Первые президентские выборы в России, двоевластие в Чечне, проект Союза суверенных государств и все остальное, чем запомнился июнь 1991 года

12 июня 1991 года — день первых в российской истории президентских выборов. Они прошли по сценарию, который позже станет привычным — очевидный фаворит легко победил включенных в бюллетень статистов. Поддержка 57% участвовавших в голосовании россиян дает Борису Ельцину возможность более уверенно чувствовать себя на переговорах в Ново-Огарево, где обсуждается налоговая система и статус автономий в обновленном Союзе. В одной из этих автономий — Татарстане — 12 июня тоже появляется президент, а в другой — Чечено-Ингушетии — намечается разлад между Ингушетией и Чечней, а заодно и конфликт с федеральным центром. Мэрию Москвы тем временем возглавляют Гавриил Попов с Юрием Лужковым, Анатолий Собчак становится мэром Ленинграда, а президенты СССР, России и Казахстана назначают политическую кульминацию года в виде подписания нового союзного договора на 20 августа.

«До конца года улучшения не предусматривается»

В июне эмиссия наличных рублей в СССР достигает 18,74 млрд: это втрое больше, чем в мае; на таких оборотах «печатный станок» Гознака не работал еще ни разу за последние десять лет. Формально это позволяет, в частности, платить компенсации гражданам — подавляющее большинство из них работает в бюджетной сфере — в связи с повышением розничных цен. Но цены в реальности растут гораздо быстрее, чем предполагали авторы реформы, компенсаций мгновенно перестает хватать для обеспечения даже базовой потребительской корзины, реальная стоимость денег снижается, цены продолжают стремиться вверх.

Примерно к началу лета происходят два важных открытия. Во-первых, советские граждане обнаруживают себя в ситуации, в которой ждать поддержки от государства больше не приходится — привычная экономическая реальность просто на глазах перестает существовать, и правительство близко к тому, чтобы объявить дефолт не только по финансовым, но и по всем остальным обязательствам, включая базовые вроде обеспечения безопасности и действия закона на всей территории. Начало лета, дачи, выпускные экзамены и последние звонки в школах не могут не создавать некоторого оптимизма, надежда на лучшее разлита в воздухе вместе с ощущением беды. Всем понятно: творится что-то невероятное, такое, что совсем недавно себе и представить было нельзя.

Во-вторых, союзное правительство обнаруживает себя в ситуации хронической неспособности не только оказать поддержку гражданам, но и финансировать собственные базовые функции. А не имея возможности их финансировать, оно вот-вот лишится и возможности их исполнять.

Вся громоздкая машина советской власти с КПСС, советами всех уровней и силовыми структурами оказывается лицом к лицу с угрозой полной остановки. Поиски денег становятся лихорадочными, ищут главным образом за рубежом, причем на любых направлениях, включая совсем неочевидные.

Так, министр внешнеэкономических связей СССР Константин Катушев сообщает премьеру Валентину Павлову о переносе с начала на конец июня переговоров с Грецией о предоставлении кредита в валюте на закупки товаров и оплату просроченной задолженности. Греки медлят и сомневаются, поскольку за последние полгода не видели никакого «прогресса в отношении сокращения задолженности».

Замминистра экономики Владимир Дурасов пишет в правительство в июне: «Резкое сокращение валютных средств для закупки импортного сырья привело к снижению выпуска изделий легкой промышленности за январь—май на 12% по сравнению с соответствующим периодом прошлого года… Обострился дефицит по изделиям повседневного спроса… Снижение производства товаров народного потребления вызвано в основном двумя факторами: разрушением хозяйственных связей по поставкам сырья, материалов и комплектующих изделий и отсутствием средств на закупку их по импорту… Промышленная выработка мяса и мясопродуктов первой категории уменьшилась на 13%, колбасных изделий на 10%, консервов мясных на 13%, масла животного на 14%, цельномолочной продукции на 9%… В торговле до конца года не предусматривается сколько-нибудь заметного улучшения практически ни по одному товару».

Несмотря на изъятие $6 млрд, хранившихся на счетах советских организаций и граждан во Внешэкономбанке и активную продажу золота и алмазов из государственного запаса, средств постоянно не хватает даже на оплату уже поставленного импорта. Егор Гайдар в «Гибели империи» вспоминал, как за долги арестовывали советские суда в иностранных портах и как советские ведомства не знали, что им делать с работающими за рубежом специалистами — денег не было ни на зарплату на месте, ни на билеты домой. В этой ситуации КПСС еще пытается выбить из союзного правительства денег на поддержку компартий за рубежом: они перестали получать привычные субсидии и одна за другой слали в Москву сигналы бедствия в связи с разрушением сложившихся вокруг них бизнес-схем.

