Сегодня и завтра в Доме актера на Арбате журнал "Московский наблюдатель" представляет гостя из северной столицы. В Камерном зале дома петербургский актер Игорь Ларин сыграет моноспектакли "Вертинский. Исповедь барона" и "Мой первый друг..."
Ленинградская театральная "общественность" всегда была себе на уме. Большинство тамошних критиков умудрялось несколько лет как бы и не замечать Игоря Ларина, а уж в Москве года полтора назад о нем слыхом не слыхивали. Но после публикации статьи Бориса Тулинцева и триумфального, без преувеличений, успеха на престижном театральном смотре "Херсонесские игры" в Севастополе Ларин, как говорится, пошел нарасхват. Фестивали, надеющиеся заполучить его спектакли в свою афишу, уже выстроились в солидную очередь.
Вместе с несколькими молодыми актерами Ларин в свое время создал камерный театр "Особняк", а в одиночку он представляет театр "Монплезир" — "Мое удовольствие". Так называется небольшой летний дворец Петра Первого, выстроенный в Петергофе вдали от основных, роскошных дворцов, на берегу залива. Жуковский писал, что при воспоминании о "Монплезире" "душа наполнится огнем, и руки сами рвутся к лире". И отдельность, самостоятельность, и "рвущиеся к лире" руки — безусловные черты ларинских спектаклей.
В "Вертинском" Ларин словно выводит творчество великого Пьеро из шинели горьковского Барона. Из знакомых песен, обрывков цитат, из какого-то хлама, старомодных безделиц, отряхиваемых от пыли и нафталина, он реконструирует жизнь артиста и одновременно жизнь его поколения — жизнь ушедшую, а потому трогательную и нелепую одновременно.
В моноспектакле по воспоминаниям Пущина о Пушкине Ларин дерзко переосмысляет устойчивый миф о преданном "друге гения". Но делает это обаятельно и смешно, без разоблачительной хмури. Глумливо, но не зло. Состарившийся Иван Пущин, положивший жизнь на служение гражданским идеалам, по-прежнему не может смириться с тем, что его легкомысленный друг растратил жизнь на пустяки.
Театральные фантазии Игоря Ларина придуманы и исполнены актером виртуозно. В этих сценических видениях, внятных и ярких, нет и тени небрежности или презрения к деталям замысла. Спектакли отыгрываются как по нотам, причем партитура выверена до последнего знака. При этом Ларин меньше всего похож на холодного наблюдателя, тасующего и комбинирующего культурные сюжеты. Своих героев — и это не пустые слова — он любит. Поэтому даже насмешки его по сути своей лиричны, а за энергичностью на сцене видятся меланхолия и печаль. Что бы там ни говорили нынешние театральные мудрецы, один настоящий артист — это очень много.
РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