Ирина Затуловская: «Хочется широты, свободы, радости от искусства»
Прямая речь
Фото: из личного архива Ирины Затуловской
- О смирении
Вся история искусства — точки или сгустки смирения. Это высокое слово, но вот я смотрю, например, на Михаила Рогинского — какие смиренные у него работы, конечно, это христианское искусство, хоть это и бытовые сцены. Но подводить их под определение «христианское искусство» — это сужать их смысл. А мне не хочется никакой узости — хочется широты, свободы, радости от искусства. - О памяти материала
Писать на античных черепках — чувство ни с чем не сравнимое. Важно, чтобы не было стилизации. Стилизация — очень большая опасность. Античность в идеале хочется показать не как стилизованную изобразительную штуку, а как-то ее переварить. Но вот как ее переварить? Не знаю. Чем более драгоценная поверхность, тем трудней. С другой стороны, очень хорошую, дорогую бумагу я не люблю — мне кажется, это слишком и даже мешает. Конечно, стена — совсем другое. - О монументальной живописи
Я очень давно пишу на маленьких камнях, потому что стены нет и камень мне заменяет стену. Я думаю, что железные поверхности — тоже часть стены. Это, наверное, был подсознательный выбор, мечта о фреске. Мне очень хочется сделать большую ретроспекцию, собрать все вместе — сначала холст, потом железо, дерево, керамику, камни. Я никогда не видела всего вместе — мне самой интересно. - О вышивке
Вышивка — занятие отдохновительное, умиротворяющее: когда тяжелые времена наступают и трудно живописью заниматься, я начинаю вышивать. - Об образе
Я как-то стеснялась всегда деревенской темы. Вроде как надо там родиться и жить там — у меня этого не было. Но откуда-то это бралось. Придумала такое определение образа, что образ — это не тогда, когда мы смотрим на Куинджи и говорим, что это луна как в жизни, а наоборот, когда мы смотрим на луну на небе и говорим, что это Куинджи. Художник образ создал.