Островной закон

"Власть" продолжает публикацию репортажей из приграничных областей России и сопредельных районов соседних стран*. Корреспондент "Власти" Борис Волхонский побывал на Южных Курилах и попытался выяснить, кто там чувствует себя, как дома.

"Гнать их надо было за Хоккайдо!"

       — Хотите побывать на Курилах? — спросил встречавший меня в аэропорту Южно-Сахалинска сотрудник пресс-центра обладминистрации.— Уж не знаю, как у вас это получится.
       — А что такое? — испугался я.— По расписанию самолеты летают чуть ли не каждый день.
       — По расписанию они, может, и летают, а на деле между предпоследним и последним рейсами прошло две недели. Вот сейчас губернатор Иван Малахов вместе с министром образования Андреем Фурсенко отправились на Шикотан открывать лучшую в области школу, так мы не знаем, как их оттуда вернуть — погода нелетная. Так что плывите лучше теплоходом. Стопроцентной гарантии, что доберетесь, опять-таки нет. Бывает и так, что теплоход приходит в порт, а пассажиров высадить не может — волна мешает. Но все-таки надежнее.
       До ближайшего рейса теплохода "Игорь Фархутдинов" было трое суток, и я начал осваиваться на Южном Сахалине. О том, что в течение 40 лет (с 1905 по 1945 год) эта территория находилась под властью Японии, тут мало что напоминает. Людей, помнящих времена японцев, на юге Сахалина почти нет. Большинство нынешнего населения приехало сюда после 1945 года. За несколько дней мне встретился только один человек, живущий на Сахалине с конца 30-х годов. Его семья жила в Александровске-Сахалинском, бывшем тогда административным центром советской части острова. После 1945 года семья переехала на юг.
       — Это звери! — сообщил он мне.— Вот нам говорят, какие они аккуратные. А я помню: у них было консульство в Александровске, так они весь свой мусор просто перебрасывали через забор. А потом, до того, как их выселили с Сахалина, здесь, в Южно-Сахалинске, каждое утро находили трупы наших военных с ножом в спине. Рядовых они не трогали, а охотились за теми, кто с лычками или лучше со звездочками.
       Представители официальных структур были более сдержанны, но недовольство соседями тоже выражали. Мой собеседник, сотрудник обладминистрации, согласившийся говорить на условиях анонимности, прямо заявил:
       — Японцы не просто сами не желают ничего вкладывать в развитие экономики Курил, но и всячески мешают притоку инвестиций из других источников. Они заявляют: сначала надо решить проблему территории, потом заключить мирный договор, и только потом будем говорить о сотрудничестве. При этом с Сахалином они сотрудничать готовы. Куда им деваться — сахалинские нефтегазовые проекты для них жизненно важны.
       — А какие настроения сейчас у жителей Курил? — спросил я у ведущего специалиста управления по связям с Японией Сахалинской области Николая Вишневского.— Помните, в перестроечные времена была такая шутка: на Сахалине провели референдум, и все единогласно высказались за присоединение к Японии. Москва спрашивает: "Неужели никого против?" А сахалинцы отвечают: "Ну как никого — японцы против".
       Вишневский смеется:
       — Где-то в 90-е годы подобные настроения были. Но не в том смысле, чтобы жить под Японией, а просто многие жители Шикотана говорили: скорее бы уж острова отдали, мы бы получили компенсацию и переехали на материк. Сейчас этого практичёески нет — жизнь налаживается, на Курилах хорошие зарплаты. А тем более на Сахалине: тут зарплата в $3-4 тыс. для квалифицированных специалистов не редкость.
