Казахское астраханство

"Власть" продолжает публикацию репортажей из приграничных регионов России и сопредельных стран*. Корреспондент "Власти" Борис Волхонский, побывавший в Астраханской области, узнал, что границы с Кахахстаном у нее практически нет. Зато есть приграничная зона, и немалая.

"Надеемся на юбилей"

Приграничное положение Астрахани на первый взгляд вроде бы и не ощущается. Разве что на улицах довольно много казахских лиц: казахи начали селиться здесь с начала XIX века в соответствии с указом императора Павла I "О дозволении кочевать между Уралом и Волгою и заводить по удобности селения" от 1801 года.

Что зримо отличает Астрахань от большинства других городов европейской части России — это то, что в городе сохранилась малоэтажная застройка конца XIX--начала XX века. Впрочем, большинство этих вполне симпатичных домов находится в аварийном состоянии.

— Мы надеемся на федеральную целевую программу подготовки к празднованию 450-летнего юбилея Астрахани (город отмечает юбилей в 2008 году.— "Власть"),— сказал мне глава министерства международного сотрудничества Астраханской области Аскар Кабикеев.— А пока вы правы: город действительно находится в запустении.

---

"Иранцы самые законопослушные"

Между тем особое положение Астраханской области среди приграничных регионов России обусловлено не только и не столько тем, что область имеет сухопутную границу с Казахстаном, сколько тем, что это — российские ворота на Каспии, и тем самым де-факто область граничит с четырьмя прикаспийскими государствами: Казахстаном, Азербайджаном, Туркменией и Ираном. В Астрахани работают генконсульства Казахстана и Ирана. Как сказал Аскар Кабикеев, решается вопрос об открытии консульства Азербайджана.

На сегодняшний день главный внешнеэкономический партнер Астраханской области — Иран. Товарооборот с ним в 2006 году составил $179,8 млн (со вторым по значению партнером — Казахстаном — $124,5 млн). В области зарегистрировано 80 предприятий с иранским участием, в Астраханском госуниверситете изучается фарси, и студенты регулярно ездят на стажировки в Иран.

При этом именно Иран занимает наиболее непримиримую позицию по разделу Каспийского моря (см. справку). Однако, судя по тому, что рассказал мне начальник Астраханской таможни Валерий Толоков, политические споры не мешают нормальному взаимодействию экономических субъектов в акватории Каспия.

— С Ираном мы ни с какими проблемами не сталкиваемся,— сказал Толоков.— Никаких нарушений по товарам. У нас введено электронное декларирование, и они имеют возможность заранее подать декларацию.

— Что, получается, они самые законопослушные? — спросил я.

— Ну получается так,— улыбнулся полковник Толоков.

---

"В глазах местных жителей браконьерство — это норма"

Впрочем, похоже, отсутствие серьезных проблем во взаимоотношениях с Ираном связано не с какой-то особой законопослушностью иранцев, а с тем, что главные проблемы астраханского приграничья лежат не на путях транспортировки товаров по морю, а совсем в иной сфере. На суше эти проблемы связаны с тем, что российско-казахстанская граница делимитирована, но не демаркирована, то есть на значительном своем протяжении существует фактически виртуально, без нанесения соответствующих указателей на местности.

— Многие семьи живут по обе стороны границы — бабушки и дедушки с одной стороны, дети и внуки — с другой,— сказал Аскар Кабикеев.— Естественно, родственники часто навещают друг друга. Пограничники и таможенники на такие нарушения смотрят сквозь пальцы.

Гораздо хуже то, что отсутствие демаркации границы на местности местами вызывает ситуацию, когда отдельные довольно протяженные участки оказываются практически бесконтрольными. Это был вынужден признать и начальник таможни:

— Железная дорога, идущая через Малый Арал, попадает на таможенный пункт пропуска через 30 км после границы,— сказал полковник Толоков.— И этот участок, проходящий по российской территории, находится в ведении Казахстанских железных дорог. Естественно, мы пытаемся его контролировать. Так, в декабре прошлого года задержали 25,7 кг опия. О мелких партиях я уже не говорю. Но там же кругом пустыня. Можно в условленном месте сбросить груз, а потом сообщники его подберут, и проследить за ними не всегда возможно.

