Взятие "Онегина"
Премьера в Музыкальном театре им. Станиславского и Немировича-Данченко
приглашает Сергей Ходнев
Как-то ненавязчиво получилось, что главные московские оперные премьеры в этом сезоне, помимо прочего, носят не то элегический, не то бунтарский оттенок прощания с прошлым. Вот Большой театр "закрыл" новым "Евгением Онегиным" свой старинный спектакль 1944 года (и видимо, насовсем закрыл), а новым "Борисом Годуновым" — соответственно, величавого "Бориса" 1948 года (тут тоже сложно ручаться, что старый спектакль, хоть и отреставрированный недавно, в репертуаре сохранится). Но здесь острота еще относительно умеренная: что бы ни говорили о двух новых постановках, старые-то все-таки были сработаны не во времена Бакста, Бенуа и Головина; традиция традицией, однако же насчет непререкаемой и вневременной уместности культуры сталинского большого стиля на современной оперной сцене у многих наверняка есть, что называется, вопросы.
В Музыкальном театре им. Станиславского и Немировича-Данченко все иначе. Его очередная премьера, и премьера долгожданная,— тоже "Евгений Онегин", также означающий, по сути, ликвидацию более старой сценической версии. Острота здесь в том, что предыдущий "Онегин" Музтеатра — по возможности бережно, наподобие реликвии, сохранявшийся спектакль самого Станиславского. Тот самый, на котором действительно едва ли не воспитаны несколько поколений,— с лаконичной сценографией, приснопамятными колоннами и дотошнейшей режиссурой (ну, попробуем предположить, что за восемьдесят лет режиссура сохранилась в полном объеме).
Надо сказать, старый спектакль решили убрать из репертуара уже довольно давно — до реконструкции и до пожаров. И в тот момент одно это решение вызвало резонанс, по сравнению с которым одиночная реакция Галины Вишневской на "Онегина" в Большом театре — почти что шепот: артисты взялись охранять спектакль-реликвию так же решительно, как троянцы свой Палладиум, и почти с той же благочестивой мотивацией. Мол, этим спектаклем театр и держится.
Но за это время многое успело измениться, и не только в оргвопросах и в состоянии здания Музтеатра. Руководство театра все-таки проявило принципиальность и стало готовить новую постановку (режиссуру взял на себя Александр Титель), приводя вполне очевидные объяснения: не может спектакль сохраняться как новенький восемьдесят лет (особенно оперный), все равно нужна реставрация, иначе лет через десять-пятнадцать уж точно останется от него ссохшаяся, хотя и осанистая, мумия. Однако было взято за императив то соображение, что никакой "гражданской казни" над прежним новый "Онегин" учинить не должен и что уважительные аллюзии на язык, стиль и визуальный ряд старой постановки должны быть очевидны. Премьеру намечали на 2005 год (то есть на открытие театра после реконструкции), но пожар внес в эти планы существенные коррективы. Именно из-за этого переноса имя художника в списке постановочной команды взято в траурную рамку: "Онегин" фактически стал последней работой Давида Боровского, что поневоле придает спектаклю новую мемориальность. С другой стороны, за истекшее время в театре успели подрасти новые перспективные солисты, от которых вполне можно ждать, что они тоже сыграют существенную роль в успехе спектакля. Например, обещанные в премьерном составе сопрано Наталья Мурадымова и тенор Алексей Долгов, которые замечательно показали себя в одной из недавних работ Александра Тителя — награжденной аж тремя "Золотыми масками" опере Моцарта "Так поступают все женщины".
Музыкальный театр им. К. Станиславского и В. Немировича-Данченко, 27 и 29 апреля, 19.00