Президент СССР Михаил Горбачев по-прежнему возлагает определенные надежды на 17-й саммит «семерки» — он должен открыться в Лондоне 15 июля, и организатор, премьер-министр Джон Мейджор, уже пригласил советского лидера. В британскую столицу заранее летит помощник Михаила Горбачева Евгений Примаков, который рассказывает, в том числе и по телевидению, что произойдет с СССР — крупнейшей ядерной державой — в случае, если Запад не окажет экономическую помощь. Но проблема не только в том, что встречи лидеров «семерки» — не та площадка, на которой принимаются решения. Советский Союз все еще не обладает программой спасения экономики, которую для Запада имело бы смысл кредитовать. Создать такую программу пытается Григорий Явлинский с экономистами Гарварда. Он довольно оптимистичен и даже рассчитывает на создание общего коллегиального органа, в рамках которого представители Союза и западных стран-кредиторов принимали бы необходимые решения.

Проект Явлинского называется «Согласие на шанс» — но похоже, что единственным оптимистом в этом процессе остается он сам.

Тем временем зона влияния союзного кабинета министров сокращается как шагреневая кожа — вместе с налоговой базой. 7 июня Верховный совет Украинской ССР принимает постановление о немедленном переходе в юрисдикцию республики всех расположенных на ее территории союзных предприятий и организаций. Какая бы то ни было силовая реакция центра — подобная той, что привела в январе к столкновениям в Риге и Вильнюсе, или более последовательная — на этот раз исключена: иностранные партнеры уже дали понять Михаилу Горбачеву, что в этом случае обсуждение экономической помощи станет невозможным.

В июне официально закрывается один из главных внешнеполитических проектов СССР, имевший принципиальное значение для советского присутствия в Центральной и Восточной Европе, Латинской Америке и Восточной Азии: Москва больше не в состоянии за это платить. 28 июня в Будапеште проходит 46-е заседание Совета экономической взаимопомощи (СЭВ), который, вообще говоря, с января именуется Организацией международного экономического сотрудничества. Еще в 1990 году тогдашний советский премьер Николай Рыжков объявил на сессии в Софии о прекращении торговли внутри СЭВ за переводные рубли: основной валютой было предложено сделать американский доллар, а цены на товары устанавливать не ниже мировых. Советское правительство рассчитывало найти еще один источник валюты, пусть и за счет снижения оборота, но для многих членов организация просто утратила смысл. В Будапеште СССР, Польша, Чехословакия, Венгрия, Румыния, Монголия, Куба и Вьетнам подписывают протокол о расформировании организации.

В сентябре в Москве начнется процесс раздела площадей здания секретариата СЭВ — знаменитой 31-этажной «книжки» на Новом Арбате, 36 (улица уже переименована из Калининского проспекта). На здание, построенное в 1963—1970 гг. специально для СЭВ по проекту Михаила Посохина, Ашота Мндоянца и Владимира Свирского, будет несколько претендентов, но в конце концов оно отойдет городу и становится одним из адресов мэрии российской столицы.

«Не покупайте квартиру у Маши»

8 июня в Грозном открывается вторая сессия Чеченского национального съезда. Председательствует на нем только что вышедший в отставку 47-летний генерал-майор ВВС Джохар Дудаев. До выхода в отставку генерал Дудаев командовал дивизией стратегических бомбардировщиков, расположенной на территории Эстонии, и уже там успел совершить несколько политических шагов: например, заявить по радио после январских событий в Вильнюсе, что он готов закрыть воздушное пространство Прибалтики, если советское командование задумает масштабную переброску войск. Во время январского визита Бориса Ельцина в Таллин комдив предоставит свою машину для того, чтобы председатель российского Верховного совета вернулся на ней в Ленинград.