       Примерно то же самое говорил и другой мой собеседник из обладминистрации:
       — Вот на Итурупе открылся крупнейший в России рыбоперерабатывающий комбинат. А что это значит? Значит, у людей появляется работа, зарплата, развивается социально-бытовая сфера. В итоге отток людей с Курил прекратился, а многие из тех, кто уехал раньше, потихоньку возвращаются. Знаете, мы, сахалинцы, часто жалуемся, что Москва про нас забыла. А для курильчан "большая земля" — это Сахалин, и они точно так же жалуются на нас. А между тем многие из них имеют квартиры в Москве и Питере, а японских машин там раза в полтора больше, чем населения. И при этом на Кунашире ни одной заправки.
       — И как же они обходятся?
       — Ну, я вам этого не говорил, но все машины работают на дизельном топливе, и на дизеле же работают электростанции. Выводы делайте сами. Когда топливо кончается, они организуют волну протестов: мол, замерзаем. Ну им и подкинут.
       — А за счет чего у них такие высокие доходы?
       — За счет браконьерства,— без тени сомнения сказал мой собеседник.
       Накануне моего отплытия в Южно-Курильск в Южно-Сахалинске состоялось важное мероприятие — торжества по случаю 61-й годовщины окончания второй мировой войны и освобождения Южного Сахалина и Курил.
       С утра под бодрые звуки песен военных и первых послевоенных лет на площади перед мемориалом героям стали собираться празднично одетые люди разного возраста. В первых рядах рядом с губернатором Иваном Малаховым (ему удалось-таки вовремя вернуться с Шикотана) и другими высшими гражданскими чиновниками и военными стояли ветераны и представители молодежного крыла "Единой России". Чуть поодаль, за ограждением — военные и казаки. На дальнем краю площади — представители оппозиции: ЛДПР, коммунисты и какие-то маргинальные патриоты под черно-желто-белыми знаменами.
       Спрашивать участников митинга, что они думают о территориальной принадлежности Южных Курил, было бессмысленно. Общее мнение выразил один из ветеранов:
        — Гнать их надо было за Хоккайдо! Никакой территориальной проблемы не было бы.
       

"На поражение никто не собирался стрелять"

       Когда смотришь на карту, расстояние от Сахалина до Южных Курил кажется совсем небольшим. Однако теплоход "Игорь Фархутдинов", на который я погрузился в порту Корсаков, добирается туда почти двое суток. Объясняется это просто: расстояние от Корсакова до Курильска или Южно-Курильска — миль 200-250. Крейсерская скорость теплохода — 14 узлов. Первый перегон он преодолевает за 18 часов. Зато потом часами простаивает в каждом порту: "Игорь Фархутдинов" — самое надежное средство связи Курил с "большой землей", и везет он не только пассажиров, но и большое количество грузов.
       Утром третьего дня на горизонте показался остров Кунашир и поселок Южно-Курильск — центр Южно-Курильского административного района и главная цель моего путешествия. Теплоход встал на рейде примерно в миле от берега, и к нему пришвартовался плашкоут — небольшое судно, служащее для доставки пассажиров и грузов на берег. Волны не было, и мы благополучно сошли на берег. Молоденький старший лейтенант, уронивший в воду свою темно-зеленую фуражку, проверил мои документы.
       — А пропуск? — спросил он.
       — Ваше командование обещало позвонить и предупредить,— честно доложил я, и это была чистая правда. В день отплытия в обладминистрации сообщили, что поставили в известность начальство областного управления Федеральной погранслужбы, а те должны были позвонить на заставу.
       — Ничего не знаю, меня никто не предупреждал,— строго заметил старший лейтенант и сунул мой паспорт в карман.— Вы идите, селитесь в гостиницу. Потом приходите на заставу — может быть, к тому времени выяснится, что все в порядке.
       По пути в гостиницу я понял, что автомобиль (желательно внедорожник) на Курилах — насущная необходимость. Грунтовые дороги все в ямах и ухабах. Поселок стоит на невысоком холме, и, продираясь коротким путем сквозь бурно разросшиеся лопухи, я сильно пожалел, что пошел пешком.
