Каролина Шойфеле, Chopard

Сопрезидент и художественный директор Chopard Каролина Шойфеле занимается ювелирными коллекциями марки. Она ввела в моду знаменитые Happy Diamonds и развивает ювелирную этику, следя за тем, чтобы золото и камни добывались самыми честными и экологичными способами, а с 1998 года победителя главного в мире кинофестиваля — Каннского — награждают ее произведением: Золотой пальмовой ветвью.

— Двадцатый год, как вы делаете для фестиваля, в этом году отпраздновавшего свое семидесятилетие, Золотую пальмовую ветвь. Вы ожидали такого долгого сотрудничества?

— Вы же знаете эту историю. Chopard открывал в Канне новый магазин, мы искали партнеров, и я оказалась на переговорах с тогдашним президентом фестиваля Пьером Вио. Он сказал мне, что мы могли бы устраивать вместе вечеринки, и я ответила ему, что тоже люблю вечеринки, но все-таки я художник. "Давайте я вам пригожусь в другом качестве",— предложила я и увезла старую Palme d'Or из позолоченной проволоки на плексигласе, чтобы придумать новую. Теперь она действительно золотая, на огромном горном хрустале. Каждая — единственная в своем роде. Это история любви, которая не кончается. Сначала мы договорились о партнерстве на три года, потом — еще на три, потом на пять лет, и вот уже двадцать лет мы вместе.

— Сейчас невозможно представить себе никакой другой приз, кроме того, что делают ювелиры на вашей фабрике в женевском пригороде Мейран. Но что изменилось за эти годы?

— Многое. И фестиваль не был таким, каким мы его сейчас знаем, и Chopard был значительно меньше. Мы росли вместе.

— Теперь у вас есть коллекция, специально посвященная фестивалю. Я имею в виду Red Carpet.

— Каждый год Red Carpet увеличивается на одну вещь. Вернее, каждый год коллекция пополняется новыми украшениями, количество которых совпадает с номером очередного кинофестиваля. Так что вы никогда не увидите, как наши прекрасные посланницы дважды появляются в одной и той же вещи.

— Я был в Париже на представлении вашей коллекции Garden of Kalahari, состоявшей из кольца, браслета, колье, сережек и даже часов с секретом. Все они — из одного 342-каратного алмаза Queen of Kalahari. И это замечательная история, которая теперь показана в документальном фильме, где вы сыграли главную роль.

— Главная роль — как раз у камня. Как вы знаете, его нашла женщина, работавшая на шахте в Ботсване. Мне позвонили по телефону и сказали, что в шахте Карове в Калахари обнаружен уникальный камень. Когда я взяла его в руки, я сразу поняла, что хочу с ним работать. Потом — пока в мастерской в Амстердаме его не разделили на 32 части, ставшие основой коллекции,— он прошел все стадии, которые проходит уникальный камень. Все это было задокументировано в фильме. И он получился вовсе не скучным. Это эмоциональный фильм, настоящий роман.

— Роман с камнем?

— Конечно. Это удивительное чувство для ювелира, который работает с камнями. Мы знаем, откуда они приходят, мы изучали минералогию и геммологию, но увидеть и потрогать руками... У меня не было сомнений, что я должна купить тот камень, единственный вопрос был в том, что с ним сделать. Кажется, все удалось.

— Вы первой заговорили о ювелирной этике, о "правильном" происхождении ваших материалов. Сначала речь шла о золоте, а теперь это касается и драгоценных камней?

— Мы называем это Alliance for Responsible Mining. И этот союз все расширяется. Сначала золото, потом бриллианты, теперь — изумруды в Африке и опалы в Австралии. Мы следим за тем, чтобы сотрудников не эксплуатировали, чтобы берегли природу и экологию, чтобы избегали вредных химических процессов с ртутью. Не знаю, как вам, а мне очень важно, чтобы в наших алмазах не было слез, как когда-то говорили. Мы должны проявлять ответственность, нельзя хищнически относиться к природе и к людям.

— Этика становится частью роскоши, но за право быть этичным приходится платить. Сырье из-за этого обходится вам дороже. Наверное, дороже становится и конечный продукт?

— Это наша ответственность, и мы не заставляем клиентов расплачиваться по нашим счетам. Необходимую надбавку мы берем на себя.

— Но это, вероятно, ухудшает ваши финансовые показатели?

— Не настолько, чтобы это было важно. Мы можем себе это позволить. Мы сами себе хозяева, наши родители купили Chopard в 1963 году, и у нас есть все — и ювелирные мастерские, и часовые, которыми больше занимается мой брат, второй сопрезидент Карл-Фридрих Шойфеле. Если бы нами командовали акционеры, им было бы все равно, чистыми ли руками добыты деньги, нам совсем не все равно.

Беседовал Алексей Тарханов