На тот момент Джохар Дудаев уже был председателем съезда чеченского народа, который впервые прошел в Грозном в ноябре 1990 года. Фактически съезд — внушительное собрание, в которое вошли в том числе и представители диаспор — оказал влияние на Верховный совет Чечено-Ингушской АССР, который не без дискуссии, но принял 27 ноября 1990 года декларацию о государственном суверенитете Чечено-Ингушской Республики. Советское государство в этой декларации упоминается ровно один раз — в статье о том, что Чечено-Ингушетия считает недопустимым геноцид и дискриминацию по отношению к любому народу и осуждает «акт геноцида» в отношении чеченцев, ингушей и других народов СССР. Подразумевается депортация вайнахов в 1944 году.

К моменту принятия декларации с дискриминацией сталкиваются уже русские жители Чечено-Ингушетии: речь идет не только об угрозах, но и об открытом насилии. В полуторамиллионной республике живут до полумиллиона русских, преимущественно русским городом до начала 1990-х годов остается Грозный, русские живут и в равнинных районах над Тереком. Но к лету 1991 года многие из них вынуждены бежать из республики. Многим даже не удается продать дом или квартиру. На стенах грозненских многоэтажек — граффити: «Не покупайте квартиру у Маши — все равно она будет наша». Ксенофобия обращена не только против русских.

Грозный — настоящий интернациональный мегаполис, но теперь в нем говорят: «Русские — в Рязань, татары — в Казань, ингуши — в Назрань!»

Ингушетия — восточная окраина большой «двусоставной» республики, она почти лишена инфраструктуры и в случае отделения от Чечни окажется в ситуации неизбежного конфликта с Северной Осетией из-за территорий на правом берегу Терека, которые так и не вернулись в состав Чечено-Ингушетии после ее восстановления в 1957 году. Но события и настроения в Грозном все чаще заставляют ингушей задуматься, готовы ли они до конца идти с чеченцами, стремящимися к независимости. В июне 1991 года, на фоне происходящей на глазах сецессии Прибалтики, Молдавии, Грузии и Армении, вполне может казаться, что получится и у Чечни, но простой взгляд на карту показывает: добром все это не кончится.

Ушедший в отставку генерал Дудаев в конце мая 1991 года заявляет, что Верховный совет Чечено-Ингушетии во главе с карьерным коммунистом Доку Завгаевым выполнил свою миссию, приняв декларацию о суверенитете, и теперь может быть распущен. 8 июня на съезде в Грозном Джохар Дудаев объявляет о преобразовании съезда в Общенациональный конгресс чеченского народа, о низложении Верховного совета и о переходе полноты власти в республики к исполнительному комитету ОКЧН, который он сам и возглавляет. Совершенно очевидно, что такое решение не может устроить ни ингушей, ни остающихся в республике русских — и те, и другие продолжают считать легитимным Верховный совет.

В знак протеста съезд покидает умеренное крыло во главе с заместителем председателя Лечи Умхаевым. В ответ Джохар Дудаев вводит в состав ОКЧН чеченских национал-радикалов. Заместителями председателя исполкома ОКЧН становятся будущий председатель Конфедерации народов Кавказа Юсуп Сосламбеков, будущий председатель парламента и госсекретарь Ичкерии (ныне запрещена в РФ) Хусейн Ахмадов и председатель Вайнахской демократической партии, поэт, в будущем — вице-президент Ичкерии Зелимхан Яндарбиев. Комитет обороны ОКЧН возглавляет Бислан Гантамиров, а комитет по информации — Мовлади Удугов. Фигуры расставлены, ОКЧН провозглашает Чеченскую Республику. У Доку Завгаева, который в это время вместе с пятнадцатью другими руководителями российских автономий принимает участие в ново-огаревских консультациях по поводу нового союзного договора, земля начинает гореть под ногами, хотя радикальная фаза «революции» в Чечне еще впереди.

«Ему нужна только власть»

12 июня происходит главное событие месяца: в России проходят первые выборы президента. Дата специально назначена на годовщину принятия декларации о государственном суверенитете РСФСР. До 2002 года она будет отмечаться именно как день принятия декларации о суверенитете. В начале 2000-х годов, через десять лет после краха Советского Союза, мейнстримом станет шутка: мол, непонятно, по отношению к кому Россия провозглашала суверенитет — по отношению к самой себе? — и день принятия декларации переименуют в День России. Про декларацию и уж тем более про то, что она предусматривала государственный суверенитет РСФСР именно в составе обновленного Союза, многие забудут.

Про выборы 1991 года забыть будет сложнее: это не просто точка отсчета восьми с половиной лет ельцинского президентства, но и «нулевой километр» политической системы, существующей в России по сегодняшний день.

