Константин Михайлов — о травматическом прошлом, с которым расстаться не так легко, как кажется

Травматическое прошлое, с которым расстаться не так легко, как кажется

В Москве на Никольской улице, 23, несмотря на торжествующий вокруг всемирный футбольный Интернационал, кипит работа. Сквозь плотные занавеси фальшфасадов просвечивает небо, над кровлей громоздятся леса, доносятся звуки большой стройки…

Градозащитники встревожены: за фальшфасадами — «Расстрельный дом», памятник нескольких эпох сразу. Палаты князей Хованских, кружок философа Станкевича — здесь много исторических воспоминаний. Но самые грозные — о Военной коллегии Верховного суда СССР, что заседала здесь в 1935–1950 годах и выносила расстрельные приговоры, отсюда и прозвание дома. Что творится за занавесями?

Градозащитников успокаивают: идет «реставрация с приспособлением», все по проекту, все согласовано.

Но что в действительности согласовано?

Административные игры

Москва узнала о радикальном повороте в судьбе «Расстрельного дома» в сентябре 2016-го: тогда через СМИ было объявлено, что новый владелец намерен открыть в нем «премиальный универмаг» и торговать «эксклюзивными коллекциями одежды от мировых брендов». А заодно открыть ресторан, кондитерскую, книжный салон и винный погреб. Как тогда сообщалось, один из крупнейших поставщиков элитной парфюмерии, управляющий компанией Esterk Lux Parfum Владимир Давиди, зарегистрировал ООО «ВУМ», которое станет владельцем и управляющей компанией нового торгового центра. И будут у нас в центре Москвы ГУМ, ЦУМ и ВУМ. В магазине, как обещалось, «будут представлены вещи, которых нет не только в России, но и во всем мире». Теперь эти планы претворяются в жизнь.

До этого несколько лет подряд, как минимум с 2005-го, за само существование дома шла упорная борьба между общественниками, прежними инвесторами и предшествующей городской администрацией.

Инвесторы, желавшие построить тут то торговый, то офисный центр, добивались снятия с дома статуса выявленного памятника и вынашивали планы его фактически полного сноса. Общественники из «Мемориала» и «Архнадзора» настаивали: в доме, где Военная коллегия выносила смертные приговоры тысячам жертв политических репрессий, необходимо создать мемориальную экспозицию.

Инвесторы лужковской эпохи почти добились своего: вопрос о статусе «Расстрельного дома» 22 декабря 2009 года был вынесен на заседание Межведомственной комиссии при правительстве Москвы по вопросам постановки объектов, обладающих историко-культурной ценностью, под государственную охрану. В ход были пущены «экспертные заключения», обосновывающие необходимость исключения «Расстрельного дома» из списков выявленных памятников, отрицавшие его историко-культурную и историко-мемориальную ценность и объявлявшие инициативу «Мемориала» о создании в нем музея политических репрессий «весьма спорной» и «необоснованной». Итог: комиссия решила отказать «Расстрельному дому» в статусе памятника.

После этого уже ничто не препятствовало реализации инвестконтрактов и коммерческому использованию участка в двух шагах от Кремля — проще говоря, сносу объекта.

К счастью, этого не случилось: в столице грянули перемены. Новая городская администрация решила прислушаться к протестам общественников, Межведомственную комиссию признали незаконной вместе с ее решениями и тихо распустили.

А в последний день зимы 2012 года уже новая комиссия новой городской власти — по градостроительной деятельности в границах достопримечательных мест и зон охраны объектов культурного наследия — признала «Расстрельный дом» достойным статуса объекта культурного наследия регионального значения. Чуть позже это решение было оформлено столичным правительством.

Приведем официальное название, под которым памятник был включен в реестр объектов культурного наследия: «Здание Московской ремесленной управы (в основе — палаты И.Н. Хованского, вторая половина XVII века, и дом Шереметевых, 1790-е годы), 1866 год, арх. Шейасов, 1895 год, арх. В.Е. Сретенский. В 1835 году здесь жил литератор и философ Н.В. Станкевич. В 1930-х годах размещалась Военная коллегия Верховного суда СССР».

Последняя фраза официального титула памятника значима: мемориальная связь с эпохой репрессий явилась, стало быть, одной из причин постановки его на государственную охрану.

Дом с репутацией

В нашем распоряжении имеется историческая справка, подготовленная в обществе «Мемориал»:

«Военная коллегия переехала со Спиридоновки в здание на Никольской ул. (тогда ул. 25 Октября) в начале 1930-х годов и размещалась там до конца 1940-х.