И все же главные проблемы для ведомств, призванных охранять рубежи России, создает не сухопутный участок границы, а браконьерство на море. И тут становится понятно, почему иранцы не числятся в ряду наиболее злостных нарушителей.

— Иранцы далеко,— лаконично пояснил начальник пограничного управления ФСБ по Калмыкии и Астраханской области Николай Панченко.

Более того, судя по словам Валерия Толокова, главными нарушителями являются даже не выходцы из ближнего зарубежья, а жители соседних с Астраханской областью регионов России — Калмыкии и Дагестана. Полковник Панченко такую информацию подтвердил, но призвал на этот счет не обольщаться:

— В Калмыкии и Дагестане просто рабочая сила дешевле. А организаторы сидят в Астрахани. Появиться в море, не договорившись со структурами, невозможно.

— А что, иностранцы в наших водах совсем не браконьерствуют? — поинтересовался я.

— Последний громкий случай задержания иностранцев был в октябре,— ответил Панченко.— 11 граждан Казахстана вели лов на зимовальной яме. Объясняли это тем, что перепутали место лова и не знали, что попали на чужую территорию.

— Отсутствие межгосударственных соглашений о границах на Каспии как-то влияет на вашу работу?

— Конечно. Дно поделено — по крайней мере, с Казахстаном и Азербайджаном. А вода фактически остается общей. Де-юре тут нет ни государственной границы, ни исключительной экономической зоны, ни континентального шельфа. Суда всех прикаспийских государств могут беспрепятственно находиться в любом районе у побережья России в северной и центральной части Каспия. А мы не можем в полной мере использовать ни международные договоры, ни федеральные законы. Например, мы не имеем права использовать при задержании оружие. И, знаете, одна из главных проблем в том, что в сознании местных жителей браконьерство вовсе не считается преступлением. Сколько лет существует Астрахань, столько же лет существует и браконьерство. Так что в глазах местных жителей это норма.

---

"Границы нет, а приграничная зона есть"

В том, что между пограничниками и местными жителями взаимопонимание действительно если и не отсутствует, то достигается с огромным трудом, мне удалось убедиться, пообщавшись с местным журналистом Олегом Сараной, работающим в издательском доме "Каспий" и проводящим, кажется, все свое свободное время на охоте или на рыбалке в дельте Волги. Больше всего Олега беспокоит то, что, согласно печально знаменитому приказу главы ФСБ, вступившему в силу осенью прошлого года, 25% территории Астраханской области попало в приграничную зону, куда без пропуска не попадешь.

— Почему Дарькин (губернатор Приморского края Сергей Дарькин.— "Власть") в Приморье сумел добиться, чтобы погранзону сократили в три раза, а мы нет? А ведь там погранзона занимала не четверть края, как у нас, а всего 15%. Просто там это затронуло всех, и люди как один поднялись на борьбу. А у нас это тоже затрагивает почти всех, но властям это по фигу, а многие наши депутаты узнали об установлении погранзоны от нас, журналистов.

Особенно беспокоят Олега несколько участков погранзоны.

— Все побережье Каспия,— он показывает мне карту, опубликованную в одной из местных газет,— попало в приграничную зону. Получается парадокс: границы на Каспии нет, а приграничная зона есть. Откуда они ее отсчитывали? Или вот,— он тычет пальцем в район возле самой границы с Казахстаном.— Это Золотая Яма — одно из самых рыбных мест. Так туда теперь даже с пропуском не попадешь. Точнее, тебе не дадут пропуска, чтобы туда попасть. А все почему? Да потому, что погранцы там устроили себе элитную базу отдыха.

— Но ведь, говорят, в принципе получить пропуск в погранзону — не проблема,— замечаю я.

— В принципе, может быть, и не проблема, а на самом деле еще какая! Золотая Яма — не единственное место, куда тебя не пустят. Фактически под запретом вся акватория Северного Каспия. Туда не пускают, чтобы никто не увидел, что вся поверхность воды там в пластиковых бутылках.