Отношение союзных властей к выборам можно описать как сдержанно-раздраженное. В кампании принимают участие кандидаты, которые по идее должны представлять Союз, причем не только консерваторов из ЦК КПСС. Однако достаточно очевидно по всем социологическим опросам, что им не светит не только победа, но даже яркая конкуренция с Борисом Ельциным. При этом Борис Ельцин к этому моменту — фактически второе лицо в Союзе: он главный партнер Михаила Горбачева по ново-огаревским переговорам, на которые союзный президент сделал политическую ставку после апрельского скандала в ЦК. Тем не менее атмосферу перед выборами для Ельцина трудно назвать благоприятной. Автор его биографии для ЖЗЛ Борис Минаев цитирует ельцинских помощников: «В газетах накануне дня выборов печатались устрашающие астрологические прогнозы. Говорилось о крайне неблагоприятном расположении звезд в день голосования, о разного рода опасностях, подстерегающих людей, которые выйдут 12 июня из дому или даже откроют форточку».

Сам Ельцин прекрасно понимает, что ведет кампанию не против «статистов», вписанных в избирательный бюллетень. Незадолго до выборов он говорит в эфире Центрального телевидения о Михаиле Горбачеве, который еще «примерно месяц назад всюду твердил, что выступает только за социализм и у нас нет другого пути», и о социализме: «Более семидесяти лет мы маршировали к светлому будущему… Нашей стране не повезло…

В самом деле, этот марксистский эксперимент решили поставить на нас — судьба нас к нему толкнула. Вместо какой-нибудь африканской страны стали экспериментировать с нами. Кончилось тем, что мы доказали нежизнеспособность этой идеи.

Нас просто столкнули с пути, по которому шли цивилизованные страны мира. И это сказывается сейчас, когда сорок процентов народа живет за чертой бедности и хуже того, в постоянном унижении, когда приходится получать продукты по талонам. Это постоянное унижение, ежечасное напоминание, что ты раб в своей стране».

Накануне выборов Борис Ельцин бросает фразу о своем уходе из политики в случае проигрыша — ее подхватывает и комментирует журналист Александр Невзоров: «Это прямое свидетельство того, что политик не стремится сделать что-то для этих сотен тысяч нищих людей, бредущих по грязи со своими талонами. Ему нужна только власть, власть полная и неограниченная».

Нищие, бредущие по грязи с талонами, разумеется, есть, есть уже и беженцы из Чечни и других точек Союза, ставших горячими или готовых разгореться. Но есть и миллионы людей, которые ассоциируют Бориса Ельцина с надеждой на изменения к лучшему в ситуации, с которой объективно не справляется руководство Союза. Явка на выборах 12 июня составляет 76,66% — это заметно больше, чем на всех последующих президентских выборах в России, на которых показатель участия до сих пор не достигал 70%.

Борис Ельцин и кандидат в вице-президенты Александр Руцкой получают 57,3% голосов — это 45,5 млн бюллетеней. Схватка между ними далеко впереди, пока главный герой разворачивающегося на глазах избирателей политического блокбастера и обаятельный усатый военный летчик выглядят в целом безальтернативными победителями.

Они получают большинство во всех российских регионах кроме пяти: в Кемерово на первую строчку рейтинга выбирается пара Аман Тулеев—Виктор Бочаров (Тулеев предсказуемо побеждает в своем регионе, как будет делать это еще без малого тридцать лет, но в общефедеральном зачете занимает четвертое место (6,81%).

На втором месте — Николай Рыжков и Борис Громов: экс-премьер и генерал получают 16,85% голосов. Их отставание от лидеров более чем трехкратное, оно лишает их даже намека на возможность оспорить результат (в этом отношении все президентские кампании в России до сих пор будут следовать базовому сценарию 1991 года, за исключением вторых выборов Бориса Ельцина в 1996-м — они пройдут в два тура, победа дастся ему нелегко и будет оспариваться пусть не юридически, но как минимум публицистически). Николай Рыжков и Борис Громов выигрывают у Бориса Ельцина четыре региона: Алтай, Туву, Агинский Бурятский автономный округ (ныне часть Забайкальского края) и Северную Осетию, где ожидаемо не прощают Ельцину его переговоров с Гамсахурдией об урегулировании в Южной Осетии.