       Повсюду моему взору открывалась картина запустения. Вдоль берега — ржавые остовы затонувших кораблей. Дома — двухэтажные деревянные или бетонные бараки, некоторые — с обвалившимися крышами и выбитыми стеклами (это до сих пор не устраненные последствия землетрясения 1994 года). Гостиница также располагалась в двухэтажном здании барачного типа. Номер, впрочем, оказался вполне уютным.
       — Горячей воды пока нет,— предупредила администратор, которую ничуть не смутило отсутствие паспорта, выдавая ключи.— Котел починили, а солярки нет. Может, завтра завезут.
       Когда я пришел на заставу, выяснилось, что о моем приезде из Южно-Сахалинска никто не сообщал.
       — Придется составлять протокол об административном правонарушении,— вздохнул старший лейтенант.— А потом вам еще надо ехать в штаб отряда (это в 7,5 км отсюда) для разбирательства. Там решат, как вас наказывать.
       — Надо так надо,— безропотно согласился я.— А такси на Кунашире есть?
       — Есть,— усмехнулся он.— Обойдется вам рублей в 600.
       В части ко мне отнеслись вполне милостиво. Начальник штаба, правда, хотел выписать штраф в 500 руб., но потом заменил его на административное предупреждение. Мне выдали пропуск на пять дней, годный для въезда в Южно-Курильский район (т. е. в том числе на Шикотан, но не на Итуруп). Один из старших офицеров даже согласился побеседовать об отношениях с Японией, но попросил не называть его имени.
       Разговор, естественно, вертелся вокруг самой горячей темы — задержания в конце августа российскими пограничниками японской шхуны, в ходе которого один из рыбаков был убит шальной пулей.
       — Ну что вы хотите! — сказал офицер.— Конечно, это очень печальное событие. Но капитан сам виноват. Мы их сколько раз предупреждали, а они все продолжали нарушать границу. Зато теперь японские пограничники сами стали следить за тем, чтобы никто не входил в наши воды.
       — При задержании нельзя было обойтись без стрельбы?
       — На поражение никто не собирался стрелять. Стреляли по борту, но была сильная качка, и несчастный попал под пулю.
       Солдаты, с которыми я общался в ожидании разбирательства моего дела, рассказали, как произошло задержание:
       — Пограничники вышли в море не на боевом корабле, а на рыболовном судне, на которое поставили мощный двигатель. Так что японцы на него просто не обратили внимания и подпустили к себе — ну рыбаки и рыбаки. А когда поняли, было уже поздно.
       — Зато задержали — теперь будут знать,— сказал другой, и я понял, что политико-воспитательная работа в части поставлена на должном уровне.
       

"Мы живем своей жизнью, Москва — своей"

       В том, что браконьерство для местных жителей — занятие самое обычное, я убедился очень скоро. В начале осени на нерест идет горбуша, и вода в реках и речках буквально вскипает от множества рыбы. Там, где на пути идущей на нерест рыбы возникают естественные или искусственные препятствия, рыба останавливается, и местные жители ловят ее руками или при помощи простейших приспособлений. Практически в каждой подвозившей меня попутке в багажнике стоял таз или большое ведро, наполненное рыбой (берут исключительно самок с икрой).
       — Так как все-таки бороться с браконьерством? — спрашивал я всех своих собеседников.
       — Сахалинцам и курильчанам очень трудно объяснить, что то, чем они занимаются,— это браконьерство,— говорил мне собеседник из сахалинской обладминистрации.— Это примерно то же самое, как сказать жителям Подмосковья, что они не имеют права собирать в лесу грибы и ягоды.
       — Положить конец браконьерству могло бы совместное использование биоресурсов моря и создание единого органа по контролю за ними,— считает директор муниципального предприятия "Курило-японский центр" Валентин Сморчков.— И это способствовало бы не только сохранению ресурсов, но и их пополнению. А ведь наши ресурсы — это не только рыба, крабы, трепанги, морской гребешок. Главное наше богатство — бурые водоросли. Здесь их 219 видов, и это ценнейшее сырье для получения исключительно полезных лекарств и биодобавок.
