Юбилейная ретроспектива ван Эйка в Генте

Очередной европейский блокбастер — выставка «Ван Эйк. Оптическая революция» — открылся в Музее изящных искусств Гента. Два десятка живописных панелей великого фламандца стоят поездки в Бельгию, уверена Ирина Осипова.

Ретроспектива одного из главных реформаторов европейской живописи хорошо вписывается в череду знаковых выставок последних лет. После Босха в голландском Хертогенбосе, Брейгеля в Вене и Леонардо в Лувре в программе ценителей старых мастеров появился новый пункт — до конца апреля в музее Гента показывают больше половины известных работ Яна ван Эйка и часть створок знаменитого алтаря. Больше половины — это всего-то 14 станковых работ и пара приписываемых художнику миниатюр в Турино-Миланском часослове (сейчас он открыт на «Рождестве Иоанна Крестителя», в середине отпущенного выставке срока перелистнут на «Заупокойную мессу»). Но собирать их пришлось по музеям Старого и Нового Света, и каждая — сокровище.

О Яне ван Эйке—человеке известно немного. Родился приблизительно в 1390 году, возможно, в городе Маасейке, кажется, в семье художников. Имел старшего брата Хуберта, младшего Ламберта и сестру Маргариту. Впрочем, от Хуберта ван Эйка осталась лишь надпись на Гентском алтаре, другие работы его неизвестны, и существовал ли он вообще, есть сомнения. О том, как выглядел Ян ван Эйк, принято судить по гравюре XVI века, тоже не факт, что достоверной. Известно, что он был придворным художником и любимцем бургундского герцога Филиппа Доброго, выполнял важные дипломатические (читай: шпионские) миссии. Жил в Брюгге, а затем в Генте, богатых и крупных торгово-промышленных центрах Фландрии. Умер летом 1441 года, но могила его не сохранилась.

Ян ван Эйк—художник — совсем другое дело.

На выставке все время подчеркивается его роль новатора в искусстве. Не он изобрел, но именно он смог в полной мере раскрыть возможности масляных красок.

В отличие от темперы, замешанной на яичном желтке и быстро высыхавшей, пластичное масло давало возможность неспешной и вдумчивой работы. Так рождался мир, полный мельчайших подробностей, зеркальное отражение окружающей реальности. Не все детали можно рассмотреть невооруженным глазом, но ведь художник писал не для зрителей — для Бога. Масло также дало возможность тончайших полупрозрачных лессировок, глубоких теней и цветовых полутонов, оживляющих фигуры. Первым именно ван Эйк поместил библейских персонажей в пейзаж бесконечной глубины и реалистичности, изобразил луну в живописи и написал обнаженных Адама и Еву на створках алтаря в масштабе больше человеческого роста. Впечатление, которое они производили на неискушенных зрителей, было столь сильным, что еще в XVII веке все произведение называли «алтарем Адама и Евы».

Наконец, одним из первых он подписал свою работу — важный шаг перехода от средневекового ремесленного к ренессансному самосознанию. Его портреты поражали современников сходством с оригиналом, так что итальянский историк и гуманист XV века Бартоломео Фацио писал, что им не хватает лишь дыхания. Растения, изображенные вокруг Агнца в центре алтаря, изучают ботаники (и высаживают сейчас рядом с гентским собором их живые «оригиналы»). И поразительно реалистичным стал в его картинах свет. Все это выставка показывает и рассказывает шаг за шагом, добавив к немногим произведениям мастера работы его мастерской, северных и итальянских современников и последователей.

Набор произведений ван Эйка здесь не исчерпывающий, но довольно полный: портреты, в том числе придворного в модном голубом шапероне из румынского музея Брукенталя в Сибиу, «Благовещение» из вашингтонской Национальной галереи с золотым светом благодати, льющейся сквозь окна собора, два варианта «Стигматизации святого Франциска» и две «Мадонны у фонтана». Отдельная история — восемь внешних панелей Гентского алтаря, реставрация которых уже завершена, плюс две внутренних с Адамом и Евой, работа над которыми еще предстоит. Ни до масштабного исследования и реставрации, начавшихся в 2009 году, ни после намеченной на эту осень инсталляции алтаря в новой стеклянной капсуле в соборе Святого Бавона это произведение нельзя было и нельзя будет увидеть так близко, рассмотрев каждый штрих. В ходе работы реставраторы удалили до 70% поздних записей, открыв полированный мрамор статуй, сложные переходы тени в нишах, цветовые нюансы, тончайшую паутинку в углу. Все это, так же как узнаваемый отчасти гентский пейзаж за окном комнаты, где Гавриил возвещает Марии благую весть, закладка в книге пророка Михея и меховая ушанка Захарии, лишь на три месяца оказалось перед глазами зрителя на том же примерно расстоянии, на каком видел их сам ван Эйк.

При желании к экспозиции в Генте можно предъявить немало претензий. Кураторам не удалось заполучить хрестоматийные шедевры мастера: лондонская Национальная галерея не отпустила на выставку «Портрет четы Арнольфини», где заявленная в заглавии «оптическая революция» видна в полной мере. Лувр не дал «Мадонну канцлера Ролена», и даже соседний Брюгге пожадничал — оставил у себя в Музее Грунинге монументальную «Мадонну каноника ван дер Пале», а в начале марта заберет из экспозиции «Портрет Маргариты ван Эйк» ради собственной выставки двух картин художника. Пояснения к каждому залу зачем-то разместили под потолком — не самый удобный вариант для ознакомления. А современники-итальянцы представлены отнюдь не лучшими работами, как будто кураторы намеренно создавали фон попроще для ванэйковских жемчужин. Но перед любой из последних все придирки теряют смысл. И если сегодня, когда наш визуальный опыт включает 500 лет великолепной живописи, созданной после, улыбающийся архангел с радужными крыльями все еще вызывает благоговение и трепет, что же испытывали современники великого Яна?