— Что, так загажено? — не понял я.

— Да нет, бутылки используются как поплавки для браконьерских сетей. И все об этом знают. Но лишние глаза им не нужны.

— То есть пограничники сами крышуют браконьеров?

— Я думаю, все идет с самого верха. По сути дела, пресечь браконьерство на море не так сложно. Достаточно поставить несколько контрольных пунктов на главных водных путях. А пока получается так, что даже если кого-то задержат, то у задержанных тут же найдется высокий покровитель, который за них заступится, и весь улов им вернут. Порой из самого Дагестана целые делегации приезжают во главе с депутатами. Тут хочешь не хочешь, а отпустишь. Вот и остается им ловить пенсионеров, которые поставили сеточку для личных нужд.

— И как по-твоему, долго это будет продолжаться?

— Уже недолго. Мы так подкосили рыбные запасы, что через пару лет осетра в Волге совсем не останется. Сомы еще лет пять продержатся, но потом и их не останется.

---

"Ты меня не знаешь, я тебя не знаю"

Разговоры о браконьерстве и, главное, цены на черную икру, которые называли мои собеседники (Панченко сказал: оптом — 6-7 тыс. руб. за 1 кг; Сарана: из-под полы — 10 тыс. за 1 кг, летом дешевле), раззадорили мое любопытство, и я решил провести собственное расследование.

В магазинах черной икры не было, и я отправился на крупнейший в Астрахани рыбный рынок — Селенский. В торговых рядах была живописно разложена всевозможная рыба: вяленая вобла, щука и лещ, копченый жерех, сом. Было много осетровых (по 1,5 тыс. руб. за 1 кг). Но икры не было. Правда, у входа стоял неприметного вида мужичок, тихо произнесший, когда я проходил мимо:

— Икра нужна?

— Почем? — так же тихо спросил я.

— Десять тысяч. Можно баночку 300 грамм за три с половиной тысячи.

— Ладно, я подумаю,— пообещал я.

По московским меркам цена, конечно, невысокая. Как сказал мне водитель такси, возивший меня на рынок, с приезжих из столицы за икру часто берут гораздо больше:

— Недавно возил двух москвичей, так с них запросили тысяч двенадцать, если не шестнадцать. Они в конце концов купили, но потом всю съели прямо в отеле.

— А почему с собой в Москву не взяли?

— Это ж все нелегально! Могут и в аэропорту проверить, и где угодно — да хоть у вас в Москве. Посадить не посадят, но икру конфискуют, да еще и оштрафуют.

На следующий день я проходил по набережной, и взгляд мой упал на дебаркадер, на стене которого было написано: "Живая рыба". Дверь была приоткрыта, и через нее виднелось что-то вроде прилавка. Я спустился по шаткому трапу и заглянул внутрь. На прилавке стояла пара старой обуви и лежали какие-то тряпки. Мужчина в свитере чистил свеклу.

— Рыба есть? — спросил я.

— Нет, будет в путину. Весной, в апреле.

Я собрался уходить, но он остановил меня вопросом:

— А кроме рыбы ничего не нужно?

— А что есть?

— Икра,— он даже удивился.

— Почем?

— Для себя или на перепродажу?

— Для себя.

— Десять тысяч за килограмм.

— А если меньше килограмма?

— Баночка 250 грамм — две пятьсот. Будешь брать целый килограмм, сделаю скидку.

Я отговорился тем, что завтра уезжаю в Казахстан и не хочу везти икру через две границы. Вот, мол, вернусь в пятницу, тогда поговорим.

— В пятницу ее уже может и не быть,— заметил мой собеседник.— Ладно, заходи вечером, спроси Василия. Только,— он оглянулся по сторонам,— если меня не будет, ты ни с кем тут не вступай в разговоры. Скажи, нужен Василий, и все тут. Давай я тебя провожу,— он был явно чем-то напуган.— Ты как, на машине?

— Нет, пешком.

— За тобой никто не следил?

— Да в чем дело-то?

