Как Пекин встречал свои зимние Олимпийские игры

Сегодня в Пекине состоится открытие, видимо, самых необычных и опасных зимних Олимпийских игр в истории — безлюдных, запертых внутри строго охраняемого периметра, грозящих любому, кому не повезло с результатом теста, долгой изоляцией. Корреспонденту “Ъ” Алексею Доспехову внутри «закрытой петли», впрочем, довелось видеть исключительно тех, кто смог найти в себе мужество разглядеть в этой Олимпиаде не только странный эксперимент, попытку совершить невозможное, проведя главный спортивный фестиваль посреди не собирающейся поворачивать назад, скорее, напротив, набирающей обороты пандемии коронавируса и введенных в связи с ней суровых ограничений, а что-то еще.

За сутки до открытия Олимпиады в Пекине по-прежнему дул ледяной, пробирающий до костей ветер, зато светило яркое оранжевое солнце, которое, конечно, вряд ли грело душу этого мужчины. Два человека, одетые в белоснежные защитные костюмы, за пару лет превратившиеся в важную примету эпохи, вежливо, но уверенно вели его к припаркованной у входа в гостиницу Crown Plaza скорой. Мужчина оглядывался назад, притормаживал, словно до последнего оттягивая момент, когда надо будет сесть в этот проклятый автомобиль. И нетрудно было представить, о чем он думает. Еще пару дней назад жизнь выглядела совсем неплохой: впереди работа на Олимпиаде, рядом — верные друзья. Простуда пройдет — ерунда же. А потом был очередной визит на третий этаж — в уставленную пробирками комнатку, где улыбчивая, радующаяся каждому вошедшему, словно первому пациенту в жизни, девушка запихивает тебе палочку в рот так глубоко, будто собирается делать не ежедневный тест на коронавирус, а заковыристую гастроэнтероскопию, и звонок через несколько часов: с сожалением сообщаем вам, что результат положительный, а учитывая симптомы, вам придется покинуть номер и проследовать на изоляцию в другое место… «Надолго?!» — «Не можем сказать. Зависит от разных обстоятельств…»

На самом деле ничего экстраординарного. Усевшись в отправляющийся в главный пресс-центр по безлюдным пекинским улицам автобус, я читал очередную коронавирусную сводку Международного олимпийского комитета (МОК). В среду число взятых в течение дня положительных тестов внутри того, что в документах называют «системой» или «закрытой петлей», то есть внутри охраняемого в том числе теми самыми людьми в «скафандрах» периметра, шаг за узенькие пределы которого, в город, на волю, для аккредитованного на Олимпиаде человека, будь то спортсмен, функционер, журналист, как попытка побега для пленного — пальнут в спину не задумываясь,— впервые перевалило за полсотни. И динамика такая, что сотня явно не за горами… К сводке, правда, прилагалось пояснение доктора Брайана Макклоски, руководителя медицинской комиссии, отвечающей за борьбу с коронавирусом на Олимпиаде. В нем говорилось, что «нужно смотреть дальше цифр», что в Пекин прибывают из «зоны высокого ковидного уровня», а прибывая, попадают в «зону низкого ковидного уровня», но тут же уточнялось, что даже в условиях «низкого ковидного уровня», даже при соблюдении всех требований МОК и оргкомитета, которых ничуть не меньше, чем взятых в среду положительных тестов, «ковидные риски все равно высоки».

А на огромных экранах в пресс-центре показывали сессию МОК. И мне, разумеется, казалось, что, учитывая обстоятельства, заседание должно быть неизбежно посвящено прежде всего той теме, от которой никуда не деться, как ни старайся. Просто она все время с тобой, особенно здесь, в «режимном» Пекине. Но нет, на сессии три члена МОК — Мустафа Берраф, Ненад Лалович и Ю Сын Мин — азартно, как на советском партсобрании, песочили своего коллегу, главу Международной федерации футбола (FIFA) Джанни Инфантино, задумавшего устраивать чемпионат мира один раз в два года, а не в четыре: «Неизмеримый ущерб… Опасность для всего спорта… Требую положить конец этой авантюре…» И важнее нее для них в этот момент в мире, кажется, ничего не было.

А президент головной спортивной структуры Томас Бах довольно ехидно уточнял, что, вообще-то, вопрос следовало бы обсудить с самим господином Инфантино, но вышла незадача: позавчера тот отменил прилет в Пекин. Похоже, с затеей удвоить доходы федерации у Джанни Инфантино все-таки не выгорит.

Сам Томас Бах в своей речи рассказывал о том, что на предыдущих сессиях МОК, в 2020 году, «мы уже видели темные облака растущей политизации спорта на горизонте», а также о том, как «поднимают свои уродливые головы призраки бойкотов прошлого».

