В Большом театре состоится премьера новой постановки оперы "Катерина Измайлова" Дмитрия Шостаковича

На этой неделе в Большом театре начинается премьерная серия показов новой постановки оперы "Катерина Измайлова" Дмитрия Шостаковича. Спектакль ставят режиссер Римас Туминас и дирижер Туган Сохиев. Он станет первой работой худрука Вахтанговского театра на оперной сцене и первой постановкой главного дирижера Большого в текущем сезоне.

ЮЛИЯ БЕДЕРОВА

Два важных обстоятельства заранее придают премьере в Большом театре дополнительную интригу. Первое — фигура постановщика. Дирекция театра снова призвала в оперу драматического режиссера, что в России привычно обращает на себя внимание. В то время как в мировой практике к совмещению профессий оперного и драматического постановщика принято относиться без придыханий и никого давно не удивляет переход из оперы в драму, из кинематографа — в оперу, у нас, в соответствии с местными традициями позднего XX века, предпочитают чистоту жанра. Тезис о том, что драматический режиссер зачастую сосредоточен на содержании или даже на литературном первоисточнике оперы, а это в корне неправильно, ведь музыкальная драматургия — это особая песня, можно найти в числе прочих и у Шостаковича. На главных российских сценах рекрутинг режиссеров драмы — всегда сенсация, от которой оперные пуристы никогда не ждут ничего хорошего.

Однако театр, выходит, смелее публики. Над выпускающимися здесь операми, как при прошлом директоре, Анатолии Иксанове, так и при нынешнем, Владимире Урине, работали и работают драматические режиссеры. За год на сцене Большого появились "Свадьба Фигаро" Евгения Писарева — постановщика, правда, с оперным опытом, "Пиковая дама" Льва Додина, "Кармен" худрука РАМТа Алексея Бородина, "Иоланта" — дебют на оперной сцене Сергея Женовача. Впереди "Дон Паскуале" в интерпретации Тимофея Кулябина, режиссера "Тангейзера" в Новосибирске, ставшего поводом к увольнению директора театра Бориса Мездрича.

Время дебютировать в оперном жанре пришло и для Римаса Туминаса, которому досталась одна из самых драматичных партитур XX века. Мало кто, говоря об этом дебюте, забывает упомянуть о консерваторском образовании режиссера. Многие вспоминают и об особенной музыкальности спектаклей Туминаса, как давних литовских, так и современных московских. Другое дело, что пластичная партитурность, музыкальность, ритмическая изощренность этих спектаклей — сочиненного толка. Туминас придумывает паузы, звуки, ритмические рисунки, обращается к жанрам балета и оперы, не цитируя, а используя большие кавычки и привнося, например, особый гротеск в интерпретацию драмы. В опере вся звуковысотная и ритмическая реальность уже сочинена, и этого инструмента постановщик лишен.

В то же время трудно придумать более явный параллелизм известной режиссерской манеры и выбранного произведения. "Катерина Измайлова" Шостаковича — экспрессионистская партитура, полная гротеска, а Туминас как никто другой умеет и любит высекать проникновенно мрачные, лирические смыслы из саркастического, фарсового материала. Особенно эффектно это удается режиссеру с русской классикой, в которой он обрамляет пронзительные образы главных героев графичными конструкциями сухих шаржей. Кстати, Туминас уже обещал, что внимательно присмотрится в своей работе к очерку Лескова, на основе которого написана эксцентричная оперная партитура, что, конечно, снова может быть нервно воспринято борцами за чистоту оперного жанра.

Опера "Леди Макбет Мценского уезда" (так "Катерина Измайлова" называлась в первоначальной редакции), премьера которой состоялась в 1934 году, имела ошеломляющий успех и два года шла в Москве и Петербурге почти неслыханные 200 раз. До тех пор пока ее не посмотрел Сталин. Через два дня после этого в газете "Правда" вышла небезызвестная разгромная статья под названием "Сумбур вместо музыки". Восемьдесят лет назад Шостаковича обвинили не только в музыке "шиворот-навыворот", хлестко-базарное определение годилось и для того, чтобы обругать композитора за то, что в его опере появились новые смыслы, которых в очерке Лескова не было. Настолько разными получились Катерина Лескова и Катерина Шостаковича. Исчадие мрачного ада и по-добролюбовски несчастная натура. Преступник и жертва, ходячий истукан и трагическая личность в духе Достоевского. Судя по сохранившимся свидетельствам, Сталина вывела из себя трактовка, в которой кошмар оправдывался горем, силой и красотой, насилие объяснялось другим насилием. Впрочем, последний, "каторжный", акт, заставивший плакать Горького, он не досмотрел. Невозможным, недопустимым 80 лет назад оказался и пронизывающий первую партитуру эротизм, смесь сарказма и магнетизма. Такая смесь и сейчас не воспринимается на русской оперной сцене как полностью безопасная, а тогда и вовсе дорого обошлась Шостаковичу, больше ни одной оперы не написавшему.

Второе важное обстоятельство, обращающее внимание на премьеру в Большом,— это как раз выбор редакции. Туган Сохиев и Римас Туминас взяли не первую, запрещенную, а вторую авторскую редакцию оперы, которую композитор снабдил уже другим названием, вынужденно умерив сарказм. "Катерина Измайлова" вышла на сцены в 1960-е, с трудом, через десять лет после смерти Сталина и через 30 лет — после запрета "Леди Макбет". В сравнении с первой во второй редакции есть значительные перемены как в тексте, так и в музыке, в том числе заново написанные симфонические фрагменты, изменения в оркестровке и в тесситуре партий (Галина Вишневская рассказывала, что партию Катерины иначе просто отказывались петь, так высоко она написана, а сама она пела вторую редакцию по нотам первой). В целом "Катерина Измайлова" считается более академизированной, хотя и ее никак нельзя назвать традиционалистской (музыка середины XX века в России вообще до сих пор считается современной). Именно вторую редакцию и решено вернуть теперь в Большой.

С конца 1970-х на мировых сценах преобладают постановки первой редакции или совмещенных версий. Новая жизнь "Леди Макбет" многим обязана Ростроповичу и Вишневской. В России в последние десятилетия, также с подачи Ростроповича, ставилась только "Леди Макбет". Возвращение "Катерины" кажется в духе времени. Не только потому, что современный мировой театр благосклонно принимает идею множественности редакций и версий, чураясь окаменелостей в репертуаре и не любя канонизаций. Но еще и в силу того, что российский театр, как будто отвечая запросам публики, ищет консервативных жестов и подходов. И если рассматривать актуализацию "Леди Макбет" в 1990-е как политически мотивированное, навеянное перестроечным духом возрождение, то появление "Катерины", похоже, имеет обратное значение.