— Да знаешь, стремно это. В общем, ты меня не знаешь, я тебя не знаю. Пока, до пятницы.

---

"Люди пропадают, потом их находят в Чечне"

Уехать из Астрахани в Казахстан оказалось на удивление непросто. Есть поезд Астрахань--Атырау, но путь в 350 км он проходит за 14 часов, идет ночью, подолгу стоит на пограничных пунктах пропуска, и выспаться в нем явно невозможно. Вариант с поездом я сразу отверг.

В расписании на автобусном вокзале значился только один рейс до города на территории Казахстана: Астрахань--Уральск. Но тут же красовалась надпись: "Рейс отменен".

Пока я разрывался между автобусным и железнодорожным вокзалами, мои метания заприметил водитель-частник.

— Куда надо? — спросил он.

— В Атырау.

— Сейчас что-нибудь придумаем,— пообещал он.

Минут через десять он подвел меня к голубым "Жигулям", за рулем которых сидел водитель-казах.

— Вот Амангельды — у него родственники в Атырау, он тебя свозит, там подождет и через два дня привезет обратно.

Положение у меня было практически безвыходным, и я был готов согласиться на любые условия. Мы с Амангельды ударили по рукам и обменялись номерами телефонов.

Когда в разговоре с начальником таможни я упомянул, каким именно образом я собираюсь ехать в Казахстан, полковник Толоков и присутствовавший при нашей беседе начальник пресс-службы Алексей Порядков были в шоке:

— Вы что, едете с человеком, которого видите в первый раз в жизни? Это же приграничная зона! Всякие случаи бывают. Люди пропадают, потом их находят в Чечне.

— Ну что ж, зато будет о чем написать,— попытался отшутиться я.

— Ну да, лет через пятнадцать, и то только если вас найдут.

В конце концов беспокойство моих собеседников отчасти передалось и мне, и, уезжая из гостиницы, я оставил у администратора номер везущей меня машины и номера телефонов — свой и Амангельды.

---

"Основное место несения службы фотографировать запрещено"

От Астрахани до границы — километров 50. По мере приближения к границе зримо меняется этнический состав населения. Если в целом в Астраханской области и в самой Астрахани казахи составляют около 15%, то в ближайшем к границе крупном поселке Красный Яр их, как кажется на первый взгляд, не меньше половины.

Движения на дороге, ведущей к границе, почти нет. На въезде на КПП — никакой очереди. Правда, на самом КПП у меня вышла небольшая заминка. Сославшись на договоренность с начальником погрануправления Николаем Панченко, я попросил разрешения пофотографировать КПП. На слово мне не поверили и вызвали дежурного офицера, молодую женщину по имени Наталья Владимировна. Та, не имея никаких указаний от начальства, тем не менее согласилась позвонить и узнать, правду ли я говорю.

Поскольку наша договоренность с полковником Панченко носила устный характер, о ней не знали ни начальник пресс-службы, ни заместитель начальника погрануправления. А до самого Панченко Наталья Владимировна долго не могла дозвониться.

Наконец ко мне подошел совсем молоденький лейтенант и спросил:

— Что вы хотите сфотографировать?

Я понял, что добро на фотосъемку получено.

— Ну я знаю, что нельзя фотографировать личный состав — об этом меня предупреждали. Так что давайте вы будете следить, что я снимаю.

Первая попытка запечатлеть КПП закончилась неудачей. Лейтенант вроде бы сказал, что все в порядке, но на всякий случай решил подстраховаться и направил меня к Наталье Владимировне. Просмотрев кадры на цифровой камере, она обнаружила, что на всех фигурирует белая дощатая будка, стоящая рядом со шлагбаумом.

— Нельзя,— строго заявила Наталья Владимировна.

— Почему? — удивился я.

— Это основное место несения службы, а его фотографировать запрещено.

— Так что же делать?

— Стирать,— безапелляционно сказала она.

Делать нечего — пришлось стереть и переснять заново.

На КПП нам с Аманом выдали по какому-то квиточку для пересечения приграничной зоны. Еще через шесть километров показалась и собственно граница, проходящая по реке Кигач.

