Нынешнее общественное бурление активизировало воспоминание о трагедии девяностолетней давности, когда 9 (22) января 1905 года рабочее шествие к Зимнему дворцу было обстреляно войсками.
Разные даты претендуют на то, чтобы стать точкой отсчета, от которой "начинался не календарный — настоящий XX век". И хотя чаще всего принято отсчитывать XX век от 1 августа 1914 года, 9 января 1905 года имеет на то не меньшее право. ХХ век почитается веком масс и массового (геноцида, процветания, культуры, террора etc.), и потому все календарные привязки базируются именно на этом квалифицирующем признаке. 1 августа 1914 года началось первое в истории глобальное столкновение массовых армий; 9 января 1905 года тоже впервые в истории русский народ явился в виде массы, т. е. субъекта политического торга с властью.
Тесное общение с царями у народа бывало и прежде — достаточно вспомнить семнадцатый век. Но поход к Зимнему дворцу вносил в ритуал общения нечто принципиально новое. Требования рабочих никак не ограничивались традиционным "небось, прыткие были воеводы, а все побледнели, когда пришла царская расправа". Речь шла не столько о покарании прытких воевод, сколько о том, чтобы император и самодержец всероссийский установил в России социально ориентированную парламентскую демократию. По смыслу требований 9 января объектом царской расправы должен был стать сам царь — посредством политического самоупразднения. Тем самым вера в царя — ведь тому, в кого верят, не предлагают самоупраздниться — была утрачена не после расстрела, а до него.
В ситуации принципиально нового конфликта самым вероятным исходом является взаимонепонимание, исполненное более или менее тяжких последствий. Что и случилось: воскресенье вышло кровавым. Явление масс предъявляет принципиально новые требования и к государственному аппарату подавления. Полиция и армия оказываются вынуждены овладевать техникой дозированного насилия и исчислять его минимальную достаточность. Вероятность же правильного и с первого раза определения нужной пропорции близка к нулю. Любуясь миром и благочинием, царящим в просвещенных странах Европы, нужно учесть, что благочиние обязано не отсутствию государственного насилия, но наличию негласной взаимной конвенции по применению насилия. Полиция по поведению бунтарей разумеет, когда надо начинать делать больно и в какой степени, а бунтари по поведению полиции не менее адекватно понимают, когда полиция начнет делать больно и с какой силой. Наличие обоюдопонятной системы условных жестов и вообще понимание неприятельской логики способствует мирному разрешению коллизий, и эффективно работающее равновесие страха порождает иллюзию об отсутствии насилия как такового.
Девяносто лет назад в России и рабочие, и полиция понятия не имели о какой бы то ни было конвенции, и вместо равновесия страха, основанного на взаимопонимании, явилась основанная на полном взаимонепонимании взаимно неадекватная решимость. Несмотря ни на что пробиваться к дворцу — у одних, стрелять куда ни попадя — у других.
Но наиболее интересную роль сыграла прогрессивная российская общественность. По своей физической мощи и душевной простоте масса — эффективнейшее политическое оружие, и значение наступившей "эпохи масс" общественность уразумела сразу: конституционно-правовые требования не рабочие же сочиняли. Но дальнейшие ходы уже не просчитывались, а то соображение, что появление в многолетней войне общества и власти нового чудо-оружия в виде масс должно повлечь за собой революцию в военном деле, и вовсе не приходило в голову. Массы — кто же откажется от чудо-оружия — были привлечены к делу по принципу "там посмотрим". Равняясь с властью в полной неготовности к встрече XX века в части разумных политико-полицейских мероприятий, общественность сумела зато предвосхитить российский XX век в части взаимоотношений "власть — общество". Общей реакцией на события был не просто вердикт о безусловной виновности царя, но и вывод о сознательно злодейской царской воле. Из различных вариантов объяснения беды — неодолимые обстоятельства, крайняя необходимость, обыкновенная глупость и хладнокровное злодейство — был избран лишь последний. Вечером 9 января окончательно сложилась парадигма, по которой еще двенадцать лет общество добивало монархию: всякая вина власти есть плод злой воли, а поскольку злая воля есть имманентное свойство царя, то и всякое действие, а равно бездействие власти есть плод сознательной злой воли.
Плохо стало все — плохо "да" и плохо "нет", плоха реформа и плоха контрреформа, плох мир, и плоха война, а отношения с царем стали строиться по принципу "досуг мне разбирать вины твои, щенок". Рожденный 9 января скорбный интеллектуальный труд не пропал, власть тьмы рухнула, и тут случилось непредвиденное. Новая власть с редкостным умением присвоила себе интеллектуальный задел прогрессивной общественности и стала бить ее собственным прикладом: всякое действие и бездействие подданного стало плодом сознательной злой воли, а полное отсутствие правил игры — "ты виноват уж в том, что хочется мне кушать" — привело к полному же отсутствию алгоритма выживания. Ищущая сталинская мысль достигла в правовой системе Вышинского своего идеала, но ядро системы сложилось (хотя и применительно к прямо противоположному объекту, т. е. не к гражданину, а к власти) именно на волне праведного возмущения Кровавым воскресеньем, отчего, не задавшись сперва, свидание масс с государством впоследствии приняло вовсе макаберный характер.
Сегодня Россия находится скорее в дореволюционной фазе данной правовой модели. Бывший пресс-секретарь Ельцина Павел Вощанов объясняет замыслы властей наконец захоронить тело Ульянова-Ленина сознательным желанием президентской администрации вызвать разгоряченные массы на улицу и спровоцировать позарез необходимое Кремлю массовое кровопролитие. При Николае Кровавом, а равно при Борисе Кровавом писать можно что угодно — бумага стерпит, царь проглотит. Беда в том, что один раз новая власть уже инвертировала интеллигентскую ментальность, показав либералам (и заодно всем остальным) богатейшие возможности таковой. Сегодня общественность с таким жаром желает прихода новой власти, что в подражание Минздраву нелишне напомнить: общение с Немезидой опасно для здоровья.
МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