В субботу в театре им. Моссовета состоялась премьера спектакля "Мадам Бовари". Автор инсценировки и режиссер — Юрий Еремин. В роли Эммы — Ольга Остроумова, Шарля Бовари — Евгений Лазарев.
Спектакль называется точно так же, как и роман: "Мадам Бовари" (в программке) и "Мадам Бовари. Провинциальные нравы" — в устных комментариях, сопровождающих действие. Предложив два варианта, авторы, кажется, так и не смогли определить, какая часть составного заглавия для них важнее. Что дороже, обобщающие картины нравов или сюжет. О том же, что совместить в инсценировке оба начала населенного романа Флобера со всем его множеством сюжетных ходов и картин — задача почти невыполнимая, писала в своих мемуарах еще Алиса Коонен — самая знаменитая исполнительница роли Эммы на русской сцене, сама работавшая над пьесой для Камерного театра.
Некоторая попытка подчинить поток событий и наблюдений законам сцены все же предпринимается: спектакль дробится на главки, названные по именам мужчин Эммы — "Шарль", "Шарль и Родольф", "Шарль и Леон", и снова "Шарль". Но это более чем условно. Выделив главных действующих лиц, Юрий Еремин не отказывает себе в удовольствии вывести на подмостки как можно большее количество других персонажей. В первых же сценах (а постановка начинается уже со второго брака Шарля; история его первой — старой и некрасивой — жены, умершей от горя и ревности, выпущена) появляются и аптекарь, и кюре, и слуги, и мамаша Шарля, и Леон, и торговец Лере. Они двигаются и разговаривают чрезвычайно вяло, рождая у зрителя тревожное подозрение, что его ожидает бесконечно долгое и мало занимательное зрелище. Так в конечном итоге и получается, хотя в какой-то момент начинает казаться, что, пригласив на роль Эммы Ольгу Остроумову, режиссер придумал нечто, ради чего не жаль было сподвигнуться на столь трудоемкое и громоздкое мероприятие. Что он готов предложить образ почти столь же несовпадающий с традиционными представлениями о флоберовской героине, как несколько лет назад кинорежиссер Александр Сокуров в своей известной экранизации. В фильме Эмма призвана была стать воплощением европейского интеллектуализма, антипровинциальности и безусловного превосходства над окружающим ее миром. В спектакле Остроумова пытается создать образ, максимально далекий от любых представлений о европеизме вообще и европейском романе в частности. Она играет очень провинциальную, очень наивную, несколько глуповатую, восторженную и склонную к полноте женщину, по отношению к которой обращение Шарля "мамочка" кажется более чем уместным. Ее Эмма — это уже не самая элегантная женщина, пусть и маленького, но французского городка, а героиня если не Островского, то уж Лескова по крайней мере. Остроумова не боится комиковать, не пытается скрыть свой возраст и очевидным образом готова к самым неожиданным поворотам режиссерской концепции.
Но никаких поворотов нет (вопрос, есть ли концепция, по мере продвижения действия представляется все более неуместным). Актрисе никто не приходит на помощь, и она, явно не понимая, как быть дальше, начинает играть трафарет — что при очевидном несовпадении ее фактуры с традиционным обликом Эммы ставит ее в очень сложное положение. К тому же, как истинно русская актриса, она быстро переходит от попытки иронии к желанию сыграть трагизм. Эмму из романа убивали обстоятельства и неумение смириться с прозой жизни. Эмма из спектакля не могла не погибнуть, даже если бы Леон оказался безупречным и храбрым рыцарем, а торговец Лере не появился вовсе. Мышьяк — не первая ее попытка самоубийства. Роман с Леоном начинается с того, что он буквально вынимает ее из петли на чердаке дома Шарля.
Чисто российский надрыв в обрамлении провинциальных нравов "от Лескова" и фабулы "от Флобера" создает такую бесстильность, которая сводит на нет все относительные победы спектакля (к ним в первую очередь можно отнести роль Шарля в исполнении Евгения Лазарева — образ, традиционно удающийся во всех инсценировках и экранизациях). Можно, конечно, рассудить. что проблемы героини — нехватка денег, долги, безнадежно скучное окружение — близки большей части людей, а потому заставят сочувствовать Эмме несмотря ни на какие соображения художественного порядка. И что, наконец, повсюду люди живут, скучают и умирают если не одинаково, то очень похоже. Но все-таки нравы, пусть и провинциальные, у всех свои. И романы в разных странах пишут по-разному. И чтобы перенести на сцену чужой, необходима либо очень большая смелость, либо абсолютное чувство стиля. Есть, правда, и третий выход: не трогать романов, особенно иностранных, вовсе и отдать предпочтение драматургии. Но о нем в театре предпочитают не вспоминать.
ЛАРИСА Ъ-ЮСИПОВА