       Это правда: берега Кунашира буквально завалены ламинарией, называемой в народе "морской капустой".
       — Зачем нам, к примеру, закупать йодомарин в Германии, если наши запасы позволяют обеспечить не только внутренние потребности, но и производить йодосодержащие препараты на экспорт? — продолжал Сморчков.— А капиталовложения нужны не очень большие — модульный завод обойдется в $1,5-2 млн. Я писал письма и президенту Путину, и первому вице-премьеру Медведеву, но ответа так и не получил. Создается впечатление, что мы живем своей жизнью, а Москва — своей.
       Жизнь на Курилах действительно совершенно особая. Это странное сочетание высоких доходов и абсолютной бытовой неустроенности на фоне дикой и первозданной природы. Сопки, вулканы, пышная растительность — здесь удивительным образом встречаются тайга и субтропики. А там, где живут люди,— полуразвалившиеся бараки, ржавые остовы кораблей, свалки металлолома и кладбища автомобилей на берегу. И мощные японские джипы почти у каждого жителя.
       — Как же так: на машины жители деньги тратят, а жилье не строится? — спросил я главу администрации Южно-Курильского района Геннадия Добрусина.— Я даже не говорю о бараках, которые остались с 40-50-х годов. Новые дома тоже смотрятся времянками.
       — Машина тут не предмет роскоши,— ответил он.— А дома строить здесь раза в два дороже, чем на континенте.
       — Это правда, что многие курильчане имеют квартиры в Москве и Питере?
       — Нет, в Москве и Питере — единицы. А вот в Центральной России, в таких городах, как Белгород, многие. Просто у нас очень невыгодное сочетание высокой себестоимости и низкой рыночной цены.
       Несмотря на это, многие из тех, кто уехал с Курил в 90-е годы, сейчас возвращаются. Владимир, один из моих попутчиков в передвижениях по Кунаширу, рассказал:
       — Я много странствовал по континенту. Жил и в Приморье, и в Сибири, и в Крыму. Но вернулся сюда. Почему? Родина есть родина. Считайте, соскучился по тайфунам.
       — Но здесь все так неблагоустроенно! Даже бывшее здание администрации, разрушенное в 1994 году, восстанавливать не стали, а администрация перебралась в какой-то сарай.
       — В 90-е годы ходили разговоры, что острова вот-вот отдадут, так что никто ничего восстанавливать не хотел. А деньги, которые выделили на восстановление после землетрясения, либо разворовали, либо ухлопали на такие проекты, которые никому не нужны. Вы не были в поселке Головнино? Это в 50 км от Южно-Курильска, на самом юге Кунашира. Там построили такой мост, что по нему можно хоть железнодорожные составы гонять. А соединяет он поселок с двумя рыбацкими станами, где постоянного населения вообще нет. Теперь вот много говорят про Курильскую программу. А мы не верим — ее тоже разворуют. На самом деле на Кунашире главная проблема в том, что тут нет ни одного градообразующего предприятия.
       --- Вы говорите: в середине 90-х ходили разговоры о том, что острова отдадут. Но сейчас вроде бы об этом речь не идет.
       — Ну люди понемногу и возвращаются. Я вот вернулся. А обе мои дочери — курильчанки уже в третьем поколении. Так что нам уезжать отсюда было бы очень тяжело.
       

"Лавров ляпнул, а банк вернул нам документы на кредит"

       На Шикотане градообразующее предприятие есть — это рыбокомбинат "Островной". Его руководители, замгендиректора Евгений Талалаев и коммерческий директор Михаил Тихонов (оба, кстати, москвичи), провели меня по цехам.
       — Шесть лет назад здесь практически ничего не было — после землетрясения Шикотан вообще называли "курильской преисподней". А сейчас сами видите: современное оборудование, люди имеют работу, получают хорошую зарплату. Например, на ручной разделке рыбы и на погрузке в прошлом году заработки составили свыше 30 тыс. руб. в месяц чистыми — за вычетом налогов, денег на дорогу, платы за проживание и питание. А в среднем около 15 тыс. руб. Мы и дорогу строим, и жилье. Наша ТЭЦ снабжает электроэнергией поселок.
