Заместитель генерального директора Института национальной энергетики Александр Фролов — в программе «Деньги и биржи»

Глава «Роснефти» Игорь Сечин на XV Веронском Евразийском экономическом форуме заявил, что нефть и газ продолжают быть основными источниками энергии в мире и обеспечивают более половины спроса. Еще треть составляет уголь. При этом он подчеркнул, что инвестиции в возобновляемую энергетику, размер которых за последние семь лет превысил $2,6 трлн, не принесли результата. В этом ли заключается причина энергокризиса? И какие изменения произошли на рынке? Эти вопросы ведущий “Ъ FM” Константин Максимов обсудил с заместителем генерального директора Института национальной энергетики Александром Фроловым.

— На какие заявления Игоря Сечина стоит обратить внимание в первую очередь?

— Мне особенно понравился тезис, который продвигался несколько лет подряд, но при этом не находил, пожалуй, должного отклика, а теперь он был озвучен с высокой трибуны — о неравновесности долей ВВП. Поясню: есть показатель ВВП, но если вы смотрите на долю каждой страны в мировом производстве, то будете сталкиваться с достаточно простым обстоятельством, что производство складывается из массы различных компаний и продуктов. Например, вы можете произвести какую-нибудь игру для смартфона, а можете газ или нефть.

И вот некий миллион долларов может быть приложением, а может быть баррелями нефти. И получается, что, когда мы говорим о роли, например, Российской Федерации в мировом производстве, оказывается, что мы говорим об очень абстрактных вещах. А если мы говорим про некое производство базовых продуктов, то без них никто не обойдется, в отличие от игры для смартфона. И Игорь Сечин сказал как раз о том, что Россия занимает 15% от мирового производства базовых продуктов, и поэтому вычеркнуть нашу страну легко и просто из мирового производства, из мировой экономики, а значит, и из мировой политики невозможно.

— Это такая геополитическая часть доклада, а экономическая, на мой взгляд, все-таки касалась в большей степени аспектов недоинвестирования отрасли. Насколько бы серьезно ни пытались сейчас представители бизнеса говорить на политическую тему, экономику и внутренние корпоративные события тоже невозможно оставить без внимания. Что здесь, на ваш взгляд, нового? Какие изменения произошли?

— Как говорил классик, политика — это концентрированная экономика, поэтому, когда человек, занимающийся экономикой, говорит и о политике тоже, никакого противоречия быть, в общем-то, не может. Недоинвестированность складывается из двух обстоятельств. Первое заключается в череде кризисов на рынке углеводородного сырья или энергоносителей в целом.

Притом она длится как минимум с 2014 года. И так уж получилось, что в 2021 году после удара 2020-го мировая энергетика и, в общем-то, и мировая экономика не успели прийти в себя, как начался энергетический кризис. Одной из причин стало неравновесие между потребностями мировой экономики и готовностью производителей предоставить энергоносители. Отсутствие второго было вызвано той самой недоинвестированностью.

Другое обстоятельство заключается как раз в «зеленом» авантюризме. Даже когда в череде голодных лет наступали отдельные «тучные» годы, далеко не все страны, особенно если мы говорим про крупных игроков Европейского союза, начинали вкладываться в базовые энергоносители: нефть, газ, уголь, которые занимают наибольшую долю в мировом потреблении. Они больше внимания уделяли «зеленой» энергетике.

И получалось, что отрасль в целом была недоинвестирована, а в моменты, когда деньги могли бы идти на развитие сегмента, часть средств отбиралась и направлялась в другой сектор, который не обеспечивал производство необходимого количества энергии. В прошлом году одним из обстоятельств, которое привело к кризису на рынках газа, было сокращение производства электроэнергии на ветровых электростанциях.