На третьем месте — и это, как позже выяснится, тоже станет своего рода политической традицией — Владимир Жириновский, выдвинутый партией ЛДПСС в паре с Андреем Завидией. У них 7,81% голосов. На пятом с почти двукратным отставанием от Амана Тулеева — ультраконсервативный генерал-антисемит Альберт Макашов в паре с советским экономистом-плановиком Алексеем Сергеевым (3,74%). Симпатизанты Михаила Горбачева Вадим Бакатин и Рамазан Абдулатипов приходят к финишу последними, у них 3,42%.

Против всех голосуют почти полтора миллиона россиян — 1,92%. Еще больше бюллетеней объявлены недействительными: 2,16%, или 1 716 752. Главный политический итог выборов в том, что в отличие от Горбачева, прямые выборы которого отложены в неясную перспективу после подписания нового союзного договора и соответствующей реформы союзной Конституции, Борис Ельцин получает прямой мандат доверия от большей части российских избирателей.

Одновременно в Москве избирается первый в ее истории мэр. При явке 66% победу над четырьмя конкурентами одерживает председатель Моссовета Гавриил Попов (65,3% голосов). Вице-мэром становится его будущий преемник, «крепкий хозяйственник», глава исполкома Моссовета Юрий Лужков. Выборы мэра Ленинграда выигрывает председатель Ленсовета Анатолий Собчак — он получает 66,1%, а его единственный конкурент, депутат Ленсовета и гендиректор «Ленгидроэнергоспецстроя» Юрий Севенард — 25,7%.

В Татарстане 12 июня проходят свои президентские выборы: на них побеждает председатель Верховного совета Татарской ССР Минтимер Шаймиев. Президенты теперь стоят во главе почти всех союзных республик, а Минтимер Шаймиев становится первым президентом республики в составе России. Его преемник Рустам Минниханов сейчас остается последним главой российского региона, должность которого носит такое название.

«По расчету, а не по проценту, только так»

Борис Ельцин заранее дает понять, что процесс работы над новым союзным договором завершится не раньше, чем в России пройдут президентские выборы: это — одна из ключевых договоренностей, достигнутых между ним и Михаилом Горбачевым в конце апреля. На третий день после российских выборов президент СССР выступает по Центральному телевидению и анонсирует заключительное заседание комитета подготовки договора на 17 июня. После этого проект договора будет передан для обсуждения в верховные советы республик, которые намерены в нем участвовать. Их по-прежнему девять из пятнадцати.

Борис Ельцин рассчитывает, что шестнадцать российских автономий, включая Чечено-Ингушетию и Татарстан, подпишут его не сами по себе, а в составе России.

В Верховном совете СССР часть депутатов все еще исходит из Конституции СССР 1977 года, согласно которой республик в СССР пятнадцать. Соответственно, подготовка нового договора по схеме «девять республик плюс союзный центр» рассматривается ими как попытка государственного переворота. Михаил Горбачев расставляет точки над i, заявляя 15 июня, что он против всех, кто ставит новый договор под сомнение.

17 июня в Ново-Огарево проходит заключительное заседание подготовительного комитета. Несмотря на близость финала, на нем продолжается оживленная полемика о роли автономий и о союзных налогах. В конце мая Борис Ельцин настаивал в Ново-Огарево на праве республик перечислять в союзный бюджет «фиксированную сумму по программам, которые осуществляются или совместно, или Союзом, в том числе для республик. По расчету, а не по проценту, только так».— «Нет, подожди,— возражал ему Михаил Горбачев.— Под программу. А под постоянные функции? Армия, фундаментальные исследования…» — «А имеется в виду и армия тоже. Мы будем смотреть, так сказать»,— отвечал Ельцин. «Борис Николаевич! Тогда у нас федерации нет!» — «Это федерация».— «Нам нужен федеральный налог. Вы хотите по всем вопросам ставить нас на колени»,— говорил президент СССР. «Это вы нас на колени хотите поставить»,— цитирует Ельцина его биограф Тимоти Колтон со ссылкой на книгу Юрия Батурина.

