Солистка Большого Анна Нечаева о новой «Пиковой даме» в Брюсселе

11 сентября в знаменитом брюссельском театре La Monnaie состоится премьера оперы «Пиковая дама» Чайковского в постановке Давида Мартона под музыкальным руководством Натали Штуцман. Спектакль обещает стать одним из главных событий нового сезона и новым словом в интерпретации знаменитой партитуры. Партию Лизы исполняет солистка Большого театра Анна Нечаева, которая рассказала Владимиру Дудину об окружении из больших музыкантов, ломке стереотипов и верности тексту.

— Вам доводилось прежде выступать в La Monnaie?

— Да, несколько лет назад я исполняла здесь Франческу и Земфиру в операх Рахманинова «Франческа да Римини» и «Алеко» под управлением Михаила Татарникова. В «Скупом рыцаре» тогда выступал сам Сергей Лейферкус — классная была русская команда, куда входили также Сергей Семишкур и Дима Головнин, с которым мы сейчас благополучно вернулись сюда. После своего дебюта тогда я и получила приглашение на партию Лизы. Приятно было вернуться — в La Monnaie удивительная атмосфера — такая дружественная, легкая. Здесь умеют собирать очень приятные команды исполнителей и потрясающих музыкантов. Интендант театра, Петер де Калюве, очень доброжелательный, общительный, постоянно с нами в контакте, приходит на репетиции, делится мнением об увиденном и услышанном.

— С режиссером Давидом Мартоном встречаетесь впервые?

— Да, но это «впервые» произошло в марте 2020 года, когда должна была состояться премьера этой постановки, но была перенесена из-за пандемии. Помню, как мы тогда все собрались на репетициях, когда обстановка начала нагнетаться, с каждым днем и каждым часом становилось все страшнее. Но за три дня первых репетиций мы познакомились, успели подружиться. La Monnaie оказался одним из немногих театров, который не стал полностью закрывать проект. Петер сразу написал всем, что проект переносится в том составе, в котором был собран первоначально. И Давид тоже всем дал понять, что все мы обязательно встретимся позже. Время переноса было строго соблюдено, и это не может не вызывать восхищения.

— То есть эта «Пиковая дама», в отличие от пушкинской, «означает тайную доброжелательность» — ведь ее сегодня могло бы и не быть, принимая во внимание печальные новые вводные геополитических обстоятельств.

— В каком-то смысле да. В Европе очень много проектов не перенеслось, а попросту исчезло безвозвратно, их не стали восстанавливать, к сожалению. Я должна была петь в «Русалке» Дворжака в Австралии, в Metropolitan — в «Игроке» Прокофьева, но ничего не состоялось. Только в этом году я снова стала выезжать за рубеж, а до этого работали в Большом театре и только в России.

— Сколько разных версий «Пиковой дамы» вы уже исполнили?

— Мне кажется, что у меня их пока совсем немного. Недавно меня об этом же спросила исполнительница партии Графини Анн-Софи фон Оттер. Когда я ответила, что это у меня «всего четвертая» Лиза, она очень удивилась, сказав, что это уже немало. Другой вопрос, что эту партию я исполняю часто, спектаклей было много. В Большом театре Римас Туминас поставил «Пиковую даму» в 2018 году, и она идет до сих пор с большим успехом. Были спектакли в России, была постановка в театре «Сан-Карло» в Неаполе, кстати, незадолго до пандемии в конце 2019 года. Режиссером был Барри Коски, но я с ним не работала, к сожалению.

— В Брюсселе у вас исключительная компания — взять хотя бы Анн-Софи фон Оттер. Она, кстати, комфортный партнер по сцене?

— Знаете, поначалу она показалась несколько холодной — вероятно, такой менталитет. Она ни к кому не кидалась на шею, вела себя очень сдержанно. Но оказалось, что она может и похулиганить, посмеяться, очень общительная, очень приятный человек и великолепный музыкант. Честно скажу, когда я первый раз послушала ее в партии Графини, мое ухо это не приняло, потому что мы в России привыкли немного к другим Графиням — певицам с большими голосами, как Образцова, Архипова, Заремба, Дядькова, Богачева. У Анн-Софи высокое меццо, не такое глубокое, как нам привычно. Но на репетиции в зале я поняла, насколько интересно она работает и прекрасно звучит. Она потрясающий исполнитель, чуткий и к тексту, к смыслу, понимает каждое слово, которое поет.

— При наличии таких ингредиентов эта постановка претендует на то, чтобы стать новым словом в интерпретации шедевра Чайковского, и, видимо, Натали Штуцман за пультом — главный повод так считать.