И тут мне стало понятно, почему автомобильное движение между Астраханью и Атырау столь неинтенсивное, а автобусное отсутствует вовсе. Для пересечения границы автотранспорту приходится воспользоваться единственным паромом, неспешно пересекающим реку и берущим на борт за раз не более десяти легковушек. А если попадется "КамАЗ", то и того меньше.

Метрах в ста слева от переправы строится большой автомобильный мост, но до завершения строительства еще далеко. Как мне говорили в Астрахани, торжественное открытие с участием обоих президентов намечено на октябрь. "Вот тогда интенсивность потока сразу возрастет в три-четыре раза",— уверяли мои собеседники.

---

"Икру можно купить в магазине"

Пограничный и таможенный контроль на казахстанской стороне занял совсем немного времени, и очень скоро мы двинулись дальше. От границы до Атырау — около 300 км. Пейзаж постепенно менялся. Если по Астраханской области дорога шла в основном по пойменным лугам, то на казахстанской стороне все чаще попадались голые, пустынные участки — сначала с песчаной почвой, а последние пару сотен километров сплошь шла безжизненная глинистая пустыня.

Все реже попадались на пути населенные пункты — лишь редкие аулы в два-три дома да придорожные кафе. По мере приближения к Атырау стали все чаще встречаться нефтяные вышки.

Одним из главных признаков того, что мы в Казахстане, стало изменение фауны. Коровы, овцы и лошади попадались нам на пути и в России, но тут то и дело стали встречаться стада верблюдов, невозмутимо озиравших пустынные окрестности.

Изменился и характер дорожного покрытия. Если по Астраханской области машина летела со скоростью 120 км/ч и скорость эта была практически незаметна, то тут уже при скорости в 90 км/ч машину начинало трясти.

Я решил продолжить свое расследование проблем незаконной добычи икры и спросил Амангельды, как с этим обстоит дело в Казахстане.

— Ну вообще-то в Урале рыбы побольше, чем в Волге,— ответил он.— Там нет всяких гэсов-мэсов, так что рыба водится. Я знаю место по дороге, где можно остановиться. Там спросим. Думаю, будет дешевле, чем в Астрахани.

Часа через два он остановился и начал о чем-то беседовать по-казахски с двумя местными жителями.

— Знаешь,— сказал он мне, вернувшись в машину,— они боятся. Тут в соседнем поселке стоит пограничный отряд, и все очень строго. Но они говорят, что в Атырау можно купить в магазине. Там это будет легально — тебе даже чек дадут, так что сможешь спокойно провезти через границу.

---

"Два года назад тут была голая степь"

Пока мы ехали по казахстанской территории, Амангельды считал встречные "Газели" — все с казахстанскими номерами. Я сначала не понял, что в них такого особенного.

— Вот, посмотри,— пояснил Аман.— Нам навстречу они идут пустые. Вечером приедут в Астрахань, там переночуют, с утра загрузятся — и в обратный путь.

— И что везут?

— Да все. Продукты. Печенье, крупы, джемы-мемы всякие. В Астрахани дешевле. Я и сам иногда, когда езжу к родственникам, беру с собой то мешок сахара, то мешок муки.

За четыре-пять часов, что мы ехали от границы до Атырау, нам встретилось ровно 20 "Газелей".

Атырау возник неожиданно, прямо посреди ровной степи.

— Два года назад тут была голая степь,— сообщил Амангельды.— А теперь — сам посмотри, какие кварталы отгрохали. А что — деньги есть, живут они прямо на нефти.

Я посмотрел по сторонам — дома добротные, кирпичные, двух- и трехэтажные, крытые металлочерепицей.

При подъезде к центру города впереди засияла золотом куполов православная церковь.

— Я ее помню с детства,— поведал Аман.— Но, конечно, тогда она не была такой красивой. Купола ей поставили новые всего несколько лет назад.

И в самом деле — на табличке у входа в храм написано, что он был восстановлен по указу акима (губернатора) Атырауской области в 2000 году.

