Увольнение Ерофеева никак не связано с идеологической цензурой, в том числе и с процессом по поводу выставки "Запретное искусство". Ему выгодно подменять понятия. Он не справился с базовой музейной работой, а сам представляет себя диссидентом. Мы не можем жертвовать хранением во имя выставок, пусть даже сделанных таким бесспорно талантливым куратором. Но по своему типу личности Ерофеев — разрушитель.
Мы приняли решение о создании отдела новейших течений еще до его прихода и тогда же стали закупать произведения этой направленности. Цели расформировать отдел у музея тоже нет — хотя опытные хранители от Ерофеева уходили сами, он набрал в свой отдел людей, которые ничего не понимают в музейном хранении. Если бы мы не хотели, то он бы не сделал в музее ни одной выставки. Так, как он над ними работал, не работает ни один музей мира: он все сдавал в последний момент, не оставляя времени на положенное в таких случаях проведение конкурса и прочих процедур. Мы все работали на него — но он этого не ценил. К тому же сами концепции его выставок стали вызывать у нас сомнение. Он действовал по одной и той же модели: выставлял блок бесспорных вещей, своего рода паровоз, к которому цеплялось непонятно что. Причем часто это были вещи, сделанные только что и специально под выставку. А экспозиции в ГТГ прежде всего должны демонстрировать музейные фонды. И он постоянно принимал решения за нашей спиной, как это было с выставкой "Соц-арт" в Париже. Речь идет не о цензуре — но в музее так не делается: свобода не есть вседозволенность и отсутствие субординации.
Этот человек просто не должен работать в музее. Он ведет себя так, как будто у него частная галерея или фонд, а не государственный музей. Мы воспитывали его семь лет, но он просто не желает меняться. Ему нужно не это, а скандалы, поднимающие его рейтинг и терновый венец.