И власти, и оппозиция считают, что контроль над телевидением в России — залог стабильности режима. Российский телезритель предстает этаким "овощем", который послушно воспринимает предлагаемую ему картинку. Так ли это на самом деле, по материалам последнего исследования американского профессора Эллен Мицкевич выяснял ИГОРЬ ФЕДЮКИН.
Эллен Мицкевич — профессор Университета Дьюка (США), занимается изучением средств массовой информации. Автор книг "Разделенные сигналы: телевидение и политика в Советском Союзе" (1988) и "Переключая каналы: телевидение и борьба за власть в России" (1999), в которых она рассматривает роль СМИ в событиях 1991 года, парламентских и президентских выборах в России, первой чеченской кампании.
Телевизионная картинка задает в России реальность: то, чего не показывают по телевизору, не существует, и наоборот, любой фантом, показанный федеральными каналами, обретает жизнь. Избиратель голосует за того кандидата, которого чаще показывают по телевизору,— именно так интерпретировались на протяжении всего прошлого года колебания рейтинга предполагаемых "кандидатов в кандидаты в президенты" Дмитрия Медведева и Сергея Иванова.
В основе новой книги Эллен Мицкевич "Телевидение, власть и общество в России" (Cambridge University Press, 2008) — данные полевого исследования, так называемых фокус-групп, проведенных в Москве, Нижнем Новгороде, Ростове-на-Дону и Волгограде. Всего в исследовании участвовали 158 человек, отобранных специальным образом и представляющих разные категории зрителей — окончивших вуз и не имеющих высшего образования, заставших СССР и представляющих постсоветское поколение. Участникам исследования показывали те или иные телевизионные сюжеты, задавали вопросы, после чего начинались обсуждения — мнения и реакции, высказанные в ходе этих обсуждений, и стали материалом для книги.
Выводы Мицкевич оказываются довольно неожиданными: российский телезритель вовсе не так интеллектуально пассивен и восприимчив к телевизионной картинке, как принято считать. Вопреки распространенному мнению российские граждане показали себя вполне способными к критическому анализу предлагаемой им картинки. Самое главное, в ходе обсуждения просмотренного телезрители отказывались принимать предлагаемую им телеканалами одностороннюю версию тех или иных событий, настаивая, что на самом деле ситуация намного сложнее, чем это пытается представить телевидение, и формулируя собственные варианты этой сложности. Даже и в развитых демократиях большинство граждан склонны поддаваться уверениям политиков, что возможно "снижать налоги, улучшать качество школ, вести войну, две войны, три войны — и ничего при этом не терять". Однако участники российского исследования, пишет Мицкевич, осознавали, что бесплатного сыра не бывает, что любые положительные последствия рекламируемых действий государства или отдельных политиков всегда сочетаются с отрицательными, зачастую непредвиденными. Телезрители прекрасно осознавали, что выбор того или иного курса не может быть абсолютным: любые решения всегда будут компромиссом, структура которого определяется ценностной ориентацией выбирающего. Более того, российские зрители старались рассматривать ситуацию с точки зрения интересов общества в целом и не сводить все к обсуждению того, как данные события отражаются на их личных, корыстных интересах. Интересы общества при этом могли быть не только прагматически-прикладными, но и вполне отвлеченными — зрители осознавали и признавали, что обществу нужны свобода слова, возможность знакомиться с различными точками зрения и т. д.
Пример такого критического анализа — обсуждение участниками фокус-групп сюжета об открытии в 2002 году Каспийского трубопроводного консорциума (КТК), нефтепровода, доставляющего казахскую нефть с российского побережья Каспия в порт Новороссийск. Участникам фокус-групп показывали сюжеты, посвященные этому событию, транслировавшиеся на "Первом канале", РТР, уже потерявшем независимость НТВ и доживавшем последние дни и все более оппозиционном ТВ-6. Уже после показа первого из этих сюжетов, представлявшего открытие трубопровода с огромным энтузиазмом, 27% зрителей заняли ярко выраженную скептическую позицию, не просто сомневаясь в увиденном, но формулируя возможные негативные последствия строительства КТК, никак не упоминавшиеся в самом сюжете. После просмотра трех первых сюжетов доля таких зрителей выросла до 50%, что довольно много даже по стандартам развитых демократий, отмечает Мицкевич.
В частности, просмотрев сюжет, зрители высказали предположения о возможных проблемах с безопасностью трубопровода ("Он проходит через Краснодарский край, чеченцы взорвут его") и вероятной утечке нефти ("У нас в стране все это наверняка закончится экологической катастрофой"). Не были упомянуты, по их мнению, также истинные выгодоприобретатели этого проекта — олигархи и коррумпированные чиновники ("Все это преступная история"). Фигурировали в обсуждении и более косвенные последствия, например бюджетные ("Мне кажется, они готовят народ к повышению налогов: ребята, нам нужны деньги, чтобы платить за эту стройку"). Затрагивалась даже проблема упущенных возможностей, нереализованных — и не упоминавшихся в сюжете — альтернатив ("Могли бы рассказать, почему они построили этот трубопровод, почему они отказались от других проектов и начали строить именно этот..."). Участники фокус-групп отказались пассивно усвоить предложенную им картинку, пишет Мицкевич.
