов новому кино — они лишь слегка заступают на его территорию, апеллируя к его излюбленным типажам и способу поведения в кадре. Но и этого оказывается достаточно, чтобы, пусть отчасти, поставить под сомнение существование нового, то есть иного по отношению к советскому, кино — во всяком случае в том наборе имен и идей, который сформулирован был на только что закончившемся в Суздале Кинофоруме. По тяготению к игре с социальными мифами (и пониманию их), к глобальным обобщениям, литературности, публицистичности, то есть логоцентризму, "Лимита" и "Серп и молот" вполне могли бы стать в один ряд с "Охотой на лис", "Словом для защиты" и "Плюмбумом". Разница лишь в степени конъюнктурной отзывчивости (у старших она, естественно, меньше) и в мастерстве (у старших оно очевидно).
Свое мастерство Вадим Абдрашитов и Александр Миндадзе "Пьесой для пассажира" подтвердили вполне. У них, как всегда, отличное изображение, отличный звук, отличная работа с типажами и целых три актерских открытия: помимо Игоря Ливанова — Оксана Мысина и Нелли Селезнева, актрисы, уже известные в театре, но в кино почти не снимавшиеся. У них хорошо продуманная и профессионально, в темпе рассказанная история из арсенала советского нонконформистского искусства.
Беда лишь в том, что на сегодняшний день советское нонконформистское искусство почти такой же миф, как и российское новое кино (с той лишь разницей, что первое относится все же к мифологическим, а второе — к мифическим категориям). Что и заявлено авторами в финале фильма: оказывается, все происшедшее, весь драматизм, гуманизм и пафос — лишь иллюзия, мираж, пьеса для пассажира, придуманная проводником, пока он шел из конца в конец своего литерного вагона. К счастью, у Миндадзе и Абдрашитова хватает чутья не считать ее неоконченной.
ЛАРИСА Ъ-ЮСИПОВА