       — А поселок платит?
       — Долги у них перед нами огромные, и по закону мы вполне могли бы им отключить электричество. Но как мы это сделаем? Там живут наши работники, в детсад ходят их дети, а в поликлинике мы и сами лечимся.
       — Вы вкладываетесь в производство и в социальную сферу, а потом остров отдадут японцам, и все!
       — Сейчас вряд ли, а вот два года назад нас это коснулось напрямую. Лавров (глава МИД РФ Сергей Лавров.— "Власть") ляпнул что-то про готовность вернуться к декларации 1956 года. А мы как раз подали в банк документы на получение кредита. Так банк вернул их нам без объяснений.
       Вернувшись в Южно-Сахалинск, я встретился с главой областного комитета международных связей Вадимом Рокотовым.
       — Вам не кажется, что мы по отношению к Курилам ведем себя как собака на сене? — прямо спросил я.
       — Мы возлагаем огромные надежды на федеральную Курильскую программу, принятую в этом году. Наверное, за последние годы ни один российский регион не получал такого финансирования из центра: 18 млрд руб.
       Если в ходе реализации программы будут решены три главные задачи — удешевлена электроэнергия, налажен транспорт и социально-бытовая сфера,— это уже будет огромным успехом. Я против того, чтобы из бюджета финансировался частный бизнес, но бизнесу надо создать условия. Уже сейчас есть огромное число туристических фирм, готовых вкладывать деньги в инфраструктуру туризма. Сейчас чуть ли не единственным средством сообщения остается один-единственный теплоход. Типичный турист на Курилах — это бородатый дядька с рюкзаком за плечами, который ради местных красот готов не обращать внимания на бытовую неустроенность.
       — Дело ведь не только в бытовой неустроенности. Курилы никогда не станут местом пляжного туризма.
       — Есть множество богатых людей, которые уже были и в Анталье, и на пирамидах, и на Канарах, и хотели бы побывать на Курилах. Но так, чтобы, побродив целый день по лопухам, прийти в нормальную гостиницу и принять горячую ванну. Конечно, Курилы никогда не станут столь же популярными, как та же Турция, но если, скажем, в сезон с мая по октябрь на Итурупе побывает 10 тыс. человек и каждый оставит по 1 тыс. руб. в день, то для 5 тыс. населения Курильска это будет огромный дополнительный доход. И тогда люди перестанут чувствовать себя временщиками и откажутся жить в ветхих бараках, которые тут строили еще для первых переселенцев. Только нужно исключить риск того, что весь отпуск придется просидеть в аэропорту или морском порту. Это никуда не годится, что сегодня в курильских аэропортах приходится чуть ли не вручную разгонять туман и семафорить керосинками, чтобы самолеты могли приземлиться.
       — Вы верите в то, что это осуществится?
       — Я оптимист и уверен, что Курильские острова останутся частью России и жизнь там рано или поздно расцветет. Мы сегодня уже не те, что в начале 90-х, когда кое-кто предлагал отдать острова чуть ли не за миллион одноразовых шприцев. Но надо помнить, что сами курильчане Курилы не поднимут.
       
*Репортаж из Омской области и Казахстана см. в #28, из Благовещенска и Китая — в #30, из Калининградской области — в #32, из Абхазии — в #34, из Псковской области и Эстонии — в #36, из Северной Осетии — в #38.
