Перевыполнение аэроплана

В "Эскадрилье 'Лафайет'" за самолетами не видно людей

премьера кино

Сегодня на наши экраны выходит "Эскадрилья 'Лафайет'" (Flyboys) — учебное пособие по истории первой мировой войны, из которого можно почерпнуть сведения о том, как французские пилоты научили американских летать. Никаких новых фигур высшего режиссерского пилотажа не увидела в фильме ЛИДИЯ Ъ-МАСЛОВА.

Ценность, которую представляет "Эскадрилья 'Лафайет'", можно определить не как художественную, а скорее как музейную: любознательному зрителю предоставляется возможность разглядеть, на чем летали в первую мировую, во что одевались, что пили и ели. По подлинным образцам воссозданы "этажерки", считавшиеся самолетами, но конструкционно больше приближавшиеся к воздушным змеям, и пошиты голубые мундиры аутентичного оттенка из какой-то специальной шерсти, которая сейчас производится только в одном месте на земле. Жалко только, что эта эксклюзивная форма надета, как это водится в музеях, не на живых людей с неровностями характера, а на гладкие пластмассовые манекены, символизирующие романтическое представление о бравом летчике-герое, красавце и удальце.

Получается не эскадрилья "Лафайет", а прямо какая-то галерея парадных портретов. Под эту чисто символическую задачу подобраны и молодые, еще мало известные актеры на роли американских добровольцев, записавшихся во французскую эскадрилью. Чтобы они не выглядели просто самоубийцами или отмороженными камикадзе, для них придуман сценаристами некий ассортимент побудительных причин, плохо запоминающихся в силу общей психологической неполноценности фильма, эффектно и подробно показывающего, что происходит между людьми в небе, но пренебрежительно взирающего свысока на земные разборки, которые сводятся к стереотипному набору. Типичный пример — судьба чернокожего эмигранта, которого в Америке дискриминировали, а в Париже позволили стать боксером, и в благодарность он теперь готов отдать жизнь за демократичную Францию. Упертые же соотечественники пытаются дискриминировать его и на французской земле: один белый расист наотрез отказывается сожительствовать с негром при расселении добровольцев по комнатам старинного замка, который служит им казармой.

Драматургически "Эскадрилья" раскладывается на три составные части: умело сымитированные на компьютере полеты, плюс кабак, где решаются вопросы нравственного и этического порядка, плюс американо-французские отношения, в которых не все гладко, но интернационализм побеждает. Жан Рено в роли французского капитана притворяется бездушным чучелом противного лягушатника, однако, как и все неприятные поначалу личности в таких фильмах, в конце он проявит себя как отец родной по отношению к иностранным легионерам, от которых он в начале тщетно пытается добиться хоть бельмеса по-французски, а в середине параноидально пытается выявить среди них немецкого шпиона. Имеется, естественно, и француженка, в которую влюбляется один из пилотов — сначала они катаются на самолете, а потом, прислонившись к толстому дереву под дождем, с трудом просовывают сквозь языковой барьер неуклюжие реплики, суть которых сводится к тому, что, с одной стороны, в сложившейся обстановке не до любви, но, с другой, впрочем, пуркуа бы и не па.

Жалкие потуги внести в жизнеописание летчиков толику неоднозначности упираются в необходимость все равно вырулить к позитиву: если в эскадрилью героев затесывается трус, то лишь для того, чтобы показать, как он свою трусость преодолевает, а когда случается некрасивый инцидент с покражей денег, за которую провинившегося хотят отстранить от полетов, то, посовещавшись, решают воришку все же простить с аргументацией: "Пусть он взял чужой бумажник, но зато мы можем доверить ему свои жизни". Ну и, разумеется, давший вначале маху расист в итоге распивает со спасшим ему жизнь великодушным негром завалявшийся в замковых погребах коллекционный лафит и бьет себя в грудь, обещая никогда больше не задаваться. В общем, подобные эпизоды, симулирующие какие-то отношения, выглядят тонкой и несъедобной соединительной тканью в толще мяса, которым являются, конечно же, воздушные бои. Самый наваристый кусок — сражение с шедевром немецкой военной промышленности цеппелином, вокруг которого французские самолетики напрасно суетятся, как мухи вокруг гиппопотама, пока один подбитый пилот не предвосхищает подвиг Героя Советского Союза Н. Ф. Гастелло, направив свою "этажерку" на немецкий дирижабль. После столь убедительного триумфа духа над железякой остается только приделать к хвосту постскриптум о тех, кому погибшие товарищи приказали жить долго и по возможности счастливо или хотя бы богато — например, про того, который крутил с француженкой, найти ее после войны так и не смог, зато утешился, построив себе самое большое ранчо в Техасе.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...