Лоботомия по-португальски

В 1949 году король Швеции Густав V вручил Эгашу Монишу золотую медаль Нобелевского лауреата «за открытие терапевтического воздействия лейкотомии при некоторых психических заболеваниях». Ровно год спустя, день в день, приказом №1003 министра здравоохранения СССР делать дырки на лбу больного и резать лобные доли его головного мозга любым способом, в том числе по методике префронтальной лейкотомии Эгаша Мониша, в нашей стране было запрещено. Сейчас лоботомия запрещена в большинстве стран, да и репутация у нее в общественном сознании зловещая. Но на родине единственного португальского нобелевского лауреата в области естественных наук Эгаша Мониша чтут по-прежнему.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Эгаш Мониш родился в деревне Аванка на севере Португалии (примерно в 30 км от города Порту) в провинциальной аристократической семье и при рождении получил имя Антониу Каэтано с добавлением, разумеется, родового имени — Антониу Каэтано де Абреу Фрейре. Но при крещении его крестный отец, он же его родной дядя, аббат Каэтано де Абреу Фрейре решил, что его, дядюшкиного, имени в имени новорожденного племянника будет мало и добавил к нему еще имя Эгаша Мониша, от которого их семья вела родословную по прямой линии с XI века.

Эгаш Мониш был ближайшим соратником первого короля Португалии Альфонсо I, который отвоевал в ходе Реконкисты в начале XII века независимость своему графству со столицей тогда, кстати, в Порту и объявил его Королевством Португалия. Так новорожденным Эгаш Мониш стал тем, кто, как вполне серьезно считают современные португальские историки, «шаг за шагом сумел изменить ход истории и должен быть вписан в легион мудрецов и первопроходцев».

Сексопатолог

Второй шаг на этом пути он сделал уже самостоятельно в 1901 году в возрасте 27 лет. Годом раньше он стал лиценциатом медицины, защитив в Университете Коимбры дипломную работу «Анатомо-патологические изменения при дифтерии» (1900), и поступил в университетскую ординатуру. А в 1901 году он женился на португалке из Рио-де-Жанейро Эльвире де Маседу Диаш 17 лет от роду и издал в университетской типографии научный трактат «A vida sexual (fisiologia e patologia)» («Сексуальная жизнь: физиология и патология»).

Едва ли когда-либо и где-либо новобрачная получала такой подарок к медовому месяцу. До начала 1930-х годов, когда Салазар ее запретил, «Сексуальная жизнь» Эгаша Мониша переиздавалась 19 раз. Понятно, что читали ее не только специалисты: в Португалии тогда просто не было столько сексопатологов. С большим интересом читала ее вся грамотная публика католической Португалии начала XX века. Имя Эгаша Мониша было на слуху, он стал у себя на родине знаменитым, что сослужило ему свою службу, когда он ударился в политику.

Помимо медицинских рекомендаций по уходу за своим телом в зависимости от пола и в общем-то тривиальной идеи о том, что «мужчина по своей сути сексуален, а женщина по своей сути — мать», в его трактате был анализ причин женской проституции, сексуального садизма и мазохизма и гомосексуализма. Их Эгаш Мониш считал психическими отклонениями от нормы, требующими лечения, несмотря на «отвратительность» этих патологий. «Это омерзительное (repugnante в оригинале.— “Ъ-Наука”) заболевание? — писал он про гомосексуализм.— Безусловно! Но у врача в клинической практике не должно быть отвращения (repugnancias.— “Ъ-Наука”). Его миссия — лечить таких больных».

Читают его «Сексуальную жизнь» до сих пор, причем не только историки медицины. Она в числе наиболее цитируемых источников в современной литературе по сексологии, психологии, социологии, где ее автора довольно часто обвиняют в «патологизации женского сексуального тела» и излишне прямолинейном отношении к гомосексуализму. Впрочем, это скорее из разряда «что у кого болит…». А тогда, в начале прошлого века, лиценциат Эгаш Мониш стал в 1902 году доктором медицины и был избран a lente substituto (заместителем профессора; так в Португалии называли доцентов) медицинского факультета Коимбрского университета и стал там профессором анатомии, гистологии и общей патологии в 1910 году.