Как раз на этот период приходится пик государственного террора и массовых расстрелов. Военная коллегия в этих событиях играла одну из центральных ролей. Именно она на протяжении многих лет выносила приговоры наиболее известным деятелям, будь то артисты или ученые, военные или руководители промышленности, священнослужители или адвокаты. Среди приговоренных Военной коллегией к расстрелу (только в Москве) — писатели И.Э. Бабель, И.И. Катаев, Б.А. Пильняк, С.М. Третьяков, Б. Ясенский, режиссер В.Э. Мейерхольд, маршалы М.Н. Тухачевский и А.И. Егоров, маршал авиации С.А. Худяков, крупнейшие ученые Н.Д. Кондратьев, Е.Д. Поливанов и Р.Л. Самойлович, члены политбюро Н.И. Бухарин, Г.Е. Зиновьев, Л.Б. Каменев, С.В. Косиор, А.И. Рыков, В.Я. Чубарь, полный состав правительства Монголии, 25 союзных наркомов и 19 республиканских, 13 командармов, 43 комкора, 85 комбригов, свыше 100 профессоров, более 300 директоров ведущих предприятий… Здесь были приговорены к расстрелу родители М. Плисецкой, О. Аросевой, А. Збруева и многих других наших знаменитых соотечественников.

В этом доме в 1937 году заседало Особое присутствие по "делу Тухачевского" (см. мемуары П. Якира), здесь же в 1948-м судили адмирала Н.Г. Кузнецова (ему повезло, и он смог сам написать об этом "суде" в мемуарах).

Всего Военной коллегией (по ее собственным отчетам) с 1934 по 1955 год осуждено 47 549  человек, из них за период с 1 октября 1936 года по 30 ноября 1938 года осуждено к высшей мере наказания 31 456 человек (в том числе 7408 в Москве), к лишению свободы — 6857».

В поздние советские годы в здании на Никольской работал горвоенкомат. Никакого музея или хотя бы мемориальной доски здесь, конечно, не было, но память, казалось, жила в самих стенах. Краеведы рассказывали про сохранившиеся «кабинет Ульриха» и «зал заседаний» и шепотом добавляли про сводчатые подвалы, в которых часть приговоров приводили в исполнение (никаких документальных подтверждений этому нет, однако в подвале в 2007 году нашли патронный ящик).

Память и конъюнктура

После постановки здания на госохрану о мемориальном музее в «Расстрельном доме» снова стали мечтать вслух, однако осенью 2013 года на высоком столичном уровне прозвучало предложение: разместить в нем на первом этаже магазины, на остальных — гостиницу или доходный дом. Эти намерения вызвали тогда волну тревожных откликов в рядах общественности, но общественность успокаивали: волноваться не стоит, ничего пока не решено. Теперь выясняется: волноваться стоило.

Судьба «Расстрельного дома» может показаться странной в контексте общегосударственной политики. Ведь совсем недавно, осенью 2017-го, в центре Москвы, на пересечении проспекта Сахарова с Садовым кольцом, появился памятник жертвам политических репрессий ХХ века. Причем поставлен он был по поручению президента России, а в торжественном открытии монумента участвовали Владимир Путин, патриарх Кирилл и Сергей Собянин. В столице действует отнюдь не подпольный, а государственный Музей истории ГУЛАГа, учреждение департамента культуры Москвы, получивший в 2015 году новое здание и учетверивший свои площади.

Как на таком фоне оценить превращение мемориального объекта на Никольской улице в торгово-развлекательный бутик? Неужели сработала прагматичная схема: есть памятник, есть музей — чего же еще?

Диалектика реставрации

Не так давно мы беседовали о реставрации «Расстрельного дома» с руководителем Мосгорнаследия Алексеем Емельяновым. Со свойственными ему добродушием и верой в лучшее будущее всего сущего Алексей Александрович убеждал меня смотреть на вещи диалектически: 10 лет назад споры шли о сносе «Расстрельного дома», а сегодня — о концепции его реставрации и приспособлении к новым функциям. Частному собственнику, продолжал Емельянов, невозможно диктовать, как использовать здание, но «предмет охраны» при реставрации сохраняется, а функция определяет «проект приспособления». Более того, говорил Емельянов, в здании будет-таки выделено некое помещение для мемориальной экспозиции.

Проект реставрации и приспособления «Расстрельного дома» разрабатывало ООО «РСК "Архитектурное наследие"». Проекты у нас не публикуются, зато в марте 2018 года была обнародована государственная историко-культурная экспертиза этого проекта (она признала его соответствующим духу и букве законодательства, с чем Мосгорнаследие согласилось, утвердило проект и выдало разрешение на работы). Из экспертизы можно почерпнуть некоторые сведения о самом проекте.

