Любовь у финнов и сенегальцев

В Хельсинки продолжают танцевать

фестиваль танец

На 37-м Международном фестивале танца в Куопио (о его открытии Ъ писал 20 июня) взрослую аудиторию завоевывала Черная Африка, детскую — белое "Лебединое озеро". ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА примерила роль третейского судьи.

Фестиваль в Куопио, хоть и ориентирован на актуальное искусство, не забывает и о культурном наследии. Четыре года назад весь город наслаждался "белым" актом "Лебединого" в естественных декорациях — балет давали прямо на пристани, на берегу озера Каллавеси. Музыка Чайковского, белые ночи, зеленые острова, разбросанные по озерной синеве, превратили тот спектакль в волшебную сказку для взрослых.

В этом году сказку решили повторить в театре: финский хореограф Сами Сайкконен адаптировал "Лебединое озеро" для малышей. Резонно рассудив, что самое главное в старинном балете происходит на озере, он решительно избавился от прочих актов, придумав логичный сюжетный ход: некий отец-одиночка уходит в театр, но после "белого" акта вынужден вернуться к закапризничавшему сыночку. На сон грядущий папа рассказывает ему о балете, после чего ребенку снится кошмар про то, как он влюбился в лебеденка, а Злой Гений с подручными дементорами (привет вездесущему "Гарри Поттеру") чуть всех не угробил.

Вся конструкция укладывается в час, включая в виде образовательной программы фрагмент хрестоматийного балета. Академическая часть детского "Лебединого" в исполнении артистов Финской национальной оперы внимания не заслуживает: дюжина разнокалиберных лебедей, кукольная Одетта со славными ножками и деревянными ручками, благообразный Принц, сказочный злодей с перепончатыми крыльями, механический танец маленьких лебедей. Видно было, что танцовщицам так же скучно танцевать эти па, как детям есть по утрам опостылевшую овсянку. Но господин Сайкконен проявил милосердие к артистам и зрителям, купировав большой лебединый вальс заодно с адажио и вариацией Одетты.

После интермедии, в которой "папа" (его роль исполнял сам хореограф), нервно объясняясь по мобильнику, выбирался из зрительного зала, выходил на сцену и засовывал мальчика в кровать, началось то, ради чего и затевалась премьера. Синюшный свет залил сцену, сквозь музыку прорвался рев реактивного самолета, дементоры бесшумно заскользили по сцене, подменивший ребенка артист с физиономией линдгренского Малыша вывалился из кровати, Злой Гений с трехметровыми крыльями пронесся на тросе над публикой, и дети в зале тихо пискнули. Надо отдать должное хореографу — страшилки он поставил посильнее Льва Иванова. Особенно финальную драку на музыку знаменитой "Бури": дементоры мордуют и без того зачуханную Одетту, парнишка, истоптанный Злым Гением, вновь и вновь бросается на злодея, визжащая стая лебедиц пытается поучаствовать в схватке — словом, эпизод получился куда круче, чем какие-нибудь перекидные жете Принца и аттитюды загибающейся Одетты в академических труппах.

С лебедями финский хореограф тоже справился — не без помощи Матса Эка, лет 20 назад деромантизировавшего прекрасных птиц. В своем знаменитом "Лебедином" швед представил лебедей на берегу — переваливающихся, косолапых, беззащитных и трогательных. У господина Сайкконена лебедятки во главе с Одеттой выплывают на сцену на корточках, мелко семеня обутыми в желтые носочки "лапами", а поднявшись на ноги, с большим удовольствием вертят оттопыренными попками и взбрыкивают голенями, будто стряхивают воду. Но вот с любовной линией финн потерпел фиаско: он так и не придумал, что бы такого мог сделать ребенок с Одеттой, кроме подбрасывания ее в воздух от избытка чувств, перетаскивания с места на место и нежного потирания щечкой о щечку. Впрочем, бедности хореографии публика не заметила: дети были отвлечены дементорами, родители — детьми. В зале то и дело раздавались заглушенные всхлипы, так что можно считать, что со своей задачей хореограф справился — его сказку малыши точно не забудут.

Взрослым полагалась другая легенда — о неистощимых залежах танцевальных богатств Африки: вечер "Creative Africa" представлял лучших творцов Черного континента. "Лучших" из 98 претендентов определили во Франции этой весной на специальном конкурсе, и теперь победители совершают большое турне. Судя по работам, африканские хореографы серьезно изучили европейский рынок, пресытившийся экзотикой вроде ритуальных плясок или подражаний местной фауне. Но не все поняли, чего теперь хотят эти европейцы. Конголезец Орчи Нзаба в свой спектакль "Mona-Mambu-40`" на всякий случай напихал всего: и пародии на национальные танцы, и молитвенные плачи над костром, и валяние в муке, и обливание водой, и шуточные драки, и романтические монологи про Луну, произнесенные с такой безукоризненной (французской) фразировкой, что хоть сейчас на сцену Comedie Francaise. Спектакль изнурял, как привязчивый рыночный торговец, битый час втюхивающий тебе не одну туфту, так другую. И хотя французские законодатели мод на что-то все-таки купились, политкорректная финская публика проявила большее здравомыслие — пятерым взмыленным африканцам хлопали вежливо, но с нескрываемым облегчением.

Совсем иного качества работу представил сенегалец Анрейа Уамба. Его "Impro-vise_2" тоже не свободен от некоторой спекулятивности — спектакль о влюбленной паре бомжей, обитающих на городской помойке. Мужчина такой жизни не выдерживает и уходит — то ли в джунгли, то ли на тот свет, а верная женщина остается его ждать. Но недаром сам балетмейстер и его танцовщица Фату Сиссе прошли курс в парижском "Ателье" хореографа Каролин Карлсон. Какую роскошную они устроили помойку: залитую инфернальной синевой, с вздыбившимися скалами оберточной бумаги, с черными пропастями пустых ящиков — Аид, да и только! Какую фантастическую пластику продемонстрировали: он — могучий гигант с таким выразительным телом, что движение любой его мышцы само по себе уже танец; и она — длинношеяя и длинноногая, ломкая, отчаянная, экспрессивная клоунесса. Длиннот, которыми грешат большинство современных авторов, почти не было — достаточно разнообразные монологи и дуэты представляли жизнь любящих бедолаг во всем ее комизме и величии. Можно с большой долей уверенности предположить, что эти алмазы Африки, ограненные и отшлифованные в Париже, не вернутся в родные копи, а украсят собой какую-нибудь состоятельную страну, поддерживая в наивных европейцах веру в сказочный потенциал Черной Африки.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...