Тренер лидера сезона Елизаветы Туктамышевой о ее перспективах на чемпионате мира

В четверг за награды чемпионата мира по фигурному катанию в Шанхае вступают женщины. И если чемпионка Европы и победительница финала Гран-при Елизавета Туктамышева не откажется от намерения исполнить в своей программе самый сложный женский прыжок — тройной аксель, а, главное, его и следующие за ним элементы не сорвет, то многократно повысит свои шансы на победу и в главном турнире сезона. Знаменитый тренер Туктамышевой АЛЕКСЕЙ МИШИН рассказал корреспонденту “Ъ” ВАЛЕРИИ МИРОНОВОЙ о работе со своей ученицей и ее перспективах на чемпионате мира.

— Какие чувства вы испытали, когда Елизавета Туктамышева стала чемпионкой Европы? Ведь ваши ученики балуют вас победами уже не так часто, как прежде.

— У меня есть правило: каждая новая победа накладывает лишь новые обязательства. Поэтому даже такие значимые победы Лизы, как на чемпионате Европы и в финале Гран-при, не привели меня в состояние эйфории. Привык осознавать, что я хороший тренер. Поэтому даже когда в какой-то период побед нет, все равно как профессионал чувствую себя комфортно. Но нынче в нашей группе такое раздолье и такая новая волна идет, с которой мне снова не стыдно стоять у бортика.

— И тройные аксели молодежь по-прежнему крутит исправно?

— Еще как! В свое время «добрые» люди советовали мне концентрироваться на ком-то одном. Если бы я послушался и сконцентрировался, к примеру, на Олеге Татаурове, то не было бы Алексея Урманова, не было бы Урманова — не появился бы Евгений Плющенко, Артур Гачинский, Лиза… Но сейчас я и впрямь работаю легко и продуктивно, поскольку с моих плеч свалились сразу два рюкзака (Плющенко и Гачинский.— “Ъ”). Появилось больше времени, больше света: работай себе и горя не знай. Дела движутся легко и просто. Многие думают, что я работаю с каким-то надрывом. Но это не так. Я езжу на дачу, строю баню, ловлю рыбу, развожу гусей и уток. В прошлом году винный погреб у меня появился, и несколько бочек с вином уже припасены.

— Сбросили два рюкзака, говорите. Значит, Евгений Плющенко, несмотря на заявление о желании выступить на Олимпиаде в Корее, в спорт уже не вернется?

— Этот рюкзак я со своих плеч снял временно. Женя в декабре проводил в Сочи тренировку, и я уверенно скажу, что сейчас он выглядит легче и свободнее, чем в предолимпийский период. Этот рюкзак не давит. Он полон моих достижений и тренерского счастья.

— Сейчас Лизу пытают, как она пережила полтора года безвременья. А что делали в этот период вы? Как переломили ситуацию? Ведь никто и не думал, что с фигуристкой, практически уже списанной, произойдет такая приятная метаморфоза?

— Лиза вышла из глубокого кризиса благодаря доброму отношению и вере в нее. В начале этого сезона она испытывала такие боли в спине, что врачи сказали — все, кататься не надо. «Лиза, мы скованы одной цепью и пойдем до конца»,— сказал ей я, и она согласилась. Большое значение имела поддержка семьи. Немалую роль сыграл глава нашей федерации Александр Горшков, который приехал к нам на сбор, когда Лиза была на дне своего психологического и душевного состояния, беседовал, поддержал. А после предсезонных прокатов председатель техкома ISU (Международный союз конькобежцев.— “Ъ”) Александр Лакерник сказал мне: «Займись девочкой серьезно». Он увидел в ней пробуждающийся потенциал. И мы спокойно продолжили работать.

Мой секрет работы с Лизой в том, что нет никакого секрета. Она в себя поверила, и, наверное, ключевым моментом нынешнего результата стало то, что в сезоне мы сделали более десятка стартов. Хотя за моей спиной люди смеялись: «Ха-ха, он же ее замучил!» Мои сыновья, в прошлом теннисисты, а теперь тренеры, убеждены, что играть круглый год — это норма. Так вот и я считаю, что кататься круглый год — норма. Во времена Страны Советов фигуристы участвовали в одном соревновании до чемпионата России, затем в чемпионатах Европы, мира, и все. Тогда не было ни серии Гран-при, ни других турниров, и мы потеряли массу талантов, потому что сидели за железным занавесом и смотрели на мир в замочную скважину.

— Выходит, с Лизой вы проводите эксперимент?