На июньском заседании Михаил Горбачев пытается «запараллелить» вопрос союзного бюджета с вопросом о статусе автономий — он говорит о недопустимости разрушения РСФСР, одновременно настаивая на том, что без нормы о федеральном налоге договор останется «неполноценным выкидышем». По его мнению, без союзного налога речь будет идти о конфедерации государств, а не о Союзе как целом. Против союзного налога продолжают выступать Россия и Украина. Однако ослабить российскую переговорную позицию с помощью автономий у президента СССР не получается — лидеры автономий, в том числе Муртаза Рахимов из Башкирии и Анатолий Леонтьев из Чувашии, обвиняют Горбачева заодно с Ельциным в ущемлении прав своих регионов. «У меня создается впечатление, что у нас в течение года, что мы здесь работаем, с каждым разом права автономных республик все больше и больше зажимаются,— говорит Горбачеву Анатолий Леонтьев.— Мы с вами в течение всего года говорили о том, что автономные республики являются суверенными государствами, что они являются равными участниками подписания Союзного договора, учредителями. И вдруг оказывается, мы хотим лишить автономные республики даже тех прав, которые они имели по старой Конституции». «Вы на поводу союзных республик идете,— обвиняет Муртаза Рахимов.— Вы нас вообще не признаете. Абсолютно. Все в их руках». Ельцин, собственно, получает возможность оценить, как далеко может зайти процесс, широко анонсированный им в Уфе в 1990 году знаменитым призывом к республикам в составе России «брать суверенитета сколько смогут унести». А Горбачев в очередной раз убеждается, что ставка на автономии в составе России в надежде на ослабление позиций Ельцина довольно рискованна и для союзного центра.

Принять решение удается лишь по вопросу о судьбе Совета федерации — собственно, группы лидеров союзных республик. Его функционал предполагается передать будущему Совету республик Верховного совета обновленного СССР. После этого участники совещания голосуют за передачу проекта договора верховным советам республик и в союзный парламент, несмотря на сохраняющиеся разногласия по ключевым вопросам об автономиях и союзных налогах. Это не мешает Михаилу Горбачеву заявить 18 июня, что «достигнуто принципиальное согласие», остались лишь некоторые «формулы и положения, требующие консультаций с верховными советами». Юридической доработкой документа будет заниматься конституционная комиссия, которую должны сформировать Верховный совет и Съезд народных депутатов СССР, говорит советский лидер.

Борис Ельцин в это время летит в Соединенные Штаты по приглашению ряда членов Конгресса. Это его второй визит за океан — впервые он побывал в Америке в сентябре 1989 года, в качестве опального депутата Верховного Совета СССР. Приглашение в тот раз делают несколько общественных организаций, вместо двухнедельной визы американцы дают недельную, поэтому график встреч оказывается сумасшедшим. В Вашингтоне Ельцину предстоит встречаться с советником президента по национальной безопасности генералом Брентоном Скоукрофтом; перед встречей, которая назначена в Белом Доме, российский гость едва не устраивает форменный скандал, требуя встречи с президентом — но ситуация разрешается благодаря такту Джорджа Буша: он на несколько минут приходит в помещение, где проходят переговоры. За выступления в университетских аудиториях Ельцину платят, и на полученные деньги он широким жестом покупает миллион одноразовых шприцев для советских больниц — в Союзе это на тот момент почти недоступная редкость. Несмотря на несколько срывов из-за тяжелейшего графика, визитер из России нравится американцам, но совсем не нравится советским консерваторам: о его визите в Америку дома делают пропагандистские передачи. Впрочем, сторонников Ельцина это только убеждает в его правоте.

В июне 1991 года Ельцин уже избранный президент, но формально все еще председатель российского Верховного Совета. Тем не менее, у него проходит полноценная встреча с президентом Бушем. Они фотографируются на лужайке Белого дома и произносят речи, в которых говорят о мире, сотрудничестве и поддержке независимости Прибалтики. В следующий раз Ельцин увидит Буша 31 января 1992 года в Кэмп-Дэвиде — уже как президент России, которому нет нужды отчитываться перед вышестоящим союзным начальством, поскольку СССР больше нет. В России и после смерти Ельцина найдутся те, кто в каждой его встрече с западными лидерами станут искать признаки сговора, подкупа и вербовки, а в 1991 году он тем более подвергался критике со стороны консерваторов — мол, после избрания полетел на поклон к американцам. Тем не менее, визит явно не ослабил политических позиций российского лидера — ни дома, ни за рубежом.

«Легализация развала»

27 июня 1991 «Правда» публикует проект договора о Союзе Суверенных Государств — и уже само название вызывает со стороны консерваторов шквал комментариев о предательстве, госперевороте и «легализации развала СССР» — так напишут представители научной интеллигенции в письме, напечатанном в июле в «Литературной газете».

