Дорога к доверию
Китайский капитал в России: три десятилетия осторожного партнерства
За 30 лет китайские инвестиции в Россию прошли путь от единичных проектов в сырьевом секторе до «стратегического партнерства» на политическом уровне. Однако объем вложений КНР в российскую экономику остается скромным: официально прямые инвестиции из Китая редко превышали $2–3 млрд в год, что составляет доли процента от глобального китайского экспорта капитала. Управляющий партнер Ingvarr Игорь Мазилин и старший юрист Наталья Караиван — о том, научатся ли Китай и Россия доверять друг другу в бизнесе и как скоро политический союз превратится в реальное инвестиционное сотрудничество.
Игорь Мазилин
Фото: Предоставлено Ingvarr
Игорь Мазилин
Фото: Предоставлено Ingvarr
Проверенные временем
Исторически главными игроками в российской экономике были китайские государственные корпорации — CNPC, Sinopec, CNOOC, Silk Road Fund, чьи интересы концентрировались вокруг добычи нефти и газа, нефтехимии и удобрений и участия в таких проектах, как «Ямал СПГ» и «Арктик СПГ-2», в капитале СИБУРа, в «Удмуртнефти» и «Сахалине-3». Частные компании из КНР действовали более точечно и диверсифицированно: автоконцерн Great Wall Motors построил завод в Тульской области, Fosun приобрела бизнес-центр в Москве, Alibaba вместе с российскими партнерами запустила AliExpress Russia, китайская Angel Yeast открыла завод по производству дрожжей и удобрений в Липецкой области.
Отдельной категорией выступают суверенные фонды и банки развития: Российско-Китайский инвестиционный фонд и Silk Road Fund поддерживали проекты в лесной, энергетической и химической отраслях, а финансирование крупнейших сделок частично обеспечивалось китайскими банками.
Формат участия обычно проходил по схеме «миноритарная доля или совместное предприятие без передачи контроля китайским инвесторам». Такой формат соответствовал как российскому подходу, ограничивающему доступ иностранцев к стратегическим активам, так и осторожности самих китайских инвесторов, предпочитающих управленческому контролю дивиденды и долгосрочные поставки сырья. Часто китайские инвестиции шли «в связке» с торговыми контрактами и кредитными линиями китайских банков. Такая модель означала, что российские компании получали доступ к финансированию на льготных условиях, а китайская сторона — долгосрочные поставки сырья и снижение рисков.
Аккуратное сотрудничество
Начиная с 2022 года многие ожидали «китайского прорыва» — масштабного прихода капитала и новых инвестпроектов. Реальность оказалась менее однозначной: Китай сохранил статус ключевого торгового партнера, но действует крайне выборочно. Массовых вложений не происходит, однако прежние проекты продолжают развиваться — к примеру, в конце 2023 года была запущена первая очередь проекта «Арктик СПГ-2», значительная часть продукции которого закреплена за китайскими потребителями. А «Сила Сибири-2» после многолетних согласований все-таки была подписана в текущем году — теперь главным вопросом становится практическая реализация договоренностей.
Параллельно китайские компании начали занимать ниши, освободившиеся после ухода западных игроков. Особенно это заметно в автомобилестроении: доля китайских брендов на рынке превысила 50% от общего числа наименований, хотя в основном это поставки авто, собранных в Китае. Исключение составляют отдельные проекты, где Китай демонстрирует готовность к долгосрочному присутствию, например завод Haval в Тульской области или расширение мощностей Haier. В агропроме стартовали новые проекты по глубокой переработке зерна и выпуску кормовых добавок, а на границе открываются новые мосты и терминалы.
В высокотехнологичных секторах настрой остается осторожным: крупные игроки вроде Huawei или ZTE избегают прямой работы с россиянами, но сотни компаний второго эшелона — от электроники и бытовой техники до IT-сервисов — активно выходят на российский рынок.