— И думаю, что в следующем сезоне мы его повторим. В отличие от Лизы, ее соперницы участвовали в очень ограниченном количестве турниров. Хотя и Елена Радионова, и Анна Погорилая — фигуристки замечательные. Есть у нас и замечательный резерв совсем еще юных девочек. Не думаю, что переходный период погубит всю эту талантливую поросль. Большинство останется.

— Кто Лизу содержал эти полтора года, когда неясно было, то ли выплывет, то ли нет?

— Многим своим ученикам я оказывал финансовую поддержку: Татаурову, Алексею Ягудину, Плющенко, Урманову, Гачинскому, Туктамышевой... Нет лучше инвестиций, чем инвестиции в своих детей. В учеников — тоже. По крайней мере, эта поддержка впоследствии обернулась позитивом: большинство моих учеников, встав на ноги, были со мной в финансовых вопросах предельно честны. Благодарны мы и президенту Федерации фигурного катания Санкт-Петербурга Тимуру Кабукаеву, который финансово поддержал нашу подготовку, тренеров группы и командировал на чемпионаты специалистов.

— А если бы Туктамышева не выправилась?

— Тогда по окончании Института физкультуры я бы помог ей в жизни определиться. Она наверняка стала бы если не хорошим, то неплохим тренером. Есть у нее и другие таланты. Например, талант парикмахера. Лиза замечательно чувствует волосы. У нее абсолютный слух. В один из дней рождения я подарил ей гитару, и она прекрасно играет. Она фотогенична, два года была лицом Samsung, и очень грамотно излагает свои мысли. Ребенок — зеркало семьи. В конце концов, она — ученица профессора.

— В каком направлении кроме тройного акселя, который Туктамышева сейчас активно осваивает и намеревается исполнить в Шанхае, она может развиваться дальше?

— Сейчас в женском катании наблюдается кризис технического роста. Все элементы освоены, и резерва нет. Осталось одно-единственное окошко — тройной аксель. И Олимпийские игры 2018 года, убежден, пройдут под «звездой» тройного акселя у женщин. Кто первый откроет это окно, тот и обоснуется в Корее на пьедестале. В чем еще я вижу потенциал? В пересмотре критериев оценки прыжков. Сейчас ISU очень правильно оценивает, например, вращения. За быстрое и в сложной позе фигурист получает дополнительный плюс к основной оценке. А как оцениваются прыжки? Один спортсмен делает выдающийся по качеству каскад и получает «плюс 2». Но и другой, кто делает хорошо средненький или даже плохонький каскад, тоже получает «плюс 1 или 2». Думаю, эта позиция в ISU будет пересмотрена и судьи станут наконец оценивать полет и качество прыжка. Вот тогда у Лизы появится еще один резерв, так как за свои семь-восемь прыжков она получит большой бонус. Ведь большинство ее прыжков заслуживают «плюс 3».

— А почему она не слишком гибкая и быстро не вращается?

— Чем фигурист гибче, тем хуже прыгает. Таков закон биомеханики тела. Если ты гибкий, то твои «шарниры» ходят ходуном. Частые падения олимпийского чемпиона японца Юдзуру Ханью, к слову, вызваны как раз червякообразным строением его тела.

— Какие есть основания полагать, что судейство будет пересмотрено?

— Мы рассчитываем, что Лакернику, который также является сторонником более четкой дифференциации оценок прыжков, удастся продвинуть эту здравую идею в жизнь и это правило скоро начнет действовать как закон.

— Почему вы не опробовали тройной аксель уже на чемпионате Европы?

— Мы не ставили задачу победить в Стокгольме во что бы то ни стало. Впрочем, бронзы нам было бы мало. Мне известен потенциал Лизы, поэтому я знал, что она может выиграть чемпионат и без тройного акселя. Это показала сама жизнь. Хотя судьи и не были готовы к тому, что именно Туктамышева станет лидером сезона. Сейчас мы можем технически усложнить программу, например, еще и каскадом тройной лутц—тройной тулуп. Лиза исполняет его блестяще, но в программу мы его пока не включаем. До Урманова я очень торопился вырастить чемпиона, чтобы доказать, какой я замечательный тренер. А после сказал себе: спокойно. Вот и сейчас мы с Лизой идем поступательно, и только после чемпионата Европы она дважды исполнила тройной аксель на турнирах.

— Сколько раз, скажем, из десяти она с него не падает на тренировках?

— Десять мы не прыгаем. Но из трех — два или один она не падает. А чтобы выйти на уровень, надо стабильно прыгать четыре из пяти. Но я не тороплюсь и с этим тоже. Лиза на чемпионате Европы заявила, что планирует прыгнуть тройной аксель в Шанхае, с учетом чего мы и перестроили программу. У каждого тренера есть свои «коньки». Кто-то строит успехи своих спортсменов на больших нагрузках, на бесчисленных повторениях прыжков, кто-то на фармакологии и на регулировании процесса развития женского организма. А я еще в 1973 году написал диссертацию на тему многооборотных прыжков и с тех пор чувствую свою силу именно на этой стезе. Уверен, что времена, когда на полном серьезе говорили, что самое главное — это транзишн, больше не вернутся. На вершине пирамиды будут стоять прыжки.

— На чемпионате мира кроме американок Грейси Голд и Эшли Вагнер в соперницы россиянкам еще кого-то ждете?

— Американки очень сильные, кстати. Моя спортивная карьера началась в 1967 году, и с тех пор я научился не относиться к соперникам легкомысленно. Вагнер и Туктамышева, считаю, олицетворяют наиболее женственное катание. Голд — фигуристка атлетическая. Полина Эдмундс, еще одна американка, тоже технически неплохая. А вот с востока запросто может появиться любой сюрприз. Но даже появление кого-то нового на мою тренерскую позицию и политику никак не повлияет. Я вижу только Лизу и двигаю ее вперед. А то, что делается вокруг, нас не волнует в первую очередь потому, что сейчас и близко нет ни Людмилы Белоусовой—Олега Протопопова, ни Толлера Крэнстона, ни Плющенко. То есть фигуристов, которые эпохально перевернули бы наши взгляды. И в юниорском движении, за которым я внимательно слежу, их нет тоже.

— А когда Лиза была юниоркой, разве она производила впечатление человека, способного эпохально перевернуть фигурное катание?

— Она и до сих пор его эпохально не переворачивает, а только приближается к этому статусу. Впрочем, это не только от нас с ней зависит, но и от позиции нашей федерации.

— Что вас в Лизе радует, а что — нет?

— «Нет» пока не разглядел. Но пожелал бы ей быть такой же умненькой, потому что ошибочные поступки даже выдающиеся спортсмены часто делают по глупости. Так вот глупость ей несвойственна.

— А если Артур Гачинский одумается и попросится назад?

— Он мне не нужен. У меня есть Лиза, талантливое молодое поколение, да и Плющенко вернется…

— Думаете, в это еще кто-то верит?

— А что было на чемпионате Европы в мужском катании? Полная ерунда. Это понял даже мой электрик, который не смог сдержать эмоций и позвонил мне в Стокгольм. Самое страшное, когда какого-то спортсмена поднимают выше уровня его реальной компетентности. Сразу возникает масса сложностей. Из этой ситуации можно выйти, а можно и не выйти. Мне кажется, что естественное развитие всегда лучше.

— Есть ли тренеры в мире, на которых вы смотрите с интересом и, быть может, с долей ревности?

— Сейчас я не вижу ни одного тренера одиночников, который являлся бы для меня абсолютным идеалом, гуру. Если бы такой был, я бы честно его назвал. В России есть хорошие работники, которые могут организовать процесс, набрать людей и дирижировать их работой. Это тоже талант, но я не считаю, что он — тренерский. Для меня тренер — это в первую очередь учитель. Как Игорь Москвин. Он не обладал талантом организовывать паблисити, доверие федерации, судейского штаба. Он с ними всегда ссорился и посылал, чем создавал себе трудности. Но для меня именно талант педагога и учителя является самым главным в тренерском деле. Хотя в это понятие входят и организационные способности, и дипломатические данные, и умение найти финансы.

— А как вы поступите, когда поймете, что исчерпали себя? Извините.

— Ничего страшного. Когда у Тамары Москвиной наблюдался спад результатов, я сказал: «Тамара, мы теперь, несмотря ни на что, всегда будем серьезными фигурами и никогда не перестанем себя уважать». Когда у меня не было результатов, разве я чувствовал, что стал плохим? Ничуть! Написал очередную книжку, придумал новые упражнения...

— О чем книжка?

— О фигурном катании, конечно. Я про него написал уже, кажется, больше, чем Николай Панин. Но сказать, что лучше, не могу. Это покажет история. А написанием статей и книг я занимаюсь с тех пор, как начал кататься, и мой папа, преподаватель биомеханики, навел меня на мысль, что движение твердых живых и неживых тел происходит по одним и тем же физическим законам. Я провел уже много исследований. А несколько последних лет мы работаем совместно с инженером-изобретателем Виктором Шапиро, и все мои идеи им были положены на самую современную инновационную техническую базу. Мы используем устройства, которые применяются в подводных лодках, и сейсмодатчики, и датчики ускорений. Все новое очень трудно входит в жизнь. Но, например, Николай Цискаридзе в Хореографическом училище имени Вагановой уже имеет наш тренажер. И Андрей Родионенко, главный тренер сборной России по гимнастике, тоже.