Консерваторам становится окончательно ясно, что в Ново-Огареве и не думали спасать политическую форму, в которой СССР существовал до начала фактической сецессии балтийских республик, а также Молдавии, Грузии и Армении.

Впрочем, проект составлен таким образом, что оставляет для оптимистов некоторую надежду на возвращение отпавших: «членство государств в Союзе является добровольным», «Союз открыт для вступления в него других демократических государств, признающих договор». При этом «государства, образующие Союз, сохраняют право свободного выхода из него в порядке, установленном участниками договора и закрепленном в Конституции и законах Союза».

Участники договора «признают границы, существующие между ними на момент подписания договора». «Использование вооруженных сил Союза внутри страны, кроме их участия в ликвидации последствий стихийных бедствий и экологических катастроф, а также случаев, предусмотренных законодательством о режиме чрезвычайного положения», объявляется недопустимым — это фактически ответ на попытки применения силы в Прибалтике, хотя союзные силовики и уклоняются от публичного принятия на себя ответственности за них.

Дальше, как и полагается в федеративных странах, перечисляются полномочия Союза, входящих в него республик и предметы совместного ведения. К полномочиям Союза относится защита суверенитета и территориальной целостности, оборона и госбезопасность, внешняя политика и координация внешнеполитической деятельности республик, заключение международных договоров и внешнеэкономических соглашений. К сфере ведения Союза относится также утверждение и исполнение союзного бюджета, осуществление денежной эмиссии, хранение золотого запаса, алмазного и валютного фондов Союза. Способы пополнения бюджета Союза не уточняются.

К сфере совместного ведения отходит определение военной политики Союза: единый порядок призыва и прохождения воинской службы, деятельность войск и дислокация военных объектов на территории республик, а также управление предприятиями оборонного комплекса. Сюда же отнесено определение внешнеполитического курса СССР, регулирование внешнего государственного долга Союза, а также создание условий для формирования общесоюзного рынка, проведение единой финансовой, кредитной, денежной, налоговой, страховой и ценовой политики, основанной на общей валюте, и разработка единой политики в области топливно-энергетических ресурсов.

Участники договора фиксируют, что «по мере становления общесоюзного рынка сокращается сфера непосредственного государственного управления экономикой. Необходимое перераспределение или изменение объема полномочий органов управления будет осуществляться с согласия государств, образующих Союз». «Земля, ее недра, воды, другие природные ресурсы, растительный и животный мир являются собственностью республик и неотъемлемым достоянием их народов,— говорится в статье "Собственность".— Государственная собственность, находящаяся в ведении Союза, является совместной собственностью образующих его государств и используется в их общих интересах, в том числе в интересах ускоренного развития отстающих регионов. Государства, образующие Союз, имеют право на свою долю в золотом запасе, алмазном и валютном фондах Союза, имеющихся к моменту заключения настоящего договора. Их участие в дальнейшем накоплении и использовании сокровищ определяется особыми соглашениями».

Согласно проекту, высшие законодательные, исполнительные и судебные органы Советского Союза исполняют свои полномочия «до создания высших государственных органов нового Союза Советских Суверенных Республик, в соответствии с настоящим договором и новой Конституцией СССР».

27 июня Верховный совет Украины, возглавляемый 57-летним членом ЦК КПСС Леонидом Кравчуком, принимает постановление, согласно которому до 1 сентября проект договора будут проверять на соответствие Декларации о государственном суверенитете Украины и закону об экономической самостоятельности УССР, а к 15 сентября рабочая группа украинского Верховного совета представит свои замечания и предложения к проекту. В этот момент словно заранее проступает будущая траектория Украины, которая после ГКЧП предпочтет уклониться от новоогаревского процесса. Пока в Киеве только размышляют.

Однако украинская вальяжность, продиктованная, в том числе, все тем же отсутствием полного понимания по вопросу союзного налогообложения, не устраивает других ключевых участников.

29–30 июня проходит встреча Михаила Горбачева с президентами России и Казахстана. Борис Ельцин и Нурсултан Назарбаев поддерживают предложение назначить подписание договора на 20 августа. Так, трое мужчин определяют дату политической кульминации этого богатого событиями года, не представляя себе, что выглядеть она будет совсем иначе, чем они ожидают. До предполагаемого подписания договора «9+1» остается семь недель.

Иван Сухов