Наталья Караиван
Фото: Предоставлено Ingvarr
Наталья Караиван
Фото: Предоставлено Ingvarr
В финансовой сфере выросла роль юаня: за последние два года он стал основной валютой внешней торговли между Россией и Китаем, а расчеты в нацвалютах превращаются в норму. Однако за этой статистикой скрываются важные ограничения. В конце 2022 года китайская банковская система фактически закрыла возможность прямых расчетов для большинства российских контрагентов, прежде всего из-за опасений вторичных санкций. Многие сделки приходится проводить через многоступенчатые схемы и сеть посредников, что увеличивает издержки и снижает предсказуемость.
Не решен и вопрос расширения институционального присутствия российских банков в Китае: несмотря на очевидную потребность, за последние три года ни один российский банк так и не получил новых лицензий на открытие филиалов в Китае. Китайские банки также пока не заняли нишу, освободившуюся после ухода из России европейских игроков, ограничиваясь финансированием торговых операций преимущественно для китайских клиентов. Все это делает финансовое сотрудничество уязвимым: юань укрепил свои позиции, но системные каналы финансирования пока не открыты.
Отдельная тема — панда-бонды: несмотря на заметный интерес ряда крупных российских компаний к выпуску облигаций в юанях, китайский рынок и регуляторы не готовы принимать российских эмитентов. Нормативная база позволяет российским компаниям выходить на публичный долговой рынок Китая, но на практике с 2016 года успешное размещение состоялось лишь у «Русала».
Прогнозы и перспективы
Когда в 2022 году мы создавали российско-китайскую практику, запросы клиентов сводились к «лекционному курсу по Китаю» — правила игры, особенности рынка. Этот интерес начал быстро трансформироваться в реальные проекты: подавляющее большинство наших клиентов вскоре приступили к организации своего присутствия в Китае. Поначалу — в целях исследования рынка продаж своего товара и закупок материалов и оборудования, но уже в 2023 году мы увидели первые российские инвестиции в КНР, в основном через совместные предприятия с китайскими партнерами.
Профиль российских инвесторов выглядел предсказуемо, но показательно — нефтегаз, химическая промышленность, микроэлектроника и телеком. Внимание инвесторов из нефтегазовой и химической промышленности было сосредоточено на приобретении инфраструктуры для дистрибуции и сбыта, а инвесторы из индустрии телекома и микроэлектроники искали партнерства с китайскими разработчиками. В каждом случае российские клиенты настаивали на контрольном пакете акций, понимая, что без местных партнеров все же не обойтись. Миноритарные прямые инвестиции в китайскую экономику, судя по всему, пока не на повестке у крупного российского бизнеса.
С конца 2024 года наметилось встречное движение: в Россию начали приходить крупные китайские компании с целью создания совместных предприятий с российскими партнерами. Эти сделки, преимущественно в аграрном секторе и обрабатывающей промышленности, отличаются от исторических китайских инвестиций — вместо миноритарных инвестиций китайцы и россияне чаще пытаются создавать совместные предприятия на паритетных началах. Пока китайские инвесторы чаще приносят с собой технологии и рынки сбыта и реже — капитал, хотя в последнее время этот тренд начинает меняться.
В ближайшие пять лет мы ожидаем роста числа совместных предприятий в обеих странах, что должно открыть доступ к китайскому заемному финансированию. Традиционно банки КНР неохотно кредитуют иностранные компании, если у тех нет китайского акционера — такие сделки возможны скорее под крупные экспортные контракты, в то же время совместные предприятия с участием китайского капитала получают принципиально иные перспективы.
Также мы ожидаем открытия доступа российским компаниям на публичный долговой рынок Китая и рассчитываем на то, что вопрос с прямыми расчетами в юанях в итоге будет решен на системном уровне — как минимум посредством определения ряда финансовых институтов с обеих сторон, специализирующихся на этих операциях. Со временем КНР, вероятно, допустит российских игроков и в свой финансовый сектор. Политическое «стратегическое партнерство» постепенно должно перерасти в качественное инвестиционное сотрудничество.