премьера театр
В Центре драматургии и режиссуры под руководством Алексея Казанцева состоялась премьера спектакля "Пойдем, нас ждет машина" по пьесе Юрия Клавдиева, тольяттинца из группы драматургов, собранных Вадимом Левановым вокруг его центра современной пьесы. Рассказывает МАРИНА Ъ-ШИМАДИНА.
Похоже, Юрий Клавдиев стал в Москве драматургом месяца. В середине февраля на гастролях в Центре Мейерхольда побывал петербургский спектакль "Я, пулеметчик" по его пьесе, на днях в театре "Практика" состоялась премьера "Собирателя пуль" (см. Ъ от 26 февраля), а теперь имя тольяттинского самородка появилось и на афише Центра драматургии и режиссуры. Поставленная здесь пьеса "Пойдем, нас ждет машина" и похожа, и не похожа на "Собирателя пуль". В ней тоже идет речь о неудовлетворенных жизнью молодых людях: но на этот раз не о трудных подростках, а о двух вполне себе благополучных девицах, уставших от скучной работы, от тупых гулянок до потери памяти и бессмысленных разговоров о японском арт-хаусе. Спасение от однообразного существования они ищут в новых острых впечатлениях: одна мечтает прожить хотя бы один день как оторва-рецидивистка, другая и вовсе хочет свести счеты с жизнью, чтобы увидеть иные миры. Ищущие приключений себе на голову подруги, конечно, их находят и попадают в руки местных гопников, которые доходчиво объясняют зарвавшимся девушкам, что их призвание — макраме и вышивание крестиком.
В пьесе есть все, чем славится драматургия Юрия Клавдиева,— насилие, агрессия, узнаваемые реалии криминального провинциального города и плотный, насыщенный уличным жаргоном и матом язык. Но в отличие от "Собирателя пуль", в котором картина жизни трудного подростка складывалась из мозаики коротеньких сценок, из калейдоскопа брутальных, порою шокирующих зарисовок, новая пьеса более умозрительна. В ней драматург попытался сформулировать какие-то свои представления о жизни и свои претензии к ней и вложил эти рассуждения в уста двух молоденьких девушек. Но внимательно наблюдать и фиксировать действительность Юрий Клавдиев умеет лучше, чем разбираться в женской психологии. Если уличные эпизоды с участием тольяттинских бандитов звучат у него пугающе достоверно, то центральная сцена пьесы, представляющая собой бесконечно длинный и несуразный диалог, в котором девушки поминают всуе то Христа, то Эйнштейна, то скандинавскую мифологию, выглядит по меньшей мере неестественно. Во время спектакля кажется, что драматург решил поиздеваться над умственными способностями прекрасной половины человечества,— мол, знай женщина свое место и помалкивай, чтобы не было потом мучительно больно. Но заглянешь в пьесу — нет, там все серьезно. С юношеским, максималистским запалом автор пишет о тайном смысле жизни — "он есть, но мы просто не всегда догоняем", о необходимости переломить судьбу, вырваться из удушливого повседневного быта и мечтает о полной, ничем не ограниченной свободе.
Но режиссер Владимир Агеев, видимо, испугался этого романтического надрыва и поспешил прикрыть неприличный по нынешним временам пафос привычным уютным стебом. Он вывел на сцену старожила ЦДР Алексея Багдасарова и доверил ему роль ведущего. В исполнении этого невероятно обаятельного и органичного актера авторские ремарки вроде "Маша бьет Олега лицом об табурет. Зритель не должен этого видеть" превратились в небольшие комические интермедии, весьма оживляющие постановку. Но постепенно режиссер почему-то забыл про свою палочку-выручалочку, и всю вторую часть спектакля актеру пришлось молча провести на заднем плане, сидя на диковинном чудо-дереве, вероятно, символизирующем тот самый скандинавский мифологический ясень Игдразиль, листьями которого представляли себя девушки. Молодые актрисы Дарья Грачева и Алина Сергеева, похоже, и сами не понимали, всерьез они все это играют или прикалываются, поэтому выглядели абсолютно неубедительно.
В этом осторожном балансировании на полумерах и полурешениях потерялась и тема лесбийской любви, недвусмысленно заявленная в пьесе. Вместо того чтобы страстно целоваться друг с другом, девушки скромно чмокают в щеку вклинившегося между ними Алексея Багдасарова. С бодлеровскими "Цветами зла", звучащими между сценами, Владимир Агеев тоже перемудрил. Достаточно было врубить на полную катушку незабвенную "татушную" "Нас не догонят", и все бы стало на свои места.