Министр

Профессиональная медицинская карьера Эгаша Мониша шла своим чередом. Время от времени он стажировался за границей, но уже не по общей патологии, а по неврологии и психопатологии, что, согласитесь, было ближе к политике, чем гистология и патология внутренних органов. В Португалии явно складывалась революционная ситуация, и с 1903 года доцент Эгаш Мониш всерьез занялся политикой, периодически избираясь депутатом законодательных органов разного уровня. Часто пишут, что он ушел из медицины и целиком посвятил себя политике, а потом, покончив с политикой, вернулся в науку. Это не совсем так: никуда из своей профессии он не уходил, и, даже достигнув вершин госслужбы, свои профессорские должности в медицине он оберегал и преумножал как «запасной аэродром». И, как показало время, правильно делал.

В 1910 году в Португалии произошла своя Великая Октябрьская революция с залпами орудий сразу двух крейсеров боевыми снарядами по королевскому дворцу в Лиссабоне, а не одной «Авроры» с ее холостыми выстрелами по Зимнему дворцу, как у нас в Петрограде семь лет спустя. Португальская монархия, немного не дожив до своего 800-летия, пала, Португалия стала республикой с двухпалатным парламентом. В 1911 году профессор медицины Эгаш Мониш был избран депутатом Учредительного собрания, потом — депутатом парламента, и в том же 1911 году перевелся из Университета Коимбры в Лиссабонский университет (поближе к парламенту), где занял место профессора в только что созданной при университете неврологической клинике.

В 1916 году, когда он уже был послом в Испании, Эгаша Мониша избрали академиком Лиссабонской академии наук по отделению медицины. В октябре 1917 года его назначили министром иностранных дел, и одновременно в октябре того же года выходит его работа «Неврология на войне», которая тоже цитируется поныне. В конце 1918 года, после заключения Компьенского перемирия, министр Эгаш Мониш был назначен главой португальской делегации на Парижской мирной конференции (Португалия вступила в Первую мировую войну на стороне Антанты в 1916 году). Это был пик его политической карьеры.

В марте 1919 года на посту главы португальской делегации в Париже его заменил экс-премьер Португалии Афонсу Кошта, который и подписал Версальский договор как полномочный представитель Португалии. А Эгаш Мониш ушел из политики в том же 1919 году якобы после дуэли, причина каковой была политическая ссора. Но убить за политику могли и не на дуэли. В декабре 1919 года застрелили президента Португалии, и в течение следующих 12 лет в стране сменилось шесть президентов, из которых только один отбыл на своем посту положенные четыре года, и десятка два правительств. А потом начался период военной диктатуры, где не было места избираемым президентам: всем заправлял премьер-министр Антониу ди Салазар с 1932 по 1968 год, тоже, кстати, выпускник Коимбрского университета и подававший большие надежды в науке молодой доктор экономики.

Диагност

Эгаш Мониш вовремя бросил политику и сосредоточился на науке, причем без заметных потерь в карьерном плане и не начиная все снова с нуля. Теперь его интересовали вопросы нейрохирургии и, в частности, опухоли головного мозга, а также то, что реально заслуживало Нобелевской премии,— их ранняя диагностика методом ангиографии, позволявшим видеть на рентгеновском снимке кровеносные сосуды мозга, по которым циркулировало рентгеноконтрастное вещество.

Метод был не новый, он появился почти сразу после открытия Вильгельма Рентгена. В 1895 году он сфотографировал своим аппаратом кости скелета, а в 1896 году тем же аппаратом была сделана фотография ампутированной руки, на которой были видны сосуды, заполненные смесью сульфида ртути с мелом и вазелином. В 1919 году появилось более перспективное рентгеноконтрастное вещество — йодид калия: его можно было вводить не только в вены трупа, но и в сосуды живого пациента.

В 1920-х годах начались эксперименты с другими галогенидами щелочных металлов, а также с радиоактивными изотопами. Эгаш Мониш экспериментировал на трупах, животных, а потом и на пациентах с подозрениями на опухоль, эпилепсию и паркинсонизм, вводя им в кровь стронций, бромид лития, йодид калия и, наверное, еще какие-то вещества, пока не добился удовлетворительного результата с 25-процентным раствором йодида натрия. Если его предшественники получали рентгеновские снимки сосудов сердца и других внутренних органов и тканей, то он получил четкие снимки сосудов головного мозга, экранированных от рентгеновских лучей черепом. «Когда в июне 1927 года я впервые смог увидеть на рентгеновском снимке артерии мозга через толстые кости черепа, это было для меня одним из величайших откровений в моей жизни»,— описал этот момент сам Эгаш Мониш годы спустя.

В том же июне 1927 года он был назначен директором неврологической клиники Лиссабонского университета, а в июле он едет в Париж, где на заседаниях Французского общества неврологов и потом Парижской медицинской академии делает доклад о полученных им результатах. После публикации этого доклада его имя становится европейски известным в неврологии, и он трижды (в 1928, 1929, 1930 годах) был номинирован на Нобелевскую премию за это открытие.