       

Как делили Сахалин и Курилы Япония и Россия установили отношения в 1855 году, подписав Трактат о дружбе и торговле. По этому договору граница проходила между островами Итуруп и Уруп. Таким образом, острова Итуруп, Кунашир, Шикотан и гряда Хабомаи попали под юрисдикцию Японии. Сахалин остался неразделенным и был признан местом проживания народов обеих стран. Выйти из полноэкранного режима Развернуть на весь экран В 1875 году по Санкт-Петербургскому трактату Россия получила право владения островом Сахалин в обмен на все Курильские острова к северу от Урупа. Такое положение сохранялось до русско-японской войны 1904-1905 годов, которую Россия проиграла. По Портсмутскому мирному договору, России пришлось уступить Японии южную часть Сахалина. По Ялтинскому соглашению, подписанному 11 февраля 1945 года лидерами СССР, США и Великобритании, Советский Союз согласился вступить в войну против Японии на стороне союзников с условием, что ему будет возвращена южная часть Сахалина и переданы Курильские острова. Япония капитулировала 2 сентября 1945 года, признав Потсдамскую декларацию союзников от 26 июля 1945 года, в которой, в частности, был пункт о том, что территория Японии будет ограничена островами Хонсю, Хоккайдо, Кюсю, Сикоку и менее крупными островами, которые определят страны-победители. В 1951 году Япония подписала Сан-Францисский мирный договор, по которому она отказалась от претензий на южную часть Сахалина и на Курилы. Однако Япония отказалась признавать острова Итуруп, Кунашир, Шикотан и Хабомаи частью Курильской гряды, настаивая на том, что это исконно японская территория. СССР не подписал Сан-Францисский договор; переговоры с Японией продолжились. 19 октября 1956 года была подписана Совместная декларация. Были восстановлены дипотношения и возобновлены переговоры о заключении мирного договора. В декларации определено, что после заключения мирного договора острова Шикотан и Хабомаи будут переданы Японии. 18 апреля 1991 года в ходе визита президента СССР Михаила Горбачева в Японию было подписано совместно заявление, признающее наличие территориальной проблемы. В 1993 году в ходе визита в Японию президента РФ Бориса Ельцина была подписана Токийская декларация, в которой отмечено, что стороны "провели серьезные переговоры о принадлежности островов". 13 ноября 1998 года президент Ельцин и премьер-министр Японии Кейдзо Обути подписали Московскую декларацию, в которой сроком заключения мирного договора назывался 2000 год. В сентябре 2000 года и в марте 2001 года президент России Владимир Путин встречался с премьером Иосиро Мори. Декларация 1956 года была признана "базовым юридическим документом". 10 января 2003 года Путин и премьер Дзюнъитиро Коидзуми подписали совместный план действий, подводящий предварительный итог переговорам по мирному договору. 14 ноября 2004 года глава МИД РФ Сергей Лавров заявил, что Москва признает Декларацию 1956 года, в которой содержится положение о возможной передаче Японии островов Шикотан и Хабомаи. Однако 27 сентября 2005 года президент Путин заявил об островах: "Они находятся под суверенитетом Российской Федерации, и в этой части мы ничего не собираемся обсуждать". МАРИЯ ВОЛХОНСКАЯ Что такое Федеральная Курильская программа Федеральная целевая программа "Социально-экономическое развитие Курильских островов (Сахалинская область) на 2007-2015 годы" была одобрена постановлением правительства РФ #478 от 9 августа 2006 года. Основная цель программы — "создание условий для устойчивого социально-экономического развития Курильских островов с обеспечением бюджетной самодостаточности и интеграции их экономической системы с экономическими системами Российской Федерации и Азиатско-Тихоокеанского региона". В результате реализации программы ее разработчики надеются, среди прочего, добиться следующих результатов: увеличить натуральные показатели эффективности рыбопромышленного комплекса в два раза, а финансовые показатели — в два с половиной раза; увеличить ресурсную базу водных биоресурсов