Вот, оказывается, что волновало его больше всего: не опустевшие вдруг олимпийские трибуны и улицы олимпийских столиц, не мающиеся в неведении относительно собственного ближайшего будущего спортсмены — и уже сдавшие положительный тест, и еще не сдавшие его,— а вещи куда более масштабные. Те, на которые покусились страны, поддержавшие инициативу США объявить Олимпиаде дипломатический бойкот. А их, между прочим, не так уж мало.

Томас Бах ни на йоту не отступал от генеральной линии, в которой пандемии не находилось места. Он напоминал, что Олимпийские игры — это «символ мира и единства», пусть сам по себе спорт «в одиночку» мир гарантировать не может. Господин Бах имел в виду, что время нынче такое, что символ необходим как никогда. Он обошелся без конкретики, но освещающие олимпизм ресурсы, расшифровывая эту пламенную и даже немножко фрондерскую речь президента МОК, естественно, конкретикой ее снабдили — без слов «Россия» и «Украина» не обошлось.

От пресс-центра и экрана с Томасом Бахом четверть часа на автобусе до сооружения, без которого пекинская Олимпиада состояться не могла никак. Подходы к легендарному Национальном стадиону, известному как «Птичье гнездо», построенному к Олимпиаде летней 2008 года и снова принимающему церемонию открытия, и широченной площади возле него перекрывали лабиринты из металлических заборов и заборчиков, а за щелочками, сохранившимися между ними, зорко наблюдали шустрые молодые люди в волонтерской форме — просочиться невозможно. Доступна только официальная дорожка к центральному подъезду, и то — для избранных.

Над подъездом вывеска с официальным слоганом пекинской Олимпиады: «Together for a Shared Future» — «Вместе ради общего будущего». Под ним — группа охранников, тоже в защитных костюмах со шлемами и плексигласовыми забралами, но почему-то угольно-черного цвета. Их лица суровы — не то что у всегда веселых, даже когда забирают «на изоляцию» новую жертву, «белоцветных». И смотрят на тебя не мигая… Создавая эти образы, кто-то явно пересмотрел «Звездные войны». Интересно, кому захочется такого «общего» будущего? Хотя как символ нашего непростого настоящего получилось неплохо: Томас Бах наверняка оценил бы.

Стоящий рядом со мной человек тоже рассмеялся: «Ну да, точь-в-точь Дарт Вейдер!» Карлос Борреро, оказалось, работает на NBC, а в Пекине предпочитает носить куртку, в которой ездил на сочинскую Олимпиаду в 2014 году, соответствующий ярлычок имеется: «Воспоминания просто класс! Все было шикарно — апартаменты, стадионы. Огонь!» Я предположил, что воспоминания об Олимпиаде пекинской будут, видимо, похуже. Карлос Борреро задумался: «Знаете, это очень плохо, что не будет настоящего праздника, настоящей вечеринки. И я очень сочувствую спортсменам. В американской команде, например, много настоящих любителей, не имеющих отношения к профессиональному спорту, тех, кто всю жизнь тренировался ради этой Олимпиады, тех, для кого она единственный большой шанс. А один тест может все убить. Но ведь все мы подписываемся под строгими правилами. Глупо жаловаться, это часть сделки. А работа есть работа». Нет, он совсем не походил на придавленного специфической пекинской атмосферой и специфическими обстоятельствами.

Примерно о том же самом — о том, что «стоило быть ментально готовым к трудностям»,— через пару минут говорил мне и голландский фотограф Винсент Ремерсма. Он даже призывал найти в этой Олимпиаде несомненные плюсы по сравнению с другими.

Сам он, как ни парадоксально, нашел: «Вы же не впервые на Олимпийских играх? И сколько вам всегда требовалось, скажем, чтобы пройти контроль в аэропорту? Правильно — несколько часов! А здесь никаких очередей! И автобусы пустые. И доезжают быстро…»

Но жутко хотелось спросить мнение и кого-то из местных. Местный — важный высокий джентльмен с аккредитацией телевизионщика, на которой было написано его имя: Чжэн Йибинь,— тут же появился. И тут же постарался исчезнуть: «Извините, но про Олимпиаду, про Китай разговаривать с иностранцами не могу». Он уже уходил прочь, когда внезапно остановился, развернулся и выпалил:

«Нет, все же скажу! Слушайте, чтобы там вы ни думали, это же правда грандиозное событие — Олимпиада. В такой сложный период! Момент солидарности! И я действительно так считаю. Это персональное, это в сердце».

И он наконец, выстрелив коротким залпом, ушел.

Это было что-то накипевшее, долго-долго хранившееся внутри, но отчего-то лишь сейчас вырвавшееся наружу, как вырывается порой пусть болезненная, но необходимая правда. Здесь все странно, на странной пекинской Олимпиаде.

Алексей Доспехов