— Натали — абсолютное чудо в нашем проекте. Во-первых, это просто огонь, очень харизматичная личность, очень веселая. Подобное ощущение — человека-фейерверка, который никогда не останавливается, не унывает, не пребывает в состоянии дремы, все время фонтанирует эмоциями, весельем, анекдотами, мощной энергией — у меня было в свое время от Елены Образцовой, когда она давала мне уроки в Михайловском театре. Натали Штуцман известна прежде всего как певица, феноменальное контральто, но сейчас в основном делает стремительную карьеру симфонического дирижера, развиваясь и как оперный. Это у нее только четвертая оперная постановка. В Met в одном сезоне у нее намечены две постановки — «Волшебная флейта» и «Дон Жуан». Но мы совсем не чувствуем, что у нее было мало постановок.

Единственное — нам поначалу показалось, что такую крупную форму, как опера Чайковского, она делает не совсем так, как мы привыкли по нашим традициям исполнения, но традициям неписаным, передающимся «по крови». Здесь нас учат исполнять только то, что написано в партитуре, что иногда казалось жутко неудобным в силу привычки. Например, перед квинтетом «Мне страшно» обычно делают паузу, некую оттяжку, которой нет у Петра Ильича, как нет у него и замедления темпа. Чайковский вообще не писал просто. Поначалу было трудно себя перебороть. Но сейчас я это пою свободно, будто делаю это уже лет двадцать. Ломать стереотипы всегда полезно, чтобы петь так, как написано самим композитором.

— Неудивительно, что она так скрупулезно и трепетно относится к тексту — она же истинная барочница, но что она открывает нового в этой до боли известной партитуре?

— Прежде всего она тончайшим образом работает с музыкой. Благодаря тому, что Натали сама певица, она просит оркестрантов не просто слушать певцов, которые и без того прекрасно слушают и слышат нас, но буквально петь, дышать с нами. Она сама с нами дышит, колоссально чувствуя каждое малейшее неудобство. Сразу спрашивала: «Хочется помедленней? Мы с оркестром можем это сделать». И я знаю, что эта договоренность останется не только в рамках репетиции, но так будет всегда и на спектаклях. Часто ведь бывает, что договариваешься с дирижером о каких-то темпах, а потом он в кураже обо всем забывает и делает по-своему. Под ее руководством у нас есть уникальная возможность обратить внимание на очень многие нюансы, потому что оркестр не гремит — как это на самом деле и должно быть. И мы имеем возможность не бояться, что нас не будет слышно в зале, и сосредоточиться спокойно на музыке.

— А что говорит режиссер?

— Постановка современная. Режиссер сразу обозначил период — 1980-е годы. Это очень интересное время, когда было уже понятно, что советская эпоха уходит, заканчивается, люди устали и больше не хотят в этом жить, ищут чего-то другого. А нового еще нет — нового понимания мира, открытости ему. И рубежное состояние остро чувствуется в постановке. У людей заканчивалось терпение, чувствовалось, что что-то должно произойти, какие-то перемены должны случиться. «Мы ждем перемен» — как пел Цой. Минималистичные декорации передают эту атмосферу времени.

— А вы помните ту эпоху надвигавшихся перемен? Время Горбачева?

— Не могу сказать, что так уж отчетливо помню, потому что была еще очень маленькой. Для меня мир был абсолютно прекрасен и состоял из высоких родителей и высоких деревьев.

— Костюмы не отталкивающие?

— Нет! Я очень боялась, что это будет страшный секонд-хенд, что-нибудь несуразное на нас наденут. Но ведь и в 1980-е годы женщины все равно старались одеваться женственно и красиво, я это помню. Всегда были каблучки, юбочки, платьица пытались сочинять из того, что было. Художник по костюмам в спектакле меня удивила, костюмы получились очень интересными, передающими колорит эпохи. И Лиза выглядит очень элегантно.

— Графиня, небось, какая-нибудь высокопоставленная партийная дама?

— Графиня — бывшая дворянка с голубой кровью, которая оказалась не у дел, у разбитого корыта. Немножко городская сумасшедшая, которая уходит из дома, Лиза ее постоянно ищет, потому что она уходит в неизвестном направлении и приходит всегда к одному и тому же месту, усаживается где-то в парке на пикник со своим столовым серебром из прошлой жизни. Она насквозь интеллигентная, не понимающая, что происходит, не желающая принимать страшную для нее действительность.

— А Лиза не учительница случайно?

— Мы не говорили с режиссером об их профессиях, сами что-то придумываем. Лиза — довольно благополучная в социальном плане, возможно, какой-нибудь бухгалтер. И по крови, и по мироощущению она — девушка с тонким строем души, осознающая неправильность царящего уклада жизни, ей хочется, чтобы все было по-другому, хочется свободы проявления своих эмоций. Поэтому она и чувствует новое дыхание у Германа, человека бедного, не нашедшего себя в этом времени, но смелого, отчаянно стремящегося к чему-то большему. И это ее волнует, вдохновляет.