Но что поражает более всего — это центр города, также по всем признакам отстроенный в самые последние годы. Белостенная мечеть под голубыми куполами на фоне суперсовременных зданий отелей, торговых центров, офисных зданий. На берегу Урала возле здания областной администрации возводится элитный жилой комплекс. Впрочем, тут же, рядом с суперсовременными зданиями,— заросшие бурьяном пустыри с ржавыми остовами автомобилей, грудами бытового и промышленного мусора. Правда, местами эти пустыри обнесены бетонными заборами, за которыми начинается строительство.

---

"Возвращение в Россию — это не для казахстанских русских"

Русских лиц на улицах Атырау почти не видно. Речь звучит почти исключительно казахская. Но ни в магазинах, ни в ресторанах, ни в отеле у меня никаких проблем не возникало — все говорят по-русски чисто, практически без акцента. Насколько я смог заметить, между собой местные жители говорят по-русски в следующих случаях: если в компании из нескольких человек есть хотя бы один русский, если разговаривают люди среднего поколения. И, конечно, в речи молодежи, даже говорящей по-казахски, то и дело проскальзывает русский мат.

— Язык тут не проблема,— сказал мне председатель русского национального культурного центра "Былина" Владимир Заверткин.— Власти объявили курс на трехъязычие: национальный язык — казахский, язык межнационального общения — русский, язык экономики — английский. Так что никакого угнетения по языковому признаку нет.

— И тем не менее после 1991 года многие русские уехали,— заметил я.

— Процесс начался раньше,— сказал Заверткин.— В советские времена сюда (тогда город назывался Гурьев) приехало много народа, когда тут шло строительство железной дороги. Потом дорогу построили, а строители поехали дальше. Этот процесс начался еще в советские годы. В начале 90-х был большой отток — тогда люди уезжали, потому что не были уверены в будущем. Но многие из них уехали очень неудачно и потом вернулись. Сейчас тоже уезжают — но в основном те, у кого есть родственники в России. Есть, конечно, и объективные причины для оттока русских. Наши дети в основном заканчивают российские вузы и остаются работать в России. Кроме того, тут отстает медицинское обслуживание — оборудование в больницах отличное, но квалификация врачей пока не очень. Но никакого угнетения по национальному признаку тут нет.

— А сам факт, что города, в частности Гурьев, переименовывают, вас не беспокоит?

— Не знаю,— задумчиво проговорил Заверткин.— Когда в городе 92% населения — казахи, вполне нормально, что город стали называть по-казахски.

— А как здесь восприняли призыв президента Путина к соотечественникам вернуться на историческую родину?

— Это не для казахстанских русских. Где-нибудь в Туркмении или Таджикистане, наверное, найдется много таких, которые согласятся поехать в любую дыру. У нас тоже есть категории, готовые уехать, но они, как я уже сказал, поедут или к родственникам, или в те регионы, где, как им кажется, они смогут лучше устроиться. А у кого есть положение и стабильный доход здесь, те вряд ли поедут.

Как мне и советовали, в Атырау я зашел в крупный рыбный магазин, где копченая и свежая рыба продавалась по каким-то совсем смешным по московским меркам ценам. Икра действительно лежала на прилавке. Правда, без ценника.

— Сколько стоит икра? — спросил я продавщицу.

— 42 тысячи тенге (почти 9 тыс. руб.— "Власть").

— А сколько в банке?

— Чуть больше чем полкило.

Вечером того же дня мне позвонил Аман и сказал, что может достать для меня икру по цене 20 тысяч тенге за полкило. Я отговорился тем, что полкило для меня слишком много.

Обратная дорога прошла без приключений. Казахстанские пограничники и таможенники встретили меня как родного:

— А, журналист! Что, собрали материал?

И снова паромная переправа, потом еще понтонный мост через один из многих рукавов дельты Волги, и я опять в Астрахани. Конечно, никакого зримого изменения во внешнем облике старого города за три дня не произошло. Боюсь, что и к юбилею, до которого остается не более полутора лет, вряд ли удастся что-то кардинально изменить.