региона в два раза, в частности за счет создания сети заводов по искусственному воспроизводству лососевых; снизить стоимость электро- и теплоэнергии в полтора раза и увеличить производство электроэнергии на 30%; увеличить пассажиро- и грузооборот более чем в два раза. На все это предполагается потратить 17941,7 млн руб., из которых 79,2% выделит федеральный бюджет и 6% — бюджет Сахалинской области. Остальные средства планируется привлечь из внебюджетных источников. Интенсивный курс русско-японского Корреспондент "Власти" Мария Волхонская, посетившая север острова Хоккайдо, убедилась, что нежелание японцев отказаться от идеи возвращения "северных территорий" не мешает россиянам осваивать Японию. "Хоппоредо — исконно японская земля" В Японию меня и еще четверых студентов, изучающих японский язык, пригласила Молодежная палата Японии — организация, занимающаяся различными программами от охраны окружающей среды до развития культурных связей с Россией. Помимо обязательных для таких поездок современной и древней столиц — Токио и Киото, в программе значился и городок Немуро на северо-востоке острова Хоккайдо. Немуро на первый взгляд ничем не примечателен. Маленький город на побережье Тихого океана, где продают устриц и где можно встретить множество русских рыбаков, привозящих сюда свой улов. Ни небоскребов, роскошных отелей или императорского дворца, как в Токио, ни древних храмов или гейш, как в Киото. Наверное, не всякий японец сразу вспомнит, где именно находится Немуро. А между тем этот город имеет большое значение для российско-японских отношений. Ведь от мыса, на котором он стоит, рукой подать до гряды Хабомаи. Дорога на север Хоккайдо — по японским меркам узкая, но с практически идеальным асфальтовым покрытием — пролегала через зеленые поля, на которых сено было уложено в форме ровных цилиндров и паслись тучные коровы, дающие лучшее в Японии молоко. И вот мы у цели. Первая остановка — гостиница с вывеской на русском языке "Гранд отель". Обстановка внутри показалась родной: тусклый свет, ковер и краснолицый русский в тренировочном костюме, разговаривающий по телефону. Молодежная палата подошла к организации нашей поездки весьма основательно. Видимо, отчаявшись дождаться положительного решения проблемы "северных территорий" от нынешнего поколения российских политиков, японцы перенесли основное внимание на молодое поколение — на тех, кто может заняться ее решением в будущем. "Хоппоредо (северные территории) — исконно японская земля" — эта фраза повторялась на разные лады постоянно. Я обнаружила ее даже на упаковке бесплатных бумажных носовых платков. Вот, например, музей, который так и называется — Музей северных территорий. История заселения Курил, договоры между двумя странами, карты, макеты, современные фотографии — визит Михаила Горбачева в Японию, премьера Иосиро Мори в Россию и т. д. На картах названия четырех островов — Итурупа, Шикотана, Кунашира и Хабомаи — написаны не алфавитом, как полагается для иностранных названий, а иероглифами: Эторофу, Сикотан, Кунасири, Хабомаи, и обозначены как часть Японии. После осмотра музея господин Симидзу, курировавший нашу группу по линии Молодежной палаты, повез нас на побережье, откуда до Курил рукой подать. На берегу — столб с надписью: "Вернем наши северные территории". В хорошую погоду можно даже разглядеть крайний остров гряды Хабомаи (российское название — остров Танфильева). Но нам не повезло: погода была пасмурная. Симидзу-сан держался подчеркнуто корректно, не выходя за рамки положенной чиновнику формулировки: "Между нашими странами существует нерешенная проблема, и надо вместе думать, как ее решить". Что же касается простых японцев, то двух мнений на эту проблему мне слышать не приходилось. Несколько дней в Немуро мы прожили в японской семье. Глава семьи был настроен очень доброжелательно: постоянно улыбался и повторял, как он рад видеть нас у себя дома. Но как-то вечером дал волю чувствам: "Почему русские не уходят? У нас все права на эти острова. Когда же наши лидеры договорятся?" "Никто не заставлял сюда приезжать" Пока политики решают проблему северных территорий, наши соотечественники потихоньку осваивают Японию. Если спросить японца, какие они, русские, то первое, что он скажет: русские девушки очень красивые. И, вероятнее всего, добавит: русская, значит, хостесс. Хостесс — это девушка, в профессиональные обязанности которой входит составить компанию мужчине в баре, поговорить с ним, подлить как можно больше выпивки. Своего рода гейша — правда, без кимоно и гораздо дешевле. При этом работа хостесс (как, кстати, вопреки распространенному стереотипу, и работа гейши) вовсе не предполагает секса с клиентом. Моя знакомая Лена очень хотела поехать за границу. — Не скажу, что так уж сильно не люблю Россию, но делать мне там было совершенно нечего,— говорит она.— Владивосток — ужасный город. Особенно в последнее время. Экология просто никакая. Да и не только в этом дело. Какого-то образования у меня нет. Ну работала бы я там продавщицей, получала бы гроши. И что? Мы идем по токийскому парку Уэно, известному своим зоопарком и бродягами. До вечера еще далеко, и на Лене нет ни яркого макияжа, ни туфель на шпильке, ни вечернего платья. — Далеко не все японцы общаются с иностранцами,— рассказывает Лена.— Большая часть даже английского не знает. И об иностранцах судят исключительно шаблонно. Если американец — то некультурный грубый верзила, если русский — то пьяница, если русская — то девушка легко доступная. Теперь, когда мне иногда днем говорят, что я не похожа на русскую, я воспринимаю это как комплимент. — А как ты обходишься без знания языка? — Ну, базовым фразам все учатся сразу. А потом постепенно втягиваются. Я-то еще в России на курсы японского ходила. Так что мне легче. Хотя все равно иногда приходится общаться на смеси языков: английский, японский, язык жестов. И ведь понимают. — Устраивает тебя такая жизнь? — А что такого? Я же не проституткой работаю. Хотя и таких хватает. Конечно, свободы у нас не так много, зато деньги, которые нам платят, практически не тратим. Я уже много домой послала. Есть среди нас девушки, которые постоянно на жизнь жалуются, говорят, что в рабство продались. Но ведь никто не заставлял сюда приезжать. Работа как работа. Впрочем, контингент наших соотечественников в Японии не ограничивается одними хостесс. Тут много представителей самых разных профессий — программисты, переводчики, журналисты. Причем далеко не все владеют японским языком. Многие попали в страну случайно. Искали хоть какую-нибудь работу, а в итоге оказались в Японии. Программист Миша рассказывал, как после окончания института случайно наткнулся на объявление о поиске молодых талантов для обучения в Японии. И поехал доучиваться. А потом так там и остался. В России уже не был лет десять, но до сих пор считает, что приехал в Японию не навсегда: "Ни за что здесь не останусь! Так, пока работаю, а потом жизнь покажет". Он с женой и пятилетним сыном живет в крохотной квартирке в Токио, ездит на работу каждый день к восьми утра, по выходным ходит гулять в ближайший парк и смотрит фильмы на русском языке, скачанные из интернета. Как-то раз зашла я к ним в гости. Чашки с кофе и тарелки с блинами поставили прямо на пол. На полу же они и спят, достав из шкафа матрасы. Японско-русский стиль. — А что, мы привыкли,— говорит Мишина жена Аня.— На полу даже удобнее. Даже за компьютером так работаем. Единственное, что сын вот в школу пойдет скоро, надо будет ему стол для занятий обеспечить. — А вам не скучно? — К нам гости приходят. Знакомых у нас чуть ли не больше, чем там. Раньше каждые выходные куда-нибудь едем, что-нибудь смотрим, гуляем. Сейчас уже все знаем, неинтересно стало. Денег пока хватает. Зарплата у Миши гораздо выше, чем могла бы быть в России. — По дому не скучаете? — По дому? А что такое дом? Нет у нас его. Ни здесь, ни тем более там. Жители мира мы. А по России чего скучать? По березкам? Так вон в императорском дворце растет одна, из Нагано. Тоска нахлынула — можно на нее полюбоваться.