Нобелевские премии тогда дали другим и за другое, а наградой Эгашу Монишу был португальский орден «За заслуги» и избрание его деканом медицинского факультета Лиссабонского университета и членом Высшего госсовета по образованию. Спустя несколько лет он от этих должностей отказался, административная карьера его не интересовала и лишь отнимала время от более интересного занятия.

Нейрохирург

В начале 30-х годов на смену йодиду натрия Мониша пришел диоксид тория, который давал более контрастную картинку при церебральной ангиографии. Эгаш Мониш тоже принял участие в тестировании «торотраста», как назвали суспензию оксида тория, и даже первым выявил с его помощью картину окклюзии (закупорки тромбом) сонной артерии, снабжающей кровью головной мозг. Но это было повторение чужих опытов, а свой собственный невиданный в медицине эксперимент — операции по лоботомии — он провел в своей неврологической клинике в 1935 году.

Считается, что к лоботомии Эгаша Мониша подтолкнули опыты на обезьянах нейрофизиолога Джона Фултона из Йельского университета (признан нежелательной организацией в России), который в ходе изучения функциональной локализации в коре головного мозга обнаружил, что повреждение префронтальной коры (передней части лобных долей мозга) шимпанзе снижает их агрессивность. Фултон предположил, что лоботомией можно лечить психические заболевания у людей, но сам не решился это проверить. В июле 1935 года в своем докладе на II Международном конгрессе неврологов в Лондоне он рассказал о своих опытах на обезьянах. На докладе Фултона в Лондоне присутствовал профессор Мониш.

Кроме того, историки медицины ссылаются на наблюдения Мониша за поведением раненных в голову солдат на войне. Но как бы там ни было, а в ноябре того же 1935 года профессор Эгаш Мониш и его ассистент нейрохирург Педро Алмейда Лима провели первые операции по лоботомии. Точнее, руками их делал Лима, а Мониш руководил.

В первых их операциях хирургия сводилась к просверливанию двух дырочек на лбу пациента над глазницами, а потом в эти дырки вливался этиловый спирт, смывавший с аксонов белого мозгового вещества миелиновую оболочку и вызывавший своего рода «короткое замыкание» в нейронах серого вещества коры мозга, которым принадлежали эти пропитанные насквозь спиртом отростки-аксоны.

Настоящая нейрохирургия появилась в следующем варианте их лоботомии с помощью лоботома — придуманного Монишем штыря с проволочной петлей на конце, которой хирург захватывал пучки аксонов и резал их, прерывая тем самым «вредные» связи между нейронами в сером мозговом веществе, возникающие у больных как раз в лобных долях. Первую операцию с помощью лоботома они провели 27 декабря 1935 года, а всего прооперировали около 60 пациентов.

Результаты операций Эгаш Мониш опубликовал в 1936 году, а в 1949 году, когда число лоботомированных больных в мире измерялось уже десятками тысяч, получил за это Нобелевскую премию по физиологии и медицине. Но триумфальное шествие лоботомии по миру было не его заслугой, а скорее американских нейрохирургов Уолтера Фримена и Джеймса Уоттса, которые провели первую лоботомию в США в сентябре 1936 года, а потом разработали свой собственный вариант под названием «стандартная лоботомия Фримена—Уоттса». Затем в 1946 году Фримен начал проводить трансорбитальную лоботомию с помощью ножа для колки льда, вставленного в глазницу, чтобы отделить лобные доли от остальной части мозга.

Национальное достояние

Нет нужды лишний раз повторять историю лоботомии и то, какую репутацию в медицине и в общественном сознании она получила в итоге. Можно, наверное, только напомнить, что за десять лет до награждения Эгаша Мониша Нобелевской премией, 14 марта 1939 года, в него разрядил обойму из пистолета его пациент, 28-летний агроном, страдавший паранойей. Пять пуль попали Монишу в руку, грудь и спину. Одну пулю, застрявшую в спинном отделе его позвоночника, извлекать было опасно. С ней, инкапсулированной в соединительной ткани, Эгаш Мониш жил до своей кончины в 1955 году. До или после лоботомии стрелял в него больной, об этом история медицины умалчивает.

Сейчас лоботомия законодательно запрещена в большинстве стран, да и в народе репутация у нее repugnante. Но на родине единственного португальского нобелевского лауреата в области естественных наук не зарастает народная тропа в его дом-музей (входной билет — четыре евро, для пенсионеров и детей — три евро).

Ася Петухова