Действия федеральных войск в Чечне с самого начала выглядели неподготовленными и нескоординированными. Военные объясняют это так: армию не готовили к этой акции, да она и вообще для подобных мероприятий не предназначена. Дескать, нынешняя система обучения и оперативного планирования не предусматривает столь масштабных операций на территории России и в условиях противоречащих логике войны политических ограничений — запретов на ответный огонь без санкции командования и установки избегать жертв среди мирных жителей.
Первопричина военной неэффективности состоит в том, что политическое руководство рассчитывало на блицкриг и не представляло, насколько местное население готово противостоять федеральным войскам. Да и у военных не было времени на подготовку. Войска Северо-Кавказского военного округа, на которые возлагались основные задачи, в большинстве своем состоят из плохо знакомых с Северным Кавказом частей, недавно выведенных из Прибалтики и Восточной Европы и, соответственно, находящихся в "разобранном" состоянии. Элитные десантники, стянутые со всей России, хотя и имеют опыт действий в горячих точках экс-СССР, к длительным маршам и прорывам подготовленной обороны противника тоже оказались не готовы. Налицо и просчеты командования округа (конкретно — генерал-полковника Алексея Митюхина, которого Грачев отстранил от должности через 10 дней после ввода войск в Чечню): техника порой выходила из строя еще до боя. Велика и ответственность Первого главного оперативного управления Генштаба, численность которого после Великой Отечественной войны выросла в несколько раз. Генералитет мыслит категориями войны мирового масштаба. Офицеров учат командовать фронтами и группами армий. Между тем от армий развитых стран требуется умение вести точечные молниеносные операции — как в Ираке, на Гаити, в экс-Югославии — и, вероятно, при политических ограничениях, когда физическое уничтожение противника или оккупация определенных территорий могут и не быть главной целью операции. Кстати, именно такие идеи заложены в принятой в 1993 году военной доктрине России. И тут нужны новые люди: перетряска верхушки Минобороны, что сравнимо с косметическим ремонтом, мало что даст: такой "ремонт" уже был в 1992 году, и он не принес никаких ощутимых результатов.
Но и при более профессиональном руководстве армия, скорее всего, была бы неспособна действовать эффективнее, поскольку порой создавалось впечатление, что грозненская операция обозначила некий предел возможного для российской армии на сегодня. Вина за сокращение числа учений и стрельб лежит не только на Грачеве. Нужны деньги, полная укомплектованность частей (сейчас она составляет 40-50%) и воздержание от длительного пребывания "на картошке".
При нехватке личного состава требования не трогать новобранцев абсурдны. А тема профессионализации армии становится все более актуальной. Одно из главных направлений реформ — военно-техническая политика. Курс на изменение приоритетов в ней был декларирован еще год назад в перспективной программе вооружений, когда было заявлено, что необходимо резко усовершенствовать средства связи и управления и средства индивидуального оснащения отдельного бойца. Необходимые разработки у ВПК были, но отсутствие координации между этой программой и системой финансирования закупок вооружений и НИОКР свело на нет подобные планы.
Генералитет еще до Чечни оказался расколот на кланы и не выступил едино, дабы, например, отговорить политиков от форсирования событий и отказаться от бравых рапортов о способности армии выполнить любую поставленную задачу. Принявшиеся за критику власти (post factum, кстати), уволены. Сумевшие выступить достойно в бою рассчитывают на повышение, и на военном небосводе вот-вот засияют новые звезды. А армию неизбежно ждут перемены. И вокруг них, в силу сложившейся традиции, еще развернется политическая борьба.
ИЛЬЯ Ъ-БУЛАВИНОВ