С одной стороны, он предусматривает много правильных мер, остро необходимых памятнику: противоаварийные работы, гидроизоляцию, вычинку кладки стен и сводов, демонтаж поздних перегородок и наслоений, реставрацию уцелевших элементов XVII века, классических фасадов XVIII столетия во внутреннем дворе, уличных фасадов и интерьеров и др. С другой стороны, проект содержит ряд весьма сомнительных с точки зрения научной реставрации позиций: перекрытие внутреннего двора и превращение его в «атриум» с некими «террасами», заглубление подвалов, где, по нашей информации, должна разместиться ресторанная кухня (все это именуется «увеличение эксплуатационной площади здания»), пробивку новых дверных проемов и т.п.

Но главное в другом: проект как будто ластиком стирает с «Расстрельного дома» ХХ век — словно его и не было. Точнее, не было Военной коллегии и всех исторических ассоциаций, с нею связанных. Судите сами: пространственная композиция и планировочная структура восстанавливается на начало ХХ века; «убранство интерьеров в полном объеме по всем помещениям» — на конец XIX века. Выводы экспертизы: «Проект предусматривает реставрацию здания в полном объеме и ставит задачу максимального приближения памятника к его облику на период конца XIX — начала ХХ века и восстановление его исторического и художественного значения». ХХ век — «настоящий, не календарный» — стало быть, исторического значения не имеет. А политические репрессии и деятельность Военной коллегии в тексте экспертизы вообще не упоминаются.

Схожие изменения, кстати, претерпел в 2013 году и «предмет охраны» — перечень особенностей «Расстрельного дома», которые послужили основанием для принятия его на госохрану и должны сохраняться при любых реставрациях и приспособлениях. Окончательный вариант (от 9 августа 2013 года) от первоначального (от 6 июня 2013 года) отличается… исчезновением упоминаний о 1930-х годах в параграфах о композиции, планировочной структуре, об отделке интерьеров и т.п. Все это случайно?

Травматическое прошлое

22 июня проект реставрации «Расстрельного дома» обсуждался (по странному обычаю, после выдачи согласований и начала работ) на Общественном совете при Мосгорнаследии. Уважаемые реставраторы рассказывали, как трепетно собственник относится к старине и требует сохранять каждую уцелевшую деталь (кровли над внутренним двором ниоткуда не будет видно, и она даже не опирается непосредственно на стены памятника). Уважаемые эксперты добавляли, что ни «кабинет Ульриха», ни «зал заседаний» коллегии не определяются документально — все, дескать, переделано еще во времена, когда в здании размещался горвоенкомат. Мельком прозвучало, что вместо мемориального помещения предполагается, возможно, мемориальная доска, но без конкретики — руководитель Мосгорнаследия обещал прояснить это обстоятельство в будущем.

Я слушал эти заверения и думал о том, что собственником, да и всеми остальными участниками процесса, скорее всего, руководит не только понятное стремление к увеличению эксплуатационных площадей и возвращению зданию исторического облика, но и другой мотив, уже менее понятный, но значимый. В современных теориях наследия и наследования, то есть деятельного отношения к Истории, все чаще встречаются термины «травматическое наследие» и «травматическое прошлое» — речь именно об этом.

В истории любого народа есть страницы и главы, которые неприятно и больно вспоминать. И связанные с ними, воплощающие, символизирующие их исторические памятники. Где-то их сохраняют и показывают — чтобы трагедии были осмыслены, осознаны и не повторялись. Где-то поступают иначе: людям ведь свойственно «прогонять» неприятные воспоминания и заменять их приятными впечатлениями. Под это можно даже подвести психологическую и социальную базу — зачем, мол, травмировать сознание подрастающих поколений, бередить исторические раны и т.п. Так вот, «Расстрельный дом» на Никольской — из таких памятников. В двух шагах от Кремля. На многолюдной пешеходной улице. Бутик и ресторан в сверкающей всем кризисам вопреки Москве 2018 года здесь кажутся чиновникам и инвесторам более уместными, чем мемориальный центр.

Проблема, однако, в том, что справиться с памятью сложнее, чем переписать «предмет охраны». Можно разместить в здании хоть 33 бутика и ресторана, но в восприятии людей он все равно останется «Расстрельным домом», при всем уважении к князьям Хованским и философу Станкевичу. А когда имя, данное Историей, противоречит «приспособлению», придуманному потомками,— это противоречие бередит и ранит сознание и чувства гораздо болезненнее, нежели мемориальная экспозиция…

Константин Михайлов