Умер Пьер Карден

Художник, модельер, предприниматель Пьер Карден скончался сегодня утром в Париже в американском госпитале Нейи, сообщила его семья. Ему было 98 лет. Этот человек был для нас лицом французской моды, одевал Майю Плисецкую и устраивал дефиле на Красной площади с десятью тысячами зрителей и двумя сотнями манекенщиц. О последнем из великих кутюрье — Алексей Тарханов.

Почти столетний, Пьер Карден не только жил, но и работал. К своим 98 годам он пережил несколько эпох и эстетик, но остался собой и сохранил свое имя в собственных руках. Он до последнего времени готов был делать все: ставить спектакли, проектировать мебель, открывать рестораны и гостиницы, строить дома — страшные, как башня, которую он чуть не возвел на родине, в Венеции. Деньги ему приносили не костюмы — никто в последние годы не мечтал о его костюмах, как когда-то,— а лицензии. Несколько сотен в сотне стран мира. На моду, мебель, рестораны, туризм, на все, на что можно было поставить его имя, сладко пахнущее Францией. Когда однажды студенты спросили, зачем ему столько лицензий, он рассмеялся и сказал: «Чтобы быть самым богатым на кладбище».

«В 1959-м я начал показывать коллекции, предназначенные для всех, коллекции прет-а-порте,— рассказывал он.— Я первый понял, как работает механизм моды в новые времена. От-кутюр — витрина, образ, который манит и дает возможность продавать вещи менее дорогие и более удобные. Я демократизировал моду, начал работать с улицей. Благодаря прет-а-порте и системе лицензий я смог работать и оплачивать свое творчество, потому что модные дефиле приносили хвалебные статьи, но не деньги».

Если бы Карден был наемным художником, «кутюрье» давно бы уже отправили в отставку, а в Pierre Cardin распоряжался бы новомодный «криэйтор». Но он в буквальном смысле, а не в интервью, был сам себе хозяин. Если вы захотите отнести Кардена к пустым мечтателям — поосторожнее, он намечтал себе к старости €600 млн. И как раз потому, что торговал не своими вещами, а именем Pierre Cardin, считая, что оно стоит дороже вещей: «Я до сих пор единственный владелец моей компании. А если бы я не продавал лицензии, меня бы уже растоптали, как многих моих коллег».

Пьер Карден не стеснялся ставить свое имя на чем угодно — вплоть до шампанского и минералки.

Диана Вриланд, знаменитая редактриса Harper’s Bazaar и Vogue, спросила его однажды, не поставит ли он свое имя на туалетную бумагу. И это его нисколько не смутило: в конце концов, задницы даже самых главных редактрис сделаны не из золота.

Кардена вел талант, интерес и жадность — и к жизни, и, конечно, к деньгам: «Я устраивал дефиле на Великой китайской стене и в Запретном городе. Если ты первым из модельеров попал в Китай, ты король. Любая твоя пуговица понадобится миллиарду человек».

Уроженец Венеции успел поработать с самыми великими французскими модельерами. Сначала его взяла Жанна Пакен, потом Эльза Скиапарелли; с 1946 года Карден работал у Кристиана Диора и рассказывал потом, как не стеснялся давать ему советы.

Но слава Кардена осталась в 1960–70-х годах. Он мечтал определять будущее, но думал о нем в терминах научной фантастики, а не необходимой сейчас фэнтези. Первым из штатских модельеров он смог примерить скафандр, в котором Нил Армстронг ступил на поверхность Луны. И не преминул заметить: «Костюм был бы удобнее, если бы его шил я!». Карден упрямо оставался модернистом и старел вместе с модернизмом, даже не делая попыток нагнать время, например, приручить себе преемника, как этого не побоялся сделать Диор. С Карденом начинал Жан-Поль Готье, но при всех благодарностях, в которых тот сейчас рассыпается, в Pierre Cardin он не остался.

Мне однажды удалось повидать Кардена в деревушке Лакост в Любероне, в тех самых местах, где был придуман «Хороший год». Он купил замок на горе, в котором жил маркиз де Сад, и обставил его, словно парк скульптур в ЦДХ, работами советских художников. В Любероне он устраивал театральный и музыкальный фестиваль и на показ своей новой коллекции привозил из Парижа целый самолет журналистов.

Кроме журналистов по душу Pierre Cardin приезжали китайцы, арабы, русские торговцы, неделями ждущие аудиенции, и русские девицы, тоже на что-то надеющиеся: «Мужчина, напишите обо мне в Vogue».

Я запомнил это удивительное зрелище — дефиле в сельском доме культуры. Приглашенные, сидя на пластиковых стульях, смотрели проход десятков манекенщиц, как будто бы прилетевших не из Парижа, а прямиком из шестидесятых годов прошлого века. Ну а сам Карден сидел на почетном пластиковом троне и вел себя так, как если бы никаких десятилетий не прошло,— будто не много лет назад, а именно сейчас он впереди всей моды на свете.

Карден категорически не желал верить, что людей, помнящих его взлет, уже не осталось и нет желающих погружаться в его дивный новый мир будущего. Это его возмущало:

«Среди моих современников только Курреж и Пако Рабанн были настоящими изобретателями, настоящими художниками, искавшими будущее. Как это может быть? Мы — люди, которые видели выход в космос, и мы одеваемся до сих пор как сто лет назад?»

Несправедливо? Ужасно! Но что тут поделаешь, все-таки он выбрал не архитектуру и не скульптуру, он занимался модой. В ней надо быстро достигать вершин и быстро умирать или сходить со сцены, чтобы о тебе вспоминали, как о легенде. Попробуй остаться «живой легендой» — даже тогда, когда ты тверд как скала в твои сто лет, тебе скажут, что ты упрям как пень и пора уступать молодым.

Он был официально бессмертен — с тех пор как он, единственный из портных, вошел во Французскую академию и стал называться «immortel», но уже тогда, четыре года назад, выглядел очень старым, тяжело ходил, глаза его слезились, а вокруг него роились разнообразнейшие люди, которые много лет были рядом и смотрели на дедушку умильными глазами, словно он вот сейчас прямо у них на глазах превратится в мешок с золотыми монетками. Он, однако, явно не намерен был выпускать что-то из своих рук, надеяться на наследников и делить свое королевство между детьми. Тем более что собственных детей не было, женщин он любил с эстетической точки зрения.

Но вот теперь, когда он умер и перестал смешить глупцов старомодным футуризмом, появится возможность внимательнее взглянуть на то, что он на самом деле сделал в искусстве.

Пьер Карден успел собрать и открыть свой музей, названный «Passe-Present-Futur», для которого он нашел место в парижском районе Марэ. Экспозиция оставляла странное ощущение энергии и свободы полувековой давности, сохранившихся в цветах и крое костюмов: то ли женских, то ли мужских, то ли исторических, то ли фантастических, то ли прекрасных, то ли ужасных. Если музей пережил владельца, слава и признание к Кардену скоро вернутся. Как это часто бывает, в конце жизни он сам стоял у них на пути.