Китайско-польская граница

В Доме кино проходит XVI Фестиваль нового польского кино. Комментирует МИХАИЛ ТРОФИМЕНКОВ.

       Велико искушение любой фестиваль польского, итальянского или, к примеру, немецкого, кино комментировать с плачущей интонацией, чем я много лет и занимался. Дескать, у них была великая эпоха, а теперь национальная киношкола сдулась, забыла о вечном, разменяла себя на пустяки. Все так. Но от стенаний шедевры не появятся, так что лучше попытаться зафиксировать какие-то объективные тенденции, которые, дай бог, постепенно накапливаясь, дадут когда-нибудь яркие результаты. И первое, что замечаешь на фестивале нового польского кино, — его интернационализация. Из шести новых фильмов, представленных в Доме кино, три космополитичны. Так, дамскую комедию о злоключениях некой Юдыты "Я вам еще покажу!" (Ia wam pokaze! 2006) поставил Денис Делич, уроженец Загреба.
       Самый экзотический из этих трех фильмов — "Любовники года тигра" (Kochankowie roku tygrysa, 2005) Яцека Бромски: совместная постановка с Китаем, польским продюсером которой выступил автор незабвенного "Ва-банк" Юлиуш Махульски. Этакая попытка сделать евразийский Голливуд. А поскольку общей границы у Польши с Китаем пока нет, придуман эффектный, хотя и впитавший в себя множество стереотипов жанрового кино, сюжетный ход. Накануне Первой мировой войны два ссыльных поляка бегут из сибирской ссылки. Тайга, смертельно опасная переправа через Амур, спасение одного из беглецов китайцем-охотником. Опасаясь пыла галантного пана, он переодевает, совсем как мексиканский крестьянин из "Великолепной семерки", свою 16-летнюю дочь, но в истории кино нет примеров, чтобы такой гендерный камуфляж хоть кого-нибудь ввел в заблуждение. Нормальное зрелище, в одночасье увеличивающее потенциальную аудиторию фильма этак на полтора миллиарда зрителей.
       Самый же оригинальный, хотя и посвящен он донельзя опошленной и заболтанной теме холокоста, фильм — "Путешествие Нины" (Podroz Niny, 2005) Лены Эйнхорн. Режиссер — шведка, да не совсем: ее мама Нина Эйнхорн в свое время чудом выжила в варшавском гетто. Она комментирует, сдержанно, спокойно, не без неожиданной иронии, собственную юность, инсценированную на экране: такой вот странный кинематографический объект, зависший в зоне между fiction и non-fiction. А юность в гетто оказывается удивительно похожей на любую другую юность: семейные размолвки, школьные успехи, первая влюбленность. Только вот окружающие героиню персонажи почему-то один за другим исчезают навсегда.
       Многообещающе с точки зрения развития традиций польской психологической драмы выглядит "Стыд" (Wstyd, 2006) Петра Матвейчика: история погруженного в депрессию вдовца, его 14-летней дочери, провоцирующей своего учителя музыки, и друга семьи, следящего за ее поспешным созреванием.
       Интересна и эволюция других традиционных мотивов "польской школы". Например, темы католицизма, придававшей мистическую мощь шедеврам Анджея Вайды и Ежи Кавалеровича. "Судебный исполнитель" (Komornik, 2005) Феликса Фалька, в общем, фильм о чуде: чуде пробуждения совести в безжалостном чиновнике, готовом во исполнение судебного решения конфисковать даже статую Богоматери. Но чудо это пересказано столь топорно, почти пародийно, что заставляет пожалеть о временах, когда католическая составляющая, как в "Пепле и алмазе" (1958) Анджея Вайды, пряталась в подсознании.

Картина дня

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...