Показательно, однако, дальнейшее развитие обсуждения. Первый сюжет лишь мельком упоминал участие в консорциуме Казахстана и Омана, однако во втором и третьем (РТР и НТВ) о составе консорциума и иностранных участниках рассказывалось более подробно. Здесь центральным партнером России в КТК оказывались США: в сюжете РТР фигурировал выступающий с речью замминистра энергетики США, в сюжете НТВ — американский посол Александр Вершбоу, рассуждающий по-русски об улучшении двусторонних отношений. После этого участники фокус-группы немедленно делают новые выводы. "Из третьего сюжета понятнее, зачем все это построено: все это ради улучшения отношений с Америкой",— заявляют зрители. "С чисто технологической точки зрения ничего особенного [в этом проекте] нет. Тут главное — сама идея, что мы начинаем сотрудничать с Америкой. В принципе все это делается ради них [американцев]",— рассуждает другой. "Из картинки понятно, что иностранцы уже всем здесь заправляют",— соглашается третий.
Радикально меняется ход обсуждения после четвертого сюжета, где происходящее представлено с противоположной точки зрения. В сюжете, показанном на ТВ-6, не упоминались экономические преимущества КТК, зато говорилось о том, что трубопровод проходит через сейсмоопасную зону, о возможности разлива нефти и экологической катастрофы, демонстрировались живописные долины, которым грозит уничтожение. Здесь же рассказывалось о том, что ради строительства КТК со своих участков силой и обманом были согнаны беззащитные колхозники-пенсионеры. Как нетрудно заметить, только что сами телезрители предполагали нечто подобное. Теперь же, однако, они были не готовы разделить точку зрения корреспондента ТВ-6. Телезрители начинают сомневаться, не преувеличена ли экологическая угроза: "Новороссийск всегда был нефтяным терминалом, даже до строительства нефтепровода, это во-первых. Во-вторых, это не курорт, там есть большой цементный завод",— объясняет участник фокус-группы. "Там все вокруг серое",— соглашается другой. Строители КТК наверняка предусмотрели возможность землетрясений и разлива нефти, предполагает третий: "По закону они обязаны учитывать возможные риски, про это наверняка написаны целые тома". "Они вкладывают свои деньги и заботятся, чтобы не было аварий",— уверен четвертый. Меняется даже восприятие иностранцев: теперь они оказываются положительным фактором, гарантами надежности и экологической безопасности трубы. Не производят впечатления на зрителей и страдания бабушек. "Интересы государства выше, чем причитания старушки, потерявшей свой участок",— заявляет 45-летняя москвичка. "С другой стороны... люди получат работу благодаря КТК",— говорит аспирантка из Нижнего Новгорода. "Ясно, что трубопровод — это плохо для [этих] людей, и ясно, что благодаря ему Россия что-то выигрывает",— заключает москвич, менеджер туристической компании.
В целом Мицкевич приходит к относительно оптимистичному выводу: даже лишившись доступа к различным точкам зрения на телевидении, российские зрители не стали послушными объектами зомбирования. "Подчинение и подавление Кремлем плюрализма на телевидении не привело к автоматическому восприятию зрителями предлагаемых им рамок происходящего",— пишет Мицкевич. Официальное телевидение не формирует реальность, как ее понимают телезрители,— наоборот, скорее можно говорить об отторжении ими картинки.
Исследование Мицкевич в том числе интересно с точки зрения завершившегося избирательного сезона 2007-2008 годов. Напрямую он в книге не затрагивается, но один из сюжетов, обсуждавшихся участниками исследования,— президентские выборы в Якутии — позволяет делать общие выводы. Реакция зрителей на просмотренные ими сюжеты примерно соответствует тому, что описывалось выше: участники обсуждения не удовлетворены, они считают, что "кандидаты не выражают ничьих интересов", что за кандидатами не видно никаких программ, народ обманывают. "Я ни разу в своей жизни не видел объективного сюжета об избирательной кампании",— говорит один. "Здесь нет ни единой истории, которой можно поверить,— говорит другой.— Это два карманника — кого выберете, тот и будет у вас воровать". При этом обсуждаемая картинка моментально распознается зрителями как типичная. В "настоящей демократии", на "настоящих выборах", по мнению зрителей, все должно быть не так. Мицкевич предполагает, что подобное восприятие должно привести к дальнейшему отчуждению россиян, что, собственно, и проявлялось в растущей популярности кандидата "против всех", причем особенно заметным был рост именно среди молодых, образованных, хорошо зарабатывающих граждан. Похоже, к аналогичным выводам пришел в свое время и Кремль, отменивший и кандидата "против всех", и порог явки.
Возможно, реакция телезрителей была интерпретирована властями неверно. Характерно, что участники обсуждения сюжета, посвященного КТК, не верили официальной, оптимистической картинке, допуская за благополучным фоном всевозможные подвохи, но точно так же они не верили и оппозиционному, изобличительному сюжету. "Русские участники фокус-группы, по сути, определяют объективность как одновременное присутствие противоположных взглядов, пусть даже и отражающих столкновение вполне корыстных интересов,— пишет Мицкевич.— Это определение расходится с западным представлением, где объективность — это отсутствие односторонности".
Характерен поэтому фатализм зрителей: так уж устроена жизнь в России. "Мы в Нижнем Новгороде практически живем на нефтепроводах и газопроводах... для меня их как будто не существует",— говорит 45-летний гендиректор компании, признавая, что трубы "ржавеют и текут", возможна катастрофа. Одновременно участники фокус-групп, и не только москвичи, бравируют своим цинизмом, безразличием к страданиям других. "С моей точки зрения? Лично меня это не касается",— говорит нижегородский студент. "Это не у меня во дворе",— добавляет учитель математики. "Я там не живу и никак не связан с теми деньгами",— подытоживает студент. При таком подходе объективности не существует, и в итоге телезрители оказались неспособны сформулировать какую бы то ни было позицию вообще. Даже позиция, которой они только что придерживались сами, вызывает у телезрителей недоверие, как только ее высказывает посторонний (в данном случае журналист). И уж едва ли такое отчуждение, даже если оно и есть, способно перерасти в оппозиционность.