Адвокат Сергей Гребенщиков — об особенностях национального правоприменения

Новации в российском правоприменении делают следствие бесконтрольным, а гражданина — беззащитным

Сергей Гребенщиков, адвокат

24 июля 2016 года в очередном интервью председатель Следственного комитета Александр Бастрыкин заявил, что "качество предварительного следствия существенно возросло". Трудно сказать, что стало основанием для такого утверждения, наверное, статистические данные о том, что прокуроры и судьи еще чаще стали соглашаться со следствием и оправдательные приговоры по-прежнему экзотическая редкость. Но вот процессуальные противники следователей — адвокаты — вряд ли согласятся с главой ведомства. Мнение граждан, столкнувшихся с уголовной правоприменительной системой, уж тем более вряд ли кто учитывает.

Да и каковы критерии оценки? Ведь обязанность следователя полно и всесторонне расследовать дело в законе ликвидирована. В действовавшем до 2002 года "старом" Уголовно-процессуальном кодексе РСФСР было несколько статей (20, 70, 71 и др.), которые предписывали следователю "принимать все предусмотренные законом меры для всестороннего, полного и объективного исследования обстоятельств дела", "проводить тщательную, всестороннюю и объективную проверку доказательств", оценку доказательств "в их совокупности" и т.п. Но с 1 июля 2002 года в "новом" Уголовно-процессуальном кодексе Российской Федерации подобного прямого указания на это попросту нет, а поэтому нет у следователя обязанности проверять версии защиты и доводы обвиняемого.

В таких условиях Следственный комитет "продавливает" внедрение в закон понятия "объективная истина", а последняя, похоже, является истиной, изрекаемой только самим следствием, но никем другим...

В соответствии с УПК РФ с 2002 года следователь уполномочен самостоятельно направлять ход расследования, однако из закона исключен даже намек на его персональную ответственность за некачественное, неполное, необъективное расследование. На сайтах Следственного комитета России и его территориальных органов вы не сможете увидеть даже минимальных следов внутриведомственных разбирательств по поводу некачественного расследования и наказания за проявленный непрофессионализм. А при реабилитации незаконно обвиненных в преступлении материальная ответственность возлагается не на персон, виновных в нарушениях, а на все российское государство — Министерство финансов выплачивает компенсацию из бюджета.

Самостоятельность следователя превратилась во вседозволенность. Решения по жалобам на его действия принимаются обычно начальниками самого же следователя, ведь прокуратура, которая ранее была хоть каким-то препятствием для беспредела, уже несколько лет фактически лишена полномочий надзора за следствием.

Но и те права, которые остались у прокуроров, они, похоже, сами не желают использовать при надзоре за законностью расследований. Личный опыт печален: чуть ли не все жалобы, которые я направлял в Генеральную прокуратуру, отправлены на разрешение тех же лиц, чьи действия и решения обжаловались.

О минимальных возможностях адвоката в ходе следствия говорится давно: действительно полномочий у защитника обвиняемого (как и у адвоката потерпевшего) почти нет, да и те, что есть, реализовать в современных условиях маловероятно. Назначить экспертизу адвокат не вправе, а любой представленный им следствию документ (заключение специалиста, протокол опроса и пр.) отвергается.

А что же суд?

Закон (статья 125 УПК РФ) предусматривает возможность обжалования в суде действий следователя, если они "способны причинить ущерб конституционным правам и свободам участников уголовного судопроизводства либо затруднить доступ граждан к правосудию". Было и соответствующее постановление пленума Верховного суда России, где указывалось: "При рассмотрении жалоб в порядке статьи 125 УПК РФ на отказ следователя и дознавателя в удовлетворении ходатайств подозреваемого или обвиняемого, его защитника, а также потерпевшего, гражданского истца и гражданского ответчика или их представителей об установлении посредством допроса свидетелей, производства судебной экспертизы и других следственных действий обстоятельств, имеющих, по мнению заявителей, значение для уголовного дела, судья проверяет, не были ли нарушены права участников уголовного судопроизводства при принятии такого решения..."

И вот совершенно неожиданно высший судебный орган решил сузить и без того мизерные возможности обжалования. Совсем недавно постановлением пленума Верховного суда России от 24 мая 2016 года приведенные выше положения из текста разъяснений... изъяты. А установлено совершенно противоположное: "Не подлежат обжалованию в порядке статьи 125 УПК РФ действия (бездействие) и решения, проверка законности и обоснованности которых относится в исключительной компетенции суда, рассматривающего уголовное дело по существу (отказ следователя и дознавателя в проведении процессуальных действий по собиранию и проверке доказательств; постановления следователя, дознавателя... о проведении экспертизы и т.п.)". Фактически произошло следующее: Верховный суд запретил (!) судебное реагирование на жалобы о нарушениях полноты и всесторонности расследования до его окончания.

О минимальных возможностях адвоката в ходе следствия говорится давно: полномочий у защитника обвиняемого (как и у адвоката потерпевшего) почти нет, да и те, что есть, реализовать в современных условиях маловероятно

Но к чему это может привести? Прежде всего к утрате доказательств. Не пожелал следователь изъять образцы для исследования, а они потом уже не могут быть получены. Не захотел допросить свидетеля, а затем до суда такой человек забыл обстоятельства или стал недоступен. Не согласился осмотреть документы, а они могут быть уничтожены... В результате в уголовном деле оказывается только та часть доказательств, которая устраивает следствие. Бездействие прокуроров теперь, согласно постановлению пленума Верховного суда России от 24 мая 2016 года, обжаловать в суде тоже нельзя.

А ведь ошибки следствия, прокуратуры, суда бывают именно из-за их "зашоренности", нежелания получить и дать оценку всей совокупности информации, в том числе и той, которая предлагается стороной защиты.

Когда-то и я служил в прокуратуре. И однажды мне пришлось выполнить деликатное поручение: сообщить матери о том, что ее сын по приговору суда расстрелян незаконно, что он преступление не совершал, а убийство совершил другой — небезызвестный Чикатило. Приехал, а оказалось, что мать даже не знает о том, что сын давно расстрелян. Пришлось ей услышать от меня сначала о смерти сына, а потом о его реабилитации. Помню, она говорила, что предчувствовала какое-то горе, так как ей приснился какой-то необычный снег...

Вот об этих страшных для нее и дня меня минутах вспомнилось, когда я ознакомился с "новациями" Верховного суда.

По одному из уголовных дел, где я осуществляю защиту, делу сложному, где важно разобраться именно в технических вопросах, следователь явно умышленно отказал мне в ходатайстве о назначении дополнительной экспертизы, заключение которой вполне может поставить под сомнение все обвинение по делу. Раньше этот отказ я мог обжаловать в суде и хотя бы попытаться добиться объективности, но теперь постановление пленума Верховного суда от 24 мая 2016 года мне это уже не позволяет.