*Репортаж из Омской области и Казахстана см. в №28, из Благовещенска и Китая — в №30, из Калининградской области — в №32, из Абхазии — в №34, из Псковской области и Эстонии — в №36, из Северной Осетии — в №38, с Южных Курил — в №40, из Выборга, Костомукши и Финляндии — в №42, из Белгорода и Харькова — в №44, из Мурманской области и Норвегии — в №46, из Смоленской области и Белоруссии — в №49 за 2006 год, из Итум-Калинского района Чечни и Панкисского ущелья в Грузии — в №6 за 2007 год.

---

Как делят Каспийское море Почти 300 лет Каспийское море находилось под контролем России и СССР. После распада Союза на его богатое углеводородами дно претендуют пять государств. Во времена Российской империи статус Каспийского моря был установлен Петербургским (1723), Рештским (1729), Гюлистанским (1813) и Туркманчайским (1828) российско-персидскими трактатами. Они давали России исключительное право иметь военный флот на Каспии "на вечные времена", Персии — только на торговое судоходство. 28 февраля 1921 года РСФСР подписала с Персией договор, денонсировавший царские соглашения. Документ признал право персов на свободное плавание по Каспию, но не содержал упоминаний о границах. Договором между СССР и Ираном от 1935 года была установлена десятимильная прибрежная зона для рыболовства и добычи полезных ископаемых, но воды остались неподеленными. В качестве госграницы страны придерживались условной линии от Гасан-Кули в Туркмении до Астары в Азербайджане. После распада СССР Каспий стал объектом интересов пяти государств — России, Ирана, Азербайджана, Казахстана и Туркмении. В конце 1990-х годов Москва предложила разделить дно по методу срединной линии (граница проходит на равном удалении от берегов стран), а акваторию оставить общей. Россия получила бы 18,7% дна, Азербайджан — 19,5%, Казахстан — 29,6%, Туркмения — 18,7%, Иран — 13,5%. Тегеран заявил, что Каспий следует делить поровну — по 20% как поверхности, так и дна. В этом случае территория Ирана увеличилась бы на 22,3 тыс. кв. км. В 1998 году Казахстан согласился с позицией РФ, страны заключили соответствующее двустороннее соглашение. В 2001 году аналогичный документ был подписан между Азербайджаном и Казахстаном, в 2002-м — между Россией и Азербайджаном. 14 мая 2003 года страны подписали трехстороннее соглашение и таким образом согласовали границы и поделили Северный Каспий. Споры вокруг границ в южной части моря продолжаются. Туркмения и Азербайджан безуспешно пытаются согласовать срединную линию между собой. Иран продолжает настаивать на своем принципе делимитации границ. Александр Куколевский

---

История переименований в Казахстане Переименование населенных пунктов в Казахстане началось с объявлением независимости в 1991 году и затронуло уже более 1100 административно-территориальных единиц (около 60% от общего количества). Прежде всего в названиях русская фонетика заменялась казахской: Алма-Ата (в переводе с казахского — "Яблоко-дед") стала называться Алматы ("Яблоневый"), Лениногорск — Лениногор, Кокчетав — Кокшетау, Чимкент — Шимкент, Джамбул — Жамбыл, Талды-Курган — Талдыкорган, Актюбинск — Актобе, Кзыл-Орда — Кызылорда, Кустанай — Костанай. Активно убирались русские названия: Шевченко — Актау ("Белая гора"), Целиноград — Акмола ("Белая могила"), Гурьев — Атырау ("Устье реки"), Ермак — Аксу ("Белая вода"), Панфилов — Жаркент (историческое название), Ленинск — Байконыр. В 1997 году глава республики Нурсултан Назарбаев перенес столицу республики в Акмолу, а сам город назвал Астаной (по-казахски — "Столица"). Власти намерены довести работу до конца. Например, Петропавловск предложено назвать Кызылжаром ("Красный обрыв"), Павлодар — Ертысом (казахское название реки Иртыш). Под волну переименований попал и ряд приграничных российских городов. По сообщениям СМИ, в январе 2007 года в Казахстане появились ежедневники, в которых Оренбург, Курган и Омск называются Орынбор, Корган и Омбы. Александр Куколевский