"Риголетто" в Большом театре

Премьера опера

Копродукция Большого театра с Большим театром Женевы, брюссельским "Ла Монне", фестивалем в Экс-ан-Провансе и оперным театром Страсбурга — опера "Риголетто" Верди в постановке Роберта Карсена — перешла в московскую стадию. Показы заранее растревожившего публику представления продолжатся всю неделю. За премьерой наблюдала Юлия БЕДЕРОВА.

От постановки Карсена в Большом еще накануне премьеры открестились все, кто только мог. И нынешняя административная команда театра, рассказав, что отказаться было в данном случае дороже, чем объяснить почему, и частично предыдущая. В результате мы имеем интересную ситуацию — за появление "Риголетто" на Новой сцене Большого никто особо не отвечает, за успех не держится, резонанс поддерживается, и, как следствие, качество московской продукции тоже непонятно на чей счет относить. Сложно сказать, в какой степени эти обстоятельства могли повлиять на кастинг спектакля и его ход, но спектакль выглядит и звучит несколько отстраненно, как и вправду незваный гость. Хотя требует от артистов полного погружения, от музыкантов — больших способностей, а подготовительная работа заняла столько, сколько положено в случае с любой большой премьерной постановкой.

Цирковая история Карсена между тем гораздо целомудренней, чем ждали. Еще до премьеры в сети обсуждались откровенные сцены, но реальность такова, что пара невинных и шутливых мизансцен никого ни изумить, ни оскорбить не могла в принципе. Массовка топлесс в начале оперы работает коротко и гимнастически строго, а сцена, где Герцог бодро раздевается (подразумевается удачная фактура, и она находится у тенора Сергея Романовского), эффектно ложится на музыкальную кульминацию.

"Риголетто" — ловкий и лаконичный по мысли и языку, экономный в средствах режиссерский спектакль, совершенно не мешающий музыке, как это умеет делать именно Карсен и за что его ценят. Это спектакль-аттракцион, в котором концепция-трюк накладывается на партитуру так, что опера делает сальто-мортале и уверенно приземляется на ноги. Никакие фокусы, чудеса и зайцы из рукава не затрагивают основ вердиевской драматургии, ничего не взламывают и не перекраивают. Ни пение из-под маски, ни отнесенный за сцену оркестр в первом действии, так что приходится сильно прислушиваться, ни пресловутые качели Джильды или финальный дуэт, где солистке приходится петь, запрокинув голову вверх, так же как в целом перенос партитуры Верди в веристские обстоятельства Леонкавалло, не подвергают Верди пересмотру, а только дополняют его, как барабанная дробь — смертельный номер.

Многие моменты заставляют публику замереть, другие спокойны. Старый цирк, красный бархат, чуть не игрушечная кибитка Риголетто и Джильды, канаты, цирковые лестницы, с помощью которых эффектно разыгрывается сцена похищения, полутьма и круглый след софита на фигуре главного героя (художники по свету — Петер ван Прат и сам режиссер, иногда он работает еще и дизайнером, но в этом случае предпочел работу Раду Борузеску) — все устроено так, что декоративные обстоятельства делают оперную драматургию выпуклой. Дальше остается только свободно играть, хорошо петь, лепить форму и баланс оркестра, хора и солистов к удовольствию публики, о которой уже позаботились.

И в этой, главной части вердиевского "Риголетто" на премьере в Большом не все вышло идеально. Уже сегодня на сцене совсем другой состав — в партиях заняты Анн-Катрин Жилле, Валерий Алексеев и Фабрицио Паэзано. А на премьере дирижер Эвелино Пидо управлял партитурой в бравурном движении, целеустремленно ведя музыку к развязке, но не всякий раз успевал собрать всех своих подопечных в уверенный и пластичный ансамбль. Хор иногда не вписывался в повороты музыкального рисунка, а качество оркестрового звучания сильно прыгало от такта к такту.

Неординарный баритон Димитриос Тилякос не впервые появляется на сцене Большого, но в партиях и ролях, идущих ему не на сто процентов. Так, Дон Жуан Чернякова был поставлен не на него, хоть и звучал певец в той партии достойно. И вердиевский шут (в карсеновском случае — клоун) — не совсем идеальная партия для баритона, обладающего гулкими, богатыми на обертоны красками в голосе, красивым mezzo-voce, но кантилена которого слегка качается, а вердиевский стиль нарисован скорее драматическими, нежели вокальными инструментами. В то же время Тилякос не только интересный певец, но и большой актер, и трагический образ ему удается безусловно. Рядом с ним актерскую и вокальную свободу хотелось найти также в Джильде — в премьерном спектакле на эту роль была выбрана Кристина Мхитарян. Но солистка молодежной программы за грань образа папиной дочки не выходит, предпочитая скорее старательно артикулировать фразы и рисунок роли, чем находить нюансы в том и другом. Сергей Романовский в партии Герцога был бы отличным, если бы не заметный хрип на верхних нотах. Замечательный Спарафучиле вышел у Александра Цымбалюка, который так же прекрасно пел в карсеновском "Дон Жуане", в том числе на гастролях в Москве, и крепкую Маддалену спела Юстина Грингите. С главным ансамблем "Риголетто" — квартетом последнего действия — премьерные исполнители вместе со своим дирижером справились с ловкостью, но все же именно в исполнительском смысле ансамблевой опере Верди не хватало гибкости, тонкости, звуковой пластичности и того мастерского музыкантского волшебства, которое и превращает аттракцион в иллюзию, потолок с дырками — в звездное небо, сценический зажим — в свободу, банальность — в откровенность. И тут виной не режиссерский план. А что конкретно — в случае со спектаклем, который театр ставит, одновременно отмахиваясь,— концов не найти.