Книжные страсти
Опера Вольфганга Фортнера во Франкфуртской опере
Во Франкфурте поставили полузабытую оперу Вольфганга Фортнера «В своем саду любит Дон Перлимплин Белису» по пьесе Федерико Гарсиа Лорки. Как выяснилось, забыли ее зря. Рассказывает Алексей Мокроусов.
Фото: Barbara Aumuller / Oper Frankfurt
Фото: Barbara Aumuller / Oper Frankfurt
Фото: Barbara Aumuller / Oper Frankfurt
Фото: Barbara Aumuller / Oper Frankfurt
Фото: Barbara Aumuller / Oper Frankfurt
Фото: Barbara Aumuller / Oper Frankfurt
Фото: Barbara Aumuller / Oper Frankfurt
Фото: Barbara Aumuller / Oper Frankfurt
При желании либретто к опере «В своем саду любит Дон Перлимплин Белису» можно прочесть за двадцать минут, именно столько занимает знакомство с короткой пьесой Лорки, которая легла в ее основу. Опера идет один час пятнадцать минут — и не сказать, что они проходят мучительно.
Сюжет пьесы Лорки — в Советском Союзе ее перевели как «Любовь Дона Перлимплина» и убрали из подзаголовка слово «эротический» — слегка изменен, появились новые персонажи. Дон Перлимплин уже не старик, неудачно женившийся на молодой и сексуально ненасытной красавице, но почти ее ровесник, только несколько не от мира сего. Он погружен в книги, которые наполняют всю квартиру и при малейшем движении начинают сыпаться как орехи. Книжная мизансцена, открывающая оперу, задает ей шутливый тон, который уступает место трагедии. Хотя сам Перлимплин поначалу равнодушен к многочисленным любовникам жены, появляющимся уже в первую брачную ночь.
В отличие от пьесы, где о них только говорят, сцена полна людей: либретто обогащено небольшим хором, звучащим во Франкфурте в записи, а режиссура Доротеи Киршбаум — танцовщиками, что, впрочем, не лишает написанную в двенадцатитоновой системе оперу камерного характера и даже не делает ее оперой-балетом, притом что танцовщики вполне соответствуют замыслу самого Лорки — как музыкант и композитор, он и сам думал обогатить спектакль сонатами Скарлатти и танцевальными номерами.
Сама сцена Бокенхаймер-депо, где показывают «Дона Перлимплина»,— это второе здание Франкфуртской оперы,— может быть и безразмерной. Действие вынесено максимально близко к зрителю, художник Кристоф Фишер создает сюрреалистическое пространство: хотя в нем есть узнаваемые материальные элементы вроде дивана или балкона, это больше путешествие в подсознание главного героя.
Дон Перлимплин в исполнении баритона Себастьяна Гейера выглядит Дон Кихотом, неожиданно вышедшим из книжного запоя и обнаружившим, что чувство может быть не только абстрактным понятием, а вещью посильнее «Фауста» Гете, да и додекафония — необязательно засушенной, лишенной эмоционального тепла музыкой. Даже не верится, что в годы нацизма Фортнер публично критиковал Шёнберга, ведь более талантливого последователя его системы и не сыщешь. Под стать ему и франкфуртские постановщики. В режиссуре — ни одной лишней детали, мизансцены полны гармонии, словно перед нами история счастливой любви, а не изгнания из рая. Фишер придумал простую, но действенную метафору расширяющемуся сознанию героя: когда тот понимает, что мир чувств богаче мира книг, декорации разъезжаются на глазах. Это и катастрофа, и освобождение одновременно: прежнего порядка вещей нет, неустойчивость овладела миром, но одновременно книжник превращается в человека, пусть и в момент самоубийства. Кажется, в этот момент Белиса (Каролина Бенгтсон) начинает задумываться о чем-то важном, но ставки сделаны, игра окончена. Единственный, кто оплакивает Перлимплина,— его верная служанка Маркольфа (меццо-сопрано Каролина Макула), но изменить что-либо и ей не дано.
За пультом — специалист по сложным случаям Такэси Мориути (о том, как дирижер спасал родной оперный театр, заменив заболевшего певца, “Ъ” писал 22 апреля). Условия задачи непривычны — здесь и начинающийся с фарса и завершающийся кровавой драмой сюжет, и особый состав оркестра, куда введены клавесин, гитара, челеста и вибрафон; да и в ткань музыки вдруг вплетается пародия на колоратурные арии — мать Белисы во франкфуртской версии оказывается не просто разряженной по моде XVIII века дамой, но оперной певицей (колоратурное сопрано Анна Нехамес, как и остальные участники постановки, принадлежит к постоянной труппе франкфуртцев). В общем, в ряду многочисленных музыкальных переложений пьесы Лорки опера Фортнера занимает видное место.
Сам Фортнер (1907–1987) — мало кому известный в России классик немецкой музыки. В его наследии с десяток опер и балетов, включая «"Кармен" Бизе—Коллажи», написанные вместе с Вильфридом Штайнбренером по идее легендарного балетмейстера Джона Кранко. А среди многочисленных учеников — такие разноплановые авторы, как Ханс Вернер Хенце, Бернд Алоиз Циммерман и Вольфганг Рим и даже гуру видеоискусства Нам Джун Пайк. Фортнер стоял у истоков легендарных международных летних курсов новой музыки в Дармштадте, а во Фрайбурге в 1964 году основал Институт новой музыки; о его влиянии в той или иной степени могут говорить многие. Да и публика не внакладе: среди самых популярных послевоенных постановок немецкой сцены — опера Фортнера по другой пьесе Лорки, «Кровавой свадьбе».
В последний раз «Дона Перлимплина» ставили тридцать лет назад, хотя до этого играли часто — более двадцати постановок после премьеры 1962 года. Чем объяснить такую статистику, сразу и не скажешь — то ли публика консервативна, то ли интенданты трусливы, то ли